Алексей Агранович: «Я записался евреем из чувства противоречия»

1 марта на экраны России вышел фильм, главную роль в котором должен был сыграть один из самых популярных ведущих «Первого канала», но не смог. И тогда автор фильма Михаил Идов (точнее, Михаил Маркович Зильберман) пригласил на эту роль своего друга – актера, не столь знакомого массовой аудитории и вообще вернувшегося к своей профессии по диплому после 20-летнего перерыва.

И вот телезвезда осталась без серьезной роли в кино, зато в России, кажется, появилась новая звезда экрана. Герой фильма – еврей, у которого еврейское лицо, еврейская семья и еврейская профессия: юморист. А наш очередной собеседник, перед которым будет поставлен «еврейский вопрос», – исполнитель главной роли в фильме.

– Алексей, я хотел бы поздравить вас с большой актерской удачей: вы очень достоверно сыграли советского еврея застойных времен. Кстати, единственная «еврейская» неточность, замеченная в фильме мной – «профессиональным евреем», это когда подают поросенка, а приятель героя иронизирует: «Кашрут?» Не знали в начале 1980-х этого слова.

– Представьте себе, что я знал! Но в фильме, если помните, его произносит персонаж – киноактер, который ездит за границу, вращается в кругах московской интеллигенции, а там достаточно часто встречались «отказники», томившиеся в ожидании разрешения на выезд в Израиль. Я лично был знаком с такой семьей, и они были достаточно религиозны. Мой дед был совершенно нерелигиозным человеком, но его родственники справляли Песах, и я у них бывал на седере, когда читались молитвы. Так что слово «кашрут» тогда знали, но оно не было в таком широком обиходе  – здесь вы правы.

– В вашем герое угадываются прототипы  – недавние звезды сатирического разговорного жанра. Вы называли Аркадия Райкина, Аркадия Арканова...

– Ну, это только имя... Имя героя – Борис Аркадьев – сконструировано из этих двух. Да, есть еще детали от реальных персон. Сумка, которую носит мой герой, наверное, является «рифмой» портфеля Жванецкого. Но все же это собирательный образ, это фантазия сценариста.

– У вас, наверное, было много друзей и знакомых среди этих знаменитых в те годы юмористов?

– Не так уж много, это не круг моей жизни. Я лично был знаком только с писателем Михаилом Мишиным. Он был взрослый человек, а мне было 13 лет, я дружил с его сыном. С Михаилом мы общаемся. Он посмотрел картину – позвонил, поблагодарил. А позже я подружился с «Квартетом И», есть такой комический театр. Два человека оттуда – Леонид Барац и Ростислав Хаит – из Одессы, как и отец Ростислава Валера Хаит, замечательный юморист. Через них я познакомился с Михал Михалычем Жванецким, даже побывал когда-то у него дома.

– Ваш герой оказывается в очень драматической ситуации, где-то на грани жизни и смерти. А ведь реальные юмористы были достаточно конформные люди. Насколько я помню, среди советских юмористов и даже сатириков не было диссидентов, чей конфликт с властью доходил до слишком острых форм.

– Но, скажем, был Александр Аркадьевич Галич, в его поэзии много сатиры. И он-то как раз дошел и до отъезда, и до трагической смерти. А с Александром Аркадьевичем Галичем мой дед Леонид Данилович Агранович служил вместе во фронтовом театре во время войны.

– Это не тот ли самый бард, который «в весеннем лесу пил березовый сок»?

– Бард  – его брат Евгений Данилович Агранович, мой двоюродный дед, автор этой песни и песни «От героев былых времен…» из фильма «Офицеры».

– Но вот Райкин: с одной стороны, считалось, что он так смело обличает советское начальство, а с другой стороны, его любил Брежнев.

– Райкин – актер, лицедей, так же, как и Хазанов. Это люди, которые не произносили своих текстов. Аркадий Исаакович был выдающимся актером. Да, они все существовали в пределах разрешенного. Если вам интересно, найдите в Интернете подкаст  – часовую беседу стендапера Поперечного, которого почти нет в телевизоре и который собирает стадионы, с отцом Алисы Хазановой, которая играет в фильме мою жену. Геннадий Викторович очень подробно рассказывает о реалиях этого цеха, этой жизни как раз в 1980-е: как «литовались» сатирические тексты, какие проходили для этого круги ада и худсовета.

– Я не совсем понял финал фильма: ваш герой что – покушается на самоубийство? Не по-еврейски это как-то. Ему стало стыдно, что из-за него случилась трагедия?

– Страх. Он понимал, что за этим последует.

– Но ваш юморист вроде бы не виноват напрямую. Там же разбирались между собой серьезные люди.

– Смотрите… Там старый генерал, молодой генерал…

– Давайте не будем пересказывать сюжет, нашим читателям еще предстоит смотреть фильм.

