Нередко научная карьера исследователя начинается с какой-то случайной оказии, которая спустя годы вспоминается не иначе как с улыбкой на лице. Вот и в биографии нашей сегодняшней собеседницы когда-то забытый в транспорте экземпляр дипломной работы через годы кропотливых усилий и исследовательского любопытства превратился в ценный диссертационный труд, восполняющий лакуны в истории правовых отношений горских евреев с имперской властью во второй половине XIX – начале ХХ вв. О том, чем так ценны архивные штудии и консультации коллег, что вдохновляет на рутинные поиски новых фактов из жизни горско-еврейских общин и как вести педагогический процесс молодому исследователю мы поговорили с Екатериной Сергеевной Норкиной, кандидатом исторических наук, доцентом кафедры еврейской культуры Института теологии Санкт-Петербургского университета.
– Екатерина, расскажите, как же начинался ваш научный путь? Где вы учились и как получилось, что иудаика в целом и история горских евреев в частности попали в сферу ваших научных интересов?
– Я родилась и выросла в Краснодаре, там же окончила школу и в 2001 г. поступила на исторический факультет Кубанского государственного университета. История евреев привлекла меня не сразу, скорее, привлекли и вдохновили преподаватели: Игорь Валерьевич Кузнецов и Владимир Игоревич Колесов, которые вели курсы по общей этнографии и по этнографии народов Кавказа. Меня сильно заинтересовал сам кавказский регион, я даже ходила на этнографический кружок, правда, мне хотелось больше концентрироваться на истории Кавказа и совмещать ее с этнографий живущих там народов. Чуть позже я обратилась к Владимиру Игоревичу с предложением стать моим научным руководителем по дипломному проекту. И уже он предложил мне еврейскую тематику: мы решили, что я буду изучать историю еврейских общин Кубани, поскольку здесь проживали не только ашкеназы, но и горские евреи.
Основой для написания диплома стали архивные материалы, многие из которых были тогда абсолютно неизвестны и кропотливо выявлены мной и моим научным руководителем. В поле моего внимания попала конкретная группа горско-еврейского населения — джегонасские евреи, их правое положение и восприятие царской властью, т.е. как власть инкорпорировала горских евреев в свое правовое поле, какие законы применялись к ним. Любопытно было разобраться, как менялось отношение чиновников к горским евреям, которых сперва воспринимали как «племена» коренного происхождения, а позже их переместили в общую еврейскую группу, на которую распространялись все ограничения, практиковавшиеся тогда в Российской империи.
– По рассказам старших коллег я знаю, что с вашим дипломным сочинением произошла весьма курьезная ситуация. Поделитесь ею и с нашими читателями.
– Это случилось в теперь уже далеком 2006 г. Тогда еще были трудности с хранением информации: текст набирался на компьютере и сохранялся на дискетах, которые были в ограниченном количестве и, будем честны, зачастую информация на них терялась. Когда был готов конечный вариант диплома, я распечатала его на работе, он был довольно объемный. Как сейчас помню, текст лежал в папке красного цвета. Я села в троллейбус, ехала домой и была очень уставшей. Нужно было готовиться к сдаче государственных экзаменов и параллельно доводить до ума дипломный проект. В тот день я была взволнованна, положила эту папку в пакет, который оказалось очень легко забыть в транспорте, как, например, зонт. Так троллейбус и уехал вместе с моим дипломом. А когда я поняла, что заветной красной папки нет на руках, то буквально побежала до конечной остановки в тот жаркий день, и, слава богу, пакет остался целым и невредимым. Вот так чуть не пострадала еврейская наука (смеется).
– Если вернуться к вопросу о выборе профессии, почему вы решили стать историком?
– Мне кажется, это был своеобразный протест против тех тенденций, что я наблюдала, поскольку мои одноклассники и их родители рассматривали всего три популярных и прибыльных профессиональных направления: юридическое, экономическое и управленческое. Я же не могла понять, как можно было учиться на таких специальностях, где тебе не интересно. В старших классах, после долгих обдумываний, я поняла, что хочу связать свою жизнь с каким-то гуманитарным направлением, наверно, историческим, и начала активно готовиться с репетиторами. Такое решение связно с тем, что мне всегда нравилось изучать не вещи или что-то считать, а смотреть и анализировать человеческие поступки и взаимоотношения. Например, почему люди конфликтовали друг с другом, почему они потом мирились, что происходило в семьях, как человеку приходило какое-то наказание, или, наоборот, награда? Историческая наука лучше всего подходила для того, чтобы искать ответы на эти вопросы.
