Вышла в свет новая книга Ролана Быкова «Давай-давай, сыночки!». Быкова нет с нами двадцать лет (в этом году ему исполнилось бы 90), но он как будто бы и не покидал своего зрителя, который стал ещё и его читателем. Первая книга, собранная Еленой Санаевой, «Я побит – начну сначала!» имела явный успех, вызовет немалый интерес и эта. И не только потому, что книги известных актёров и режиссёров пользуются устойчивым спросом. Притягивает внимание сама личность Ролана Быкова. Она – поразительна.
РОЛАН Быков принадлежал к дивной плеяде советских артистов, которые по праву назывались «народными». Выросший в коммуналке на 43 комнаты (его с родителями и братом помещение – 12 метров) московский мальчик исходил всю столицу и своими боками познал, что такое «гуща жизни». В уличных стаях Быков играл роль «малышки» – это тот, кто бежит впереди, задирает прохожих, а когда кто-то реагирует, к «малышке» подтягивается вся стая с предъявой «ты что это маленьких обижаешь?».
О своём детстве Быков рассказал в заметках и статьях обворожительно весело и остроумно – жаль, книгу не написал. Мог бы написать, с его-то даром слова – но усидчивости «малышке» не хватало: вечно кипящий от замыслов, от борьбы, от страстей, Быков на длинных текстах сосредоточиться явно[end_short_text] не мог. Зато какие письма он писал начальству, сражаясь за свои картины! Буквально «гоголевские» по живописности, темпераменту и остроте. Вот они и остались в истории – его письма. Почти завершённые эссе. Монологи, по счастью, записанные журналистами. Дневниковые заметки. Прекрасный анализ творчества Гоголя, целая философия детства, исполненные любви словесные портреты друзей и соратников... Для тех, кто знает и помнит роли и фильмы Ролана Быкова, – отличное подспорье для понимания его личности.
Быков пишет: «Я замечаю неожиданность такую: одни фигуры после смерти растут, а некоторые рушатся... И роли». Посмертный «рост» Быкова очевиден, даже эпизоды, им сыгранные, никуда не уходят из памяти – ну сколько минут на экране пребывает его не выговаривающий пол-алфавита трагикомический логопед из фильма «По семейным обстоятельствам»? Минуты две, а то и меньше. А незабываемо. Он умел сжимать время, втискивать в самую крошечную роль огромный объём энергии и смысла. Он был очень умён. Из книги «Давай-давай, сыночки!» ясно, что в большинстве случаев (если не во всех) Быков становился настоящим автором своей роли. Он во многом придумал своего Скомороха из «Андрея Рублёва». Он уговорил режиссёра Аскольдова снять в «Комиссаре», как начинается утро его героя, нищего еврея Магазаника, – и эту сцену можно пересматривать как отдельный номер, потому что такого гимна жизни в кино трудно припомнить. Он тщательнейшим, маниакальнейшим образом работал над каждым появлением на экране, с полным напряжением ума и натуры. Я однажды случайно обнаружила Ролана Быкова в советском телеспектакле о комиссаре Мегрэ (его Борис Тенин играл). Он исполнял небольшую роль профессионального вора по кличке Акробат. Это чудо какое-то – перед Мегрэ сидел глубоко несчастный и порочный человек, ловкий, умный и печальный, абсолютный враль и пройдоха и вдобавок – несомненный француз. Опять несколько минут – и глаз не оторвать... А уж собственные картины делались им в сверхчеловеческом усилии. Вот он пишет куда-то наверх записку о съёмках фильма «Айболит-66», и речь-то ведётся о перерасходе сметы, о недостатке съёмочных дней, рутина будней, а он кричит, вопит: «Меня убивают! Я повешусь!» Потому что искусство для него – то же, что для истинно верующего – религия. «Искусству от религии достались «божественные задачи», – пишет Ролан Быков. Он верит в это. Утопия? Пусть. Быков жизнь положил на эту утопию...
«Вся-то наша жизнь есть борьба». Сегодня с изумлением читаешь, что, оказывается, на съёмки «Мёртвого сезона» приезжала специальная комиссия, чтобы снять Быкова – Савушкина с роли. Он казался «им» недостаточно «положительным»! Зарубили и «Медную бабушку» по пьесе Зорина во МХАТе, где Быков играл Пушкина. На единственный прогон позвали видных пушкинистов, которые выдохнули: «Гениально!» Но начальство в своём идиотизме нашло поддержку – знаменитых стариков театра, которые сами уже стали «медной бабушкой» и вынести Быкова – Пушкина никак не могли. Я не сомневаюсь, что играл он гениально и зрителя горестно обездолили – но, надо заметить, Ролан Быков не « ушёл» из театра. Он унёс свой театр с собой и перетащил его на экран...
Совершенно уморительно рассказывает Быков, как его, крошечного и абсолютно неподготовленного, вывели на сцену читать стихи. Поставили на стул, объявили имя-фамилию. В зале сразу началось веселье: «Как-как? Орлан?» А в стихотворении речь шла о «морских волках», о которых мальчик ни малейшего представления не имел. Он и стал изображать страшного волка, только морского. Зрители начали падать на пол от смеха... и вот мне нравится, как публика переиначила имя Быкова – «Орлан». Символично! При всей остроте, а часто и резкости актёрских красок в Быкове не было ничего искусственного, выморочного, отрешённого от жизни, и «народ», плотью от плоти которого он был, его великолепно понимал и принимал. В том, что он делал, всегда жила та самая квартира из 43 клетушек, в каждой из которых его знали, любили и приглашали – «давай, артист, изобрази!». И этот «запрос» тоже всегда жил в нашем «Орлане»!
Есть в новой книге, добросовестно подготовленной Еленой Санаевой, и нота печали – сколько было замыслов и планов несбывшихся! Да, всё так. Но и сделано сколько. Как человек, в юности посмотревший «Автомобиль, скрипку и собаку Кляксу» раз пятнадцать, ничего, кроме благодарности Ролану Быкову, я не могу сыскать в своей душе. Есть, конечно, и невесёлые вопросы: а из писем и дневников нынешних артистов можно ли составить интересную книгу? Вот – не знаю...
Татьяна Москвина
Источник: Аргументы недели
