Михаил Садовский — известный писатель и поэт, драматург, член Союза писателей России. C 2000 года он живёт и работает в США, активно публикуясь в периодике самых разных стран мира. Садовский широко известен своим творчеством для детей. В январе 2010 года в Москве вышла из печати его книга «размышлизмов»: «Шкаф, полный времени», в которую вошли эссе-размышления, основанные на беседах писателя с соавторами, друзьями — выдающимися людьми России второй половины ХХ — начала ХХI века, а в 2011 году в Ярославле был опубликован сборник стихов нашего героя под названием «Порванное полотно». Кроме того Михаил Садовский печатается в международном еврейском журнале «АЛЕФ». Одним словом, кандидатура для интервью безумно интересная! Эту беседу мы записали довольно давно, но судьба сложилась так, что завершили ее лишь сейчас.
Михаил, что вы помните из своего детства?
Москва, Миусский скверик. Наверное, год 1940-й. Я еду на двухколёсном велосипеде с «настоящими» резиновыми шинами — счастье! Эвакуация в Башкирию. Всё время толпа, толпа, давка, какие-то вагоны, потом пароход на реке Белой, и вдруг он начинается крениться на один борт, и люди скатываются от центра, а капитан кричит с мостика, чтобы вернулись, потому что перевернёмся! Страшно и не за что уцепиться, чтобы удержаться.
В посёлке Дюртюли жуткий холод. Изба светится со всех сторон, и сверху звёзды, натопить её невозможно. Зато угар в комнате постоянно, и каждую ночь мама будит меня, заворачивает в какие-то тряпки, и мы выходим на улицу, чтобы не угореть. Ночь просто волшебная, хрустальная, снег — как целый оркестр от каждого шага, и луна невероятной величины! Мама на лесоповале на той стороне Белой, чтобы получить за работу карточки и дрова, потом на приёмке прибывающих беженцев из Ленинграда. Они идти не могли! А у меня страх: я таких людей-скелетов никогда больше не видел... Первые стихи: мне уже пять с небольшим, и их записывают на бумаге, вкладывают в ящик, в котором варежки, кисет для махорки, ещё что-то, и пишут адрес: «Герою-красноармейцу»...
Это всё есть в моей книге «Дюртюли», рассказы в стихах. Её издали в «Детгизе» в Москве, и она получила большой резонанс в Башкирии. О ней писали даже партийные газеты: рецензии, статьи, она была включена в обязательную программу младших классов.
Это уже лет через тридцать, в семидесятые...
Все годы в эвакуации хотелось есть. Если всё: жмых, лебеду, крапиву, сныть... турнепс и буряк были деликатесами...
Писем отца с фронта не помню. Все эти треугольнички и открытки мама сохранила, и я их читал, когда уже стал взрослым.
Есть ли у вас братья и сестры, кто они сейчас и где?
Тогда продолжу о войне. И вот какое поразительное событие: отец во время войны встретил на какой-то станции возле крана с кипятком своего племянника, моего двоюродного брата Вову Садовского. Его призвали в 18, он окончил ускоренный курс пулемётчиков, получил младшего лейтенанта и в первом же бою, в сорок третьем, под Воронежем, был ранен, попал в госпиталь, где умер в 1944 году.
Родные не знали места его захоронения, но однажды мне написали письмо красные следопыты — у них была отрядная песня на мои стихи. Я попросил их, если сумеют, узнать, где захоронен мой брат. И они обнаружили его могилу! А в мае 1975-го, в годовщину дня Победы, отец Вовы и его младший брат были на торжествах в городе Боброве Воронежской области. Я писал об этом в своих книгах «Шкаф, полный времени», «Драгоценные строки» и в журнале «Алеф». Размышлизм мой называется «Дневник брата»: с самого начала войны, когда семья Садовских бежала из Минска, Вова начал вести дневник, который чудом уцелел. Оригинал его находится в музее «Яд Вашем» в Израиле, в России он опубликован Леонидом Тёрушкиным в издании «Русско-еврейский альманах», номера 13-14, 2015 год.
Всего по подсчетам мамы в годы войны на фронте и в гетто погибли 22 члена большой семьи Садовских — Голушей.
Кто ваши родители?
Голуш — фамилия моей мамы. Бася Моисеевна Голуш, кандидат биологических наук, одна из первых шести в Советском Союзе, ученица академика А. Н. Баха, после войны работала в Почвенном институте АН СССР, принимала участие в разработке методов освоения засолёных почв Кулунды и Голодной степи в лаборатории знаменитого учёного В. А. Ковды. Отец, Рафаил Владимирович Садовский, до войны работал сначала в Физическом институте АН СССР (ФИАН), потом преподавал математику в старших классах, и в 1941 году со своим 10-м классом 22 июня ушел рыть защитные сооружения под Москвой. А затем был мобилизован и в 1942 году в боях под Вязьмой засыпан землёй во время миномётного обстрела, чудом спасён, но получил сильную контузию глаз. После войны работал опять в ФИАНе, в лаборатории Нобелевского лауреата П. А. Черенкова, в 1947-48 годах принимал участие в двух высокогорных экспедициях на Памир. В 1951 году был уволен из института в разгар кампании борьбы с космополитизмом и не мог устроиться никуда. Семье грозило выселение из Москвы! Но опять случилось чудо! Бывший штабс-капитан царской армии Федор Борисович Аникович, служивший директором московской школы, только спросил отца: «Можешь завтра выйти на работу в старшие классы — мне нужен преподаватель математики». Это событие послужило основой рассказа «Заяц», который тоже опубликован.