– Каким образом складывалась ваша научная карьера после окончания университета и почему вы решили отправиться из теплого южного города в Северную столицу?
– Думаю, это тоже было продолжение моего протеста против чего-то модного в те времена, потому что мои уже закончившие вузы одноклассники пошли работать в юридические и экономические конторы, а коллеги по историческому факультету не остались в профессии и в большинстве решили тоже пополнить ряды офисных работников или расставлять товары на прилавках. Мне все это казалось безумно скучным, но нужно было начинать самостоятельную взрослую жизнь. В итоге я на год отправилась работать в Амстердам по программе «Няня для ребенка в Голландии», однако и там мое историческое образование дало о себе знать. Я ходила в местную библиотеку, изучала материалы на английском языке по истории голландской еврейской общины, посетила музей Анны Франк и очень впечатлилась ее дневником.
После такого опыта я твердо решила, что не хочу бросать науку, и начала постепенно искать какую-то информацию о дальнейшей учебе, собственно, так в моей жизни появились сначала московский центр «Сэфер», а потом уже Европейский университет в Санкт-Петербурге. Я поступила в ЕУ на магистерскую программу исторического факультета, причем вступительный экзамен я сдавала тогда по телефону, когда в нашем южном городе в пик жары были постоянные перебои с электричеством и связью. Стипендия для обучения выдавалась семерым поступившим, я же по баллам оказалась восьмой, поступившей, таким образом, без стипендии. Сперва мне было непросто, по сути, я поехала «в никуда», правда, один из обучавшихся по стипендии был отчислен за неуспеваемость, и меня перевели на его стипендиальное место.
Я училась, можно сказать, круглосуточно, а иудаика меня сразу же взяла в оборот, потому что мое вступительное эссе, получившее максимальные десять баллов от комиссии, составлялось по мотивам дипломной работы, что привлекло внимание преподавателей из межфакультетского центра «Петербургская иудаика» ЕУ. Отдельно хочу отметить роль Александра Львова, специалиста по русским иудействующим, который уговаривал меня приехать в Петербург, расширять не только исторические знания, но и учить еврейские языки — иврит и идиш. Эти уговоры сработали, тем более что мне с детства хотелось изучать иврит, поскольку я человек религиозный, и мне хотелось читать Библию на языке оригинала. Я понимала, что современный еврейский и древнееврейский — это, конечно, разные вещи, но думала, что через знание иврита я приближусь к древнееврейскому хоть немного. Затем уже начались поиски научного руководителя, по итогам которых я попала к доктору исторических наук Виктору Ефимовичу Кельнеру, стала его аспиранткой и защитила в 2013 г. диссертацию «Государственная политика по отношению к еврейскому населению в Российской империи во второй половине XIX — начале XX вв. (на примере Кубанской и Терской областей)».
– Вы принимали участие в каких-то научных проектах или проводили самостоятельные исследования по истории горских евреев в последние годы?
– Относительно недавняя моя научная активность была связана с проектом «Западнокавказский культурный ареал горских евреев: история, идентичности, общинные структуры», поддержанный грантом Российского научного фонда в 2023–2024 гг., который возглавлял доктор исторических наук Дмитрий Владимирович Сень из Ростова-на-Дону. Наш исследовательский коллектив сконцентрировал внимание на изучении джегонасских и нальчикских горских евреев, я же конкретно продолжила разработку проблематики, которую начинала в своей диссертации и освещала вопрос о том, как строился диалог между властью и горскими евреями, как они постепенно вписывались в имперское правовое поле. Вторая проблема, к которой я обратилась, — исследование религиозной жизни горских евреев в XIX в.: где находились первые молельни, как они были устроены и как функционировали. К сожалению, в отличие от ашкеназских евреев, данных по этому вопросу у горских евреев у нас не так много. И совсем недавно я представляла доклад на конференции в Еврейском музее и Центре толерантности, который был посвящен истории появления горских евреев в крепости Грозная в 1850-х гг. и с какими проблемами община тогда сталкивалась при обустройстве на новом месте.