– Нет, я только о том, что действие происходит в 1984 году. Скоро умрет Черненко, и на смену ему придет Горбачёв, который снова разрешит шутить. Раньше была только передача «Вокруг смеха», а с эпохой перестройки вернулся запрещенный КВН, который сформировал всю платформу юмора, существующую сегодня. «Comedy club» – это же все выходцы из КВН. Происходил слом эпохи, и мой герой невольно послужил катализатором этого слома. Мне кажется, что он не собирался этого делать, не понимал, что происходит, просто находился внутри всего этого процесса. Но в фильме есть еще и альтернативный финал, наш герой все-таки, я думаю, слабоват для первого варианта. Была же такая передача «Аншлаг, аншлаг!», где все эти герои 1980-х выступали и в 1990-е, и в 2000-е практически с тем же материалом. И наш герой туда перетекает.

– Вы можете порассуждать о том, почему юморист  – это очень часто еврейская профессия, как, например, скрипач, часовщик или адвокат?

– Есть версия, что одно из предназначений юмора  – преодолевать страх. Когда тебе страшно, ты пытаешься сделать источник страха нестрашным. Самый яркий пример  – фильм «Жизнь прекрасна», где герой итальянского комика Роберто Бениньи со своим сыном оказывается в концлагере и превращает эту ситуацию в сказку, чтобы ребенку не было страшно. И один из немногих способов выжить в такой ситуации  – юмор. Даже в Советском Союзе для того, чтобы не было так страшно, нужно было рассказать анекдот.

– Знаете, мне послышалась в фильме еще одна подспудная тема, которую непросто обсуждать в широкой аудитории, но на страницах еврейской газеты можно попробовать. Ваш герой  – не самый праведный еврей, не эталон бытового приличия, не трезвенник  – оказывается востребован в «минуты роковые» окружающего нееврейского мира. Не размышляли ли вы о постоянной потребности русской культуры и даже шире – мировой культуры в некоем «еврейском ферменте», который в позднее советское время принимал форму «сатиры и юмора»?

– Шуты были частью культуры с древних времен. Русская культура – не исключение. Если вы вспомните фильм «Андрей Рублев», там есть персонаж  – скоморох, которого секут за какую-то неудачную шутку. Его играет, правда, еврей Ролан Быков. Я бы только не применял расовый подход, говоря о «еврейском ферменте». Америку разве можно представить себе без «черной» культуры, без негритянского блюза?

– А вот пример из Америки  – сериал «Удивительная миссис Майзел». Героиня  – женщина-стендапер из традиционной еврейской семьи.

– Да. Действительно, евреи и в американской культуре отвечают за юмор. Вуди Аллен – пожалуйста! Кстати, чем отличается зачастую еврейский юмор от других? Умением смеяться над собой, объектом шутки часто является сам автор.

– Вот-вот! Персонажи «Юмориста» тоже шутят над своими еврейскими носами и при этом как-то естественно выговаривают слово «еврей», хотя в годы, о которых фильм повествует, оно было не очень употребительно ни на экране, ни в жизни. А какую роль в вашей жизни играло это слово в те годы? Слово из Библии в пятом пункте советских документов.

– Моя мама – украинка, хотя у нас в семье она самый главный еврей. Она по-настоящему сочувствует и является большой поклонницей еврейской истории и культуры. В 16 лет, когда я получал паспорт, я записался евреем исключительно из чувства противоречия. Когда меня привели на призывной пункт, на стол военкома легли два документа – паспорт и приписное свидетельство, первый документ, который мальчик получал в СССР в 14 лет. А графа «национальность» в жизни советского ребенка появлялась в школе, в классном журнале. Когда моя мама актриса Эмилия Кулик пришла к директору моей школы Леониду Исидоровичу Мильграму с вопросом, как сына записать, он ответил: «Мила, зачем вам лишние сложности? Запишите украинцем». И вот в школе, а затем и в приписном свидетельстве я был записан украинцем, а в паспорте – евреем. В военкомате, видимо, доверяя больше Министерству обороны, чем Министерству внутренних дел, записали в военном билете как в приписном свидетельстве: Агранович  – украинец. Я угодил в учебную часть, где из меня хотели сделать специалиста по засекреченной аппаратуре связи. Это подписка, это форма допуска, после чего ты как минимум десять лет невыездной. У этого были свои плюсы в службе, но уже стоял 1988 г., люди начинали везде ездить, и я не хотел этой секретности, пытался каким-то образом избежать получения этой профессии, но не получалось. И вот я пришел к командиру части: «Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться! У меня в документах ошибка!» Он смотрит: Агранович, украинец… «А что  – русский что ли?»  – «Никак нет, еврей!»  – «Выйди, мне надо с замполитом поговорить…» И через два часа моя фамилия стояла в списке на отчисление из учебки. И смотрите, с одной стороны, это проявление антисемитизма  – нельзя допускать евреев к секретам. С другой стороны, меня это как-то, в общем, выручило. Потом в новой части, где я служил, прямо на плацу стояла наглядная агитация, где был указан «национальный состав подразделения», и там была таблица: русских  – столько-то, украинцