Очень трудно брать интервью у Леонида Млечина. Известный телеведущий, писатель, журналист и блестящий рассказчик, он подробно рассказал уже в телефильмах и написал в книгах обо всем, что интересовало бы корреспондента «Еврейской панорамы»: об истории Государства Израиль и положении на Ближнем Востоке, о «Хрустальной ночи» и убийстве Михоэлса, о Льве Троцком и о Степане Бандере. Но все же, пользуясь случаем, я не преминул задать интересному собеседнику несколько «еврейских» вопросов, и он коротко ответил. А за подробностями – в Интернет, на YouTube, где хранятся и работы прошлых лет, и ролики видеоблога, который совсем недавно завел наш собеседник.

– Леонид Михайлович, расскажите о вашей новой книге «Пленники прошлого. Сто лет истории России глазами одной семьи».

– Я собрал воспоминания моего дедушки, отца моей мамы, и кое-что написал от себя, потому что я тоже уже в возрасте, когда можно писать воспоминания. Я должен был это сделать много раньше, потому что дедушка мой, Владимир Михайлович Млечин, умер очень давно. Я собрал его воспоминания по клочкам: где-то письма, где-то отрывочные записи. Он был человеком очень талантливым, но не любил подолгу сидеть за письменным столом и написал значительно меньше, чем хотелось бы. Но зато я сейчас лучше понимаю, о чем писал дедушка.

– Он был номенклатурным работником культуры? Председателем приснопамятного Главреперткома?

– Он возглавлял московский репертком, он служил, такова была партийная дисциплина  – работать там, куда направили. Но при первой возможности с удовольствием от всего этого ушел и руководил Театром Революции, который теперь Театр им.  Маяковского. Он был театральным критиком, любил театр, разбирался в нем.

– Можно еще о вашей семье? Видный советский журналист Виталий Александрович Сырокомский  – это ваш отчим? Он еврей?

 – Нет, он не еврей. Я не люблю слово «отчим». Он стал мне отцом, он меня воспитал, я ему очень многим обязан.

– Он повлиял на ваш выбор профессии?

– Нет, это бы в любом случае произошло. Ну, когда ты с утра и до вечера все это слышишь... Я ведь стенгазету выпускал уже в третьем классе. Кстати говоря, человек, от которого в какой-то момент зависела моя судьба, сказал, что он видел, как я выпускал ту стенгазету, и подумал: этот мальчик точно должен стать журналистом.

– Ваша мама Ирина Владимировна  — германист. Интересно, каково ее отношение к немцам, к немецкой культуре? Все-таки она относится к тому поколению, для которого Германия была вражеской страной, откуда пришла практика «окончательного решения еврейского вопроса».

– Она написала замечательную книжку воспоминаний «Игрушка времени и страха»  – в значительной степени об отношении к Германии, к немцам. На нее произвела колоссальное впечатление послевоенная немецкая литература. Переоценка прошлого, самовоспитание, понимание, что натворили, – это отражено в замечательной послевоенной немецкой литературе: и у Генриха Бёлля, и у Гюнтера Грасса, и у Альфреда Андерша, и у Зигфрида Ленца. Она была этим восхищена, она увидела, что эти люди смогли преодолеть прошлое искренне.

 – Вы ведь бываете в Германии, выступаете?

– Не так уж часто…

– И все-таки ваше личное отношение к этому вопросу: каково еврею жить в Германии?

– В 1990 г. я написал статью «Евреи ищут убежища у немцев?». Я был потрясен: до чего же мы дожили. И вот сейчас я читаю о росте антисемитизма в Германии, в германских школах и невероятно огорчен и встревожен. Мы наблюдаем сейчас подъем антисемитизма во всем мире. Но, в отличие от других стран, правительство Германии прилагает большие усилия для борьбы с антисемитизмом.

– Удастся ли? Ведь на фоне растуго щего европейского национализма появляются такие «звоночки», как польский закон, запрещающий говорить о соучастии поляков в Холокосте, или общественный остракизм, которому подверглась писательница Рута Ванагайте, написавшая книгу об аналогичных вещах в Литве. Почему это происходит?

– Ни в бывшем Советском Союзе, ни в странах социалистического блока не было антифашистского воспитания. Это может показаться странным, но в нашем восприятии фашист – это солдат вермахта с закатанными рукавами и со «шмайсером» в руках, а то, что фашизм, нацизм представляет собой систему взглядов, у нас в стране не обсуждалось. Как осуждать, например, однопартийную диктатуру или иерархию народов, если и у нас творилось нечто подобное? Поэтому толерантность, терпимость, многопартийность — это слова, которые отсутствовали в лексиконе советских людей. И в Восточной Европе то же самое — никакого антифашистского воспитания. Мы видим это на примере ФРГ, где в восточной части голосуют за «Альтернативу для Германии» много больше, чем в западной части. Вся эта территория с трудом избавляется от авторитарного прошлого. Мы видим в Польше, в Венгрии очень жесткие режимы. Это значит, что вся эта «советская социалистическая» психология остается. Злобный национализм сейчас очень распространен в Европе, он берет верх. Видимо, послевоенная прививка перестает действовать, и это весьма печально.