– Вам довелось несколько раз пройти стажировки в исследовательских центрах и архивах Израиля в том числе и при подготовке диссертационной работы. Удалось ли тогда найти важные материалы по истории и культуре горско-еврейских общин на Кавказе?
– Действительно, я дважды ездила на стажировки в рамках проекта «Эшнав», организованного центром «Сэфер», причем первый раз для подготовки диссертации. Вторая поездка не была связана с диссертацией, но, поскольку горско-еврейская проблематика и история Северного Кавказа уже были частью моего научного интереса, я старалась находить материал и по этим темам. Самым главным достижением в тех поездках стало личное знакомство с израильским историком Мордехаем Альтшулером, который был назначен научным руководителем для меня и моей коллеги из Полтавы. Я побывала у него дома, он очень много интересного рассказал про себя, и я поняла, какого масштаба это человек и ученый, порой даже в голове не укладывается, что я могла быть с ним знакома. Более того, он мне указал на то, что в Центральном архиве истории еврейского народа в Иерусалиме хранится его личный фонд, сформированный прижизненно по итогам его научной деятельности. Он любезно поделился со мной описями этого фонда, где собрал все выдержки и любые упоминания о горских евреях в печатной прессе на разных языках, т.е. в ивритской, русской, английской, немецкой. Эти наводки серьезно сократили время поиска нужных мне материалов. А необходимые фрагменты из его главного труда «Горские евреи Восточного Кавказа» я переводила с иврита, поскольку в них затрагивались интересующие меня вопросы.
Уже самостоятельно, во время архивной работы в Израиле, я увлеклась историей сионистского движения на Северном Кавказе и нашла в сионистском архиве материалы про горских евреев-сионистов из Баталпашинска, в том числе их переписку. На основе этих документов можно проследить, как распространялось сионистское движение среди горских евреев и как от них даже ездили делегаты на сионистский конгресс. Это известный исторический факт, но мне было важно самой тоже посмотреть на эти документы.
– В вашей научной биографии также есть сюжет о сотрудничестве с отечественными коллегами, специалистами в области горско-еврейской историографии и этнографии. Например, Вы успели немного поработать вместе с кандидатом исторических наук Юрием Исаевичем Мурзахановым.
– Да, это была весной 2020 г. В разгар пандемии вдруг мне пришло письмо от Юрия Исаевича, в котором он очень тепло отзывался о моей диссертации и предложил написать совместную статью по истории горских евреев Нальчика. Эту статью мы подготовили буквально за три-четыре месяца. Во время наших телефонных бесед он часто упоминал своего друга и коллегу, доктора исторических наук Игоря Годовича Семенова. Однажды он попросил меня написать вместе с ним статью, приуроченную к его юбилею. Я подготовила предварительный текст, выслала ему на проверку, но, к сожалению, так и не получила ответа. В тот момент мы узнали, что Юрия Исаевича, увы, не стало. Эта статья о Игоре Годовиче вышла без его дополнений и правок, но он значится как соавтор, поскольку на основе его рассказов об их дружеских и научных взаимоотношениях мне удалось ее написать. Так появились на свет наши два совместных труда, чем я очень горжусь. И, кстати, у Юрия Исаевича было великолепное чувство юмора.
– Если обратиться к специфике архивной работы историка, бытует стереотипное мнение, что проводить время в архивах — это занятие скучное и рутинное. Что бы вы могли возразить на такие рассуждения? Что привлекает лично вас в таком формате поиска сюжетов из прошлого?
– Во-первых, работая в архиве, ты всегда находишь что-то новое, правда, будет ли эта находка новой или нет, зависит от глубины твоего познания. Потому что, если этот же документ прочитает другой человек, который в этой теме не компетентен, он ничего не увидит за пожелтевшим листом бумаги. Чем больше ты знаешь по этой тематике, тем больше для тебя открывается нового. Иными словами, привлекает факт новизны, который зависит исключительно от исследователя и от того, какие вопросы он задает документу. И второй момент: в последнее время, видя документ, я вдруг представляю, как сидит секретарь в канцелярии, допустим, у него ужасный почерк, я на него ругаюсь и думаю, что у него было что-то не так с образованием.