Оба — и отец, и мать были родом из Белоруссии из местечек Тимковичи и Клецк.
Где вы учились, что закончили?
Школу я окончил с медалью. Было известно, что евреев берут в двух институтах — МИХМ и СТАНКИН. Я пошёл в первый из них, и через три дня после подачи документов и собеседования был зачислен на первый курс.
После окончания института уехал отдыхать со своей молодой женой к рыбакам на Азовское море. Вернувшись домой, вдруг получил телефонный звонок из издательства «Детский мир»: приезжайте подписать договор! Я был уверен, что это ошибка — стихи я никуда не посылал! Но, как потом выяснилось, родственник жены в наше отсутствие случайно нашёл мою тетрадь со стихами, показал своей девушке, работавшей в издательстве.
Шёл 1963 год, значит, мне было 27 лет. Я вошёл в круг литературы безболезненно, большие мастера стали моими друзьями, советчиками, редакторами, соавторами, а на меня повесили ярлык — детский писатель! Это оказалось на несколько десятилетий! Взрослые мои произведения не пускали — ни прозу, ни стихи... В 1968 году, когда вышел закон о тунеядцах, я защитил диссертацию на степень кандидата технических наук. Пытался устроиться преподавателем, чтобы иметь свободное время для писательской работы. Звонил по объявлениям в вузы, техникумы, и мне говорили — да, скорее приезжайте... А потом кадровик брал в руки мой паспорт, и я слышал: «Спасибо, мы вам позвоним!» Я ушел на «вольные хлеба». У меня был десяток книжек, записи на радио, публикации в детских страничках центральной прессы, детских журналах — буквально всех! И много опубликованных песен и хоров на мои стихи в музыкальных издательствах!
Расскажите, пожалуйста, о своей деятельности в популярном международном еврейском журнале «Алеф».
По приезде в Америку я в течение очень короткого времени опубликовался во всех известных мне изданиях: в газетах «Новое русское слово», «Еврейский мир» — на одном побережье, «Панорама» — на другом, в Лос-Анжелесе, и во всех «промежуточных» по территории страны — в Чикаго, Сент-Луисе, Вашингтоне, Филадельфии, Нью-Джерси... А кроме того, мои «еврейские рассказы» были опубликованы, в том числе, в журналах «Алеф» и «Лехаим».
В «Алефе» мы как-то очень поняли друг друга с удивительным энтузиастом журналистики, блестящим, я считаю, редактором и добрейшей души женщиной Ларисой Токарь. Дело в том, что ещё в середине семидесятых я начал писать свои размышлизмы — это сочетание эссе, биографического рассказа и аналитической статьи о своих друзьях и соавторах — композиторах, художниках, ученых и т.д. Лариса Токарь начала их публиковать из номера в номер, вот уже более пяти лет длится эта моя дружба с журналом «Алеф» и с самой очаровательной Ларисой Токарь. Найти эти работы можно в рубрике «Переплёт», которую я посильно пополняю!
Сколько лет назад уехали в США, почему это произошло? Что повлияло на ваш отъезд?
В Америку я не уехал, а поехал! Была такая возможность, и мне казалось, что глупо не воспользоваться ею. Потом стало ясно, что моя семья категорически не поддерживает такое начинание, потом заболела очень серьёзно моя жена, и мы были привязаны к медицине, которая сохранила ей жизнь и до сих пор держит её на плаву. С английским у меня нет проблем с первого дня, а сейчас тем более, и я его нигде не учил — меня учили книги и жизненная необходимость. Не могу сказать, что я знаю язык в совершенстве, но читаю в подлиннике и Ирвинга Стоуна, и Хемингуэя... и могу оценить перевод своей прозы на английский (американский). Живём на американскую пенсию.
Часто ли приезжаете в Росcию?
На родину, в Москву, прилетаю примерно два раза в полтора года, иногда чаще, иногда реже, но дело в том, что наличие интернета, скайпа, фейсбука во многом возмещают и замещают отсутствие непосредственного контакта. Мой читатель — в России, мои издатели — в России, и мой родной язык — русский, величайший язык в мире.
Можно ли сегодня в Америке прокормиться одной лишь писательской работой?