– Не секрет, что среди журналистов немало наших соплеменников. Как по-вашему, имеет ли право на существование в профессиональной журналистике, обращенной к широкой аудитории, специфический еврейский взгляд? Мне кажется, что даже в застойное брежневское время существовали разные взгляды: с одной стороны – условный Валентин Зорин или условный Александр Бовин (не еврей, кстати), с другой стороны — условный Фарид Сейфуль-Мулюков. Или сегодня — условный Леонид Млечин и условный Максим Шевченко.

– Для профессионального журналиста это невозможно. Наверное, личные вкусы могут в чем-то сказываться, например в выборе темы, но нужно прежде всего оставаться профессионалом. Профессиональный журналист — он как профессиональный врач, знает, как делается профессиональная работа, и ничто личное не должно этому мешать.

– Но вот ваша манера говорить о некоторых своих персонажах как- то по-еврейски ласково… Суровых партийных лидеров и чекистов вы непременно величаете по имени-отчеству, даже Лаврентия Павловича...

– Я не знаю, что такое «по- еврейски ласково»... У каждого своя манера: один кричит, другой говорит спокойно.

– Кстати, хотел спросить о Берии. Вам не кажется, что относительно евреев он был не самым худшим персонажем среди всей тогдашней кремлевской братии? Ведь это он сразу после смерти Сталина остановил «дело врачей».

– Берия был патологическим убийцей, редким негодяем. Остальные члены Президиума ЦК массовых репрессий не желали, хотя и ставили подписи под расстрельными списками. Берия же получал удовольствие от уничтожения людей. Садист принимал участие в допросах и пытках. Другое дело, что по внутриполитическим соображениям — у него были далеко идущие планы — он счел необходимым после смерти Сталина пересмотреть все дела, заведенные без него. Сталин еще в 1945 г. убрал его из госбезопасности, поэтому к делам последних сталинских лет он отношения не имел и получал возможность шантажировать руководителей страны. «Врачей-убийц» он отпустил — косвенно ему за это спасибо, но сделал он это не потому, что хотел спасти людей, а потому, что ему это было нужно. Вот еще история. Немалая часть советских физиков в свое время не приняла теорию относительности как идеалистическую и буржуазную, а физики, которые приняли теорию Эйнштейна и были привлечены к атомному проекту, как назло, почти все носили еврейские фамилии. И вот Секретариат ЦК готовит совещание «О положении дел в советской физической науке»... Руководитель атомного проекта Курчатов побежал к его куратору — Лаврентию Павловичу — и объяснил, что если сторонники теории относительности по- страдают, то атомной бомбы не будет, а Лаврентию Павловичу была нужна бомба, иначе бы он сам пострадал.

– А что скажете о Маленкове? Вроде бы с его именем связывают антисемитский тренд в кадровой политике, начавшийся еще в годы войны…

– Георгий Максимилианович Маленков был партийным функционером, который больше занимался партийным аппаратом и выполнял сталинские указания. Идеологическими кампаниями в стране занимался Андрей Александрович Жданов, изгнание евреев с видных должностей — это была его работа. А вообще все от Сталина шло.

– Тогда как объяснить поддержку Сталиным Израиля в момент провозглашения его независимости?

– В значительной мере желанием Сталина сделать гадость англичанам. Поддержать антибританскую структуру в Палестине Сталин был готов, а вот когда советские евреи поддержали еврейское государство — к этому он не был готов и воспринял это как личную обиду. А офицеры, прошедшие в рядах Красной армии всю войну, всерьез восприняли позицию советского руководства, они писали заявления: «Прошу направить меня в Палестину сражаться с британским империализмом». Не понимали, что это самое ужасное: оказывается, кто- то из советских людей не счастлив под властью товарища Сталина и хочет уехать.

– А вы что-то знаете о еврейском происхождении Андропова?

– Я держал в руках весь его личный архив… Он несчастный человек, остался рано без родителей. Когда началась его комсомольская карьера, стали изучать его биографию, и выяснилось, что он ничего не знает о своей семье. Он знал только, что маму его воспитывал купец с еврейской фамилией. Воспитывал или была она его дочкой, осталось неизвестным. Но Андропов знал, что профессиональные антисемиты подозревают его в еврейском происхождении, поэтому развернул борьбу с сионизмом.

– В еврейской аудитории вас, наверное, часто спрашивают о еврейских корнях тех или иных лидеров?

– Знаете, я в связи с этим вспоминаю одну семейную историю... Мои родители — германисты, и у нас бывал в гостях замминистра культуры ГДР Клаус Хёпке. И вот он приходит к нам и удивленно говорит: «Представляете, был сейчас в ЦК КПСС, и меня спрашивают: „Правда ли, что у вас в Политбюро ЦК есть полуевреи?“ А я им ответил: „Нас Гитлер отучил задавать такие вопросы“».