Путешествую в мыслях дальше и представляю себе дождь за окном, как эти чиновники сидят целыми днями в этой канцелярии, пишут документы, подписывают их. Порой, чтобы понять почерк атаманов, которые писали эти документы где-то в 1820-е гг., нужно точно просидеть два или три дня. Нередко в документах встречаются орфографические ошибки, а ты ломаешь голову, что это за слово, хотя потом выясняется, что это простой русский язык. Или что было у этих канцелярских писарей на сердце, то они и писали, потому что то, как изложен документ, показывает самого человека, характер отношений. Для меня это целый мир со своими особенностями.
А раньше поиск превращался в целое детективное расследование, когда не было еще всех подручных средств в виде электронных описей и многотомных путеводителей, которые сейчас заметно облегчают поиск документов. Мы руководствовались сплошным просмотром, открывали опись и искали. Я даже не знаю, как передать радость от каждой находки, особенно тех документов, которые касались горских евреев, ведь их не так много, и любая информация на вес золота (улыбается). В том числе и поэтому я долго писала диссертацию. В наши дни можно работать с архивными источниками, не выходя из дома, и спокойно за раз находить пять-шесть единиц хранения, это уже норма.
– Помимо активных архивных поисков и выступлений на конференциях вы являетесь университетским лектором с большим преподавательским стажем. Как вам удается поддерживать интерес к процессу обучения у студентов и мотивировать себя?
– Конечно, преподавание в университете отнимает много сил и времени, приходится читать курсы, совершенно далекие от основного поля интереса, более общие. Студенты же очень любят получать знания, подкрепленные прикладными занятиями, допустим, почему тот или иной документ написан так, какой исторический контекст он подразумевает. Им важно изучать архивный источник как текст. С другой стороны, на данный момент доступны электронные базы, где также хранятся архивные материалы. Например, я рекомендую своим студентам работать с архивной страничкой электронной базы «Sfira», созданной центром «Сэфер». Такая практика моим студентам очень нравится и позволяет им развивать свой научный интерес. И мне кажется, архивные источники – это та часть, которую нужно обязательно вводить в преподавание, но это удается не всегда из-за специфики читаемых курсов. К сожалению, должна отметить и следующую тенденцию: уже с первого курса студенты задаются вполне практическими вопросами по дальнейшему трудоустройству, многие сильные выпускники уходят не в иудаику, а в другие сферы деятельности или, в лучшем случае, преподают иврит. Такая стратегия связана с вполне понятным запросом зарабатывать на жизнь, а наука – это более узкоспециализированная сфера.
– Удалось ли вам побывать в местах расселения горских евреев на Кавказе, принять участие в этнографических экспедициях? Есть какие-то места на карте региона, которые вам бы хотелось посетить?
– Увы, в этнографических экспедициях я не участвовала, у меня есть опыт эпиграфических исследований в Грузии в рамках полевой школы «Сэфера». Но я очень бы хотела поучаствовать в этнографических поездках, потому что это позволит мне получить новые исследовательские навыки, понаблюдать за работой коллег и уяснить для себя важные бытовые моменты на практике, а не только по книжным описаниям. Так получилось, что в местах расселения горских евреев на Кавказе я тоже не была, я, как говорится, кабинетный ученый, который с помощью зарисовок Ильи Анисимова и Иуды Черного составляла представление о том, где и как жили, во что одевались горские евреи. А поехать хотелось бы, честно говоря, везде – и в Кубу, и в Нальчик, и в Дагестан. Но есть у меня такая мечта ученого-путешественника – все же посетить однажды то место, где когда-то жили джегонасские горские евреи в Карачево-Черкесии.
– Екатерина, и под конец беседы поведайте нашим читателям о ваших ближайших планах.
– Хотелось бы немного передохнуть от преподавания, и впереди как раз целое лето. Честно говоря, если бы было больше свободного времени, я бы начала писать книгу, потому что чувствую, что мне как будто не хватает одной хорошей качественной книги по истории горских евреев, чтобы ею могли пользоваться все, как пользуются главным трудом Мордехая Альтшулера. Но главное, чтобы она была полезной и имела прикладное значение.