После того как были изданы три мои книги на английском в блестящем переводе Джона Вудсворта (John Woodsworth), нашёлся вдруг литературный агент, который убеждал меня, что мою прозу ждёт американский читатель, и она ему нужна, он предлагал выгодный контракт в коммерческом издательстве, но к тому времени я уже решил, что издаваться буду только в России, и не отступил от своего решения…
Расскажите, пожалуйста, о том, что вы создали для детей, про этот любопытный пласт вашего творчества.
Издание моей первой книжки ввело меня в круг первостатейных писателей, поэтов и художников-иллюстраторов. На мои стихи стали писать музыку известные композиторы... Всё это пошло в эфир радио, телевидения, лучшие хоровые коллективы исполняли эти произведения в лучших залах страны. Невероятное по моим понятиям количество опусов вошло в Золотой фонд радио!
И ещё, наконец, осуществилась моя мечта: мои «сказочные пьесы» (по сказкам разных народов) пришли на сцены детских драматических и музыкальных театров огромной страны...
Часто ли бываете в США в синагогах, в разных еврейских достопримечательностях?
К сожалению, не очень часто, но живу буквально в еврейском мире — вокруг, по моим подсчётам, 16 или 17 синагог на расстоянии пешей прогулки.
Что можете рассказать про Израиль — бывали ли на Святой Земле сами, живут ли там ваши друзья, родственники? И лично вы, как себя там ощущаете?
Израиль! Во всех его частях — родственники, друзья, коллеги. Однажды, во время нашего пребывания там, несколько учеников Маргариты Садовской, моей жены, попросили её встретиться с ними — оказалось, что их 21 человек, все бывшие выпускники МАХУ имени 1905 года, где она, заслуженный учитель России, преподавала мировую литературу. Они поведали ей, что когда продолжали свое образование уже за рубежом, всегда пользовались конспектами её лекций и семинаров! Вот это награда!
А в какой стране вы были в последний раз? Что больше всего Вам понравилось в ней?
Последний раз был в Испании. Там живёт мой друг, который мне как родной брат. Он известный хоровой дирижёр, кстати, руководит хором мальчиков в монастыре Эскориал, где уже более 400 лет воспитываются отпрыски королевской фамилии. Я часто у него бываю, в кругу его семьи, очень люблю эту удивительную страну и чувствую себя там во всех отношениях как дома!
Какие качества для вашей работы вы считаете важными и нужными?
Откровенность, умение чувствовать чужую боль, и, конечно, основа писательской работы — высокий уровень знаний. Их должно быть через край и всегда мало, они должны выплёскиваться и требовать совершенствования! Самосовершенствования!
Расскажите, пожалуйста, про книги, которые вы написали и издали. Как они называются?
Книги мои легко найти в интернете — на разных сайтах и во множестве электронных библиотек. Из моих новинок: издательство «Речь» переиздало три моих маленьких книжки для детей в серии книжки-малютки. Опубликованы книга стихов «Биография» и сборник рассказов «Четыре дня», сейчас на выходе книга «Прошлое без перерыва», в которой собраны пять повестей, уже почти отредактирован роман «Ощущение времени», думаю, к моменту выхода интервью его можно будет найти и купить в интернете. В музыкальном издательстве Челябинска MPI публикуется серия «Музыкальная коллекция на стихи поэта М. Садовского», в ней уже вышло 12 книг, осталось еще примерно два раза по столько.
Книга размышлизмов «Шкаф, полный времени» вышла в Москве и вся отдельными главами разошлась по журналам, газетам, есть и в интернете. Она о выдающихся людях 20-го и начала 21-го века — моих соавторах, друзьях и даже гениях, с которыми судьба свела. Такова же и книга «Драгоценные строки» — об автографах разных известных людей, подаренных мне, автору... Назову несколько фамилий: Наталья Дурова, Илья Эренбург, Вано Мурадели, Илья Сельвинский, Борис Слуцкий, Дмитрий Шостакович, Владислав Соколов, Генрих Сапгир, Леонид Афанасьев, Георгий Береговой...
Отмечаете ли вы что-то из еврейских праздников?
Конечно! У меня есть несколько друзей — религиозных евреев, и мы с удовольствием приобщаемся к еврейской культуре, которой нас лишили в детстве…
Как обычно строится ваш рабочий день?
К сожалению, я не умею переключать мыслительный процесс на что-то постороннее, легкое, приносящее отдых. Это плохо. Не научился. Поэтому созревание любого произведения идёт долго, порой очень долго — одной строфы даже, тем более рассказа или более крупной формы, а потом за клавиатуру, или с карандашом и блокнотом, которые всегда со мной. Утром в 6 часов подъём — и за работу, уже материальную, не больше трёх часов, можно просидеть и больше у компьютера, но это уже не продуктивно... Моя скорость, примерно одна компьютерная страница в час... меня это вполне устраивает!
Ваши творческие планы?
Давно ничего не делал для театра... Соскучился по любимым сказкам, которые просятся на сцену! Хочу заняться этим!
Ваши мечты?
Одна: умереть здоровым!
Беседовала Яна Любарская