14 мая 1948 года было провозглашено Еврейское государство, а 16 мая 110 годами ранее родился великий человек, ученый-офтальмолог и борец за свободу народа Израиля Макс (Эммануил) Мандельштам.
Предлагаю вашему вниманию материалы из архива, они хранились в нашей семье более ста лет и призваны рассказать о великом человеке, память о котором не должна исчезнуть в народе Израиля, – о моем прапрадеде, выдающемся общественном деятеле, одном из главных действующих лиц в палестинофильском и сионистском движениях второй половины ХIХ века и начала ХХ века, а также знаменитом докторе медицины – офтальмологе Максе Мандельштамме.
Его сравнивали с Моше Рабейну за деятельность, которую он вел в России, возглавив сионистское движение в Российской империи, выполняя сложную задачу по сбору средств для нуждающихся, помогая тысячам евреев переселяться в Америку и Палестину.
Когда умер мой прапрадед, на улицы Киева вышло около тридцати тысяч человек, принявших участие в похоронной процессии.
«Горе моего народа, – пишет он в своем автобиографическом письме к еврейскому писателю Рувиму Брайнину, – есть мое горе и мое величайшее несчастье, и это несчастье ядом смерти отравляет все радости моей жизни. Я чувствую, что мука двухтысячелетнего изгнания убивает меня и что моя великая боль успокоится, только тогда, когда сыны моего народа запоют песни благодарности Б-гу своему в стране своих предков».
Память о великом борце за свободу евреев живет в нашей семье по сей день. В отличие от других его соратников, таких как Макс Нордау и Нахум Соколов, он оставил после себя не так много литературных трудов. Он видел свое предназначение прежде всего в практической общественной деятельности. Сформировавшийся как личность в европейской (немецкой) культурной традиции, он при этом оставался противником ассимиляции евреев и видел выход только в обретении ими своего государства.
Вот что пишет Макс Мандельштам в автобиографии:
«Родился я в Жагорах, – маленьком местечке в Литве, близ Курляндии. Мой прадед эмигрировал из Ганновера в Курляндию в качестве купца бриллиантами. От князя Бирона он получил звание придворного ювелира. Насколько я помню, наш род всегда отличался особой любовью к просвещению и науке. Мой отец и мои дяди известны в еврейской литературе своими произведениями. Любовь к знаниям переходила в нашей семье из рода в род.
Наш предок – «придворный ювелир» – своим детям бриллиантов не оставил, и нам всем приходилось бороться с нуждой, пока мы не выбились на дорогу.
До 10 лет я оставался в местечке, где в хедере получил свое первоначальное воспитание. Кроме хедерной науки, отец мой – купец – преподавал мне французский и немецкий языки, которые я прошел самоучкой. По субботам отец проходил со мной Библию и Талмуд. Моя мать – набожная женщина – читала нам «Робинзона Крузо» и баллады Шиллера.
В 11 лет я поступил в училище в Митаве, где провел год. Родители мои тогда переселились в Вильну, и я там поступил в гимназию, где было всего десять евреев. В гимназии я провел четыре года. В течение этих четырех лет я перенес от моих товарищей христиан массу неприятностей. Нас, евреев, иначе не называли, как «проклятыми жидами». Нетрудно понять, как такое «дружеское» отношение подействовало на наши молодые души, и я думаю, что именно в те молодые годы, когда мои человеческие чувства подвергались таким оскорблениям, во мне родилось сионистское чувство».
После учебы в Дерптском, а затем в Харьковском университете он несколько лет стажировался в Германии, в том числе у великого профессора Гельмгольца.
Вернувшись из Германии, Мандельштам стал приват-доцентом Киевского университета. Три раза его выдвигали на звание профессора Киевского университета, и каждый раз руководство отказывало по причине его еврейского вероисповедания.
После этого, прервав карьеру в университете, он открыл свою клинику, где принимал пациентов независимо от их материальных возможностей, а бедных и вовсе лечил бесплатно. Слава о нем уже тогда распространилась далеко за пределами Киева.
После погромов 1881 года Мандельштам энергично включается в палестинофильское движение в России, став, таким образом, у его истоков.
Мандельштам с энтузиазмом откликнулся на призыв Теодора Герцля приехать на Первый всемирный конгресс сионистов, состоявшийся в 1897 году в Базеле. В заключительный день конгресса он произнес «закрывающую речь» и взял на себя вместе с раввинами С. Могилевером и И. Ясиновским создание сионистской организации в России. Трудно себе представить ту бездну труда и терпения, ту неутомимость и жертвенность, которые проявил Мандельштам в качестве фактического главы всей практической сионистской деятельности в России того времени. Отмечу, что с первого по шестой конгресс Мандельштам без перерыва стоял во главе так называемого Финансового центра Российской сионистской организации. Он же нес на своих плечах и львиную долю огромной и сложной работы по организации подписки и сбора денег в России для Еврейского Колониального Банка.
Мандельштам сыграл важную роль и на последующих конгрессах. На втором конгрессе он прочитал большой программный доклад. А на четвертом — блестящий доклад «О подъеме физического уровня еврейских масс». Этот доклад и выступление Нордау о необходимости физического возрождения нашей молодежи вызвали к жизни среди западноевропейского еврейства движение Turnverein, которое обрело в дальнейшем такие огромные масштабы и сыграло национализирующую роль среди молодого поколения.
После Седьмого сионистского конгресса, закончившегося образованием самостоятельной Еврейской территориалистской организации, он вступил в ряды последней и являлся ее председателем в России до последних дней своей жизни.
Эмиграционная деятельность в Галвестоне (США) была особенно важна для Мандельштама. В нее он вкладывал всю свою душу.
После погромов в Киеве в 1905 году Мандельштам взял на себя тяжелую роль председателя комитета по оказанию помощи пострадавшим от погромов евреям. Вообще, во всех делах, связанных с облегчением участи евреев Киева, Мандельштам был незаменимым и видным участником.
«С глубоким волнением я воскрешаю в памяти своей образ моего друга д-ра Мандельштама. Он был одним из самых благородных евреев, которых я имел счастье знать. Он был горд до высокомерия по отношению к врагам и ненавистникам своего народа, он был скромен и мягок по отношению к своим друзьям. Он был откровенен, искренен, правдив с каждым; он был олицетворением милосердия и доброты. Скромный в своих потребностях, он всю жизнь заботился только о благе других».
Макс Нордау, соучредитель Всемирной сионистской организации
В 1881 г. Мандельштам принял активное участие в эмиграционной комиссии, заседавшей в Петербурге, где выступал с докладом о разрешении еврейского вопроса. На протяжении нескольких лет, до конца своей жизни, Мандельштам являлся председателем Киевского отделения «Общества распространения просвещения между евреями в России».
Трогательным было отношение Мандельштама к Теодору Герцлю. С первого же дня своей встречи с Герцлем в Базеле Мандельштам беззаветно отдал ему все свое богатое, умевшее беззаветно любить сердце. Герцль быль для Мандельштама не лидером движения, не другом, не учителем, а кем-то гораздо большим... «Никого в жизни не любил я так сильно, как этого человека», — говорил Мандельштам, вспоминая про свои встречи и переписку с Герцлем. И каждый раз, когда он говорил о безвременной кончине вождя сионизма, на его глазах навертывались слезы. А Герцль отплатил Мандельштаму за эту любовь глубокой привязанностью. Недаром так любовно увековечил он Мандельштама в своем романе «Altneuland» в образе Доктора Эйхенштама.
В память о великом борце за свободу еврейского народа в центре Тель-Авива его именем названа улица. А в центральном Сионистском архиве в Иерусалиме есть большой раздел, посвященный его жизни и деятельности.
Вспоминая рассказы о моем прапрадеде и перечитывая записи и материалы о нем, я постоянно думаю о том, какого масштаба была эта личность, сколько он сделал для нашего народа, и понимаю, что лучшее, что я сейчас могу сделать, – это сохранить память о нем.
Материал подготовил праправнук Макса (Эммануила) Мандельштама Стас (Йосеф Эммануил) Радзинский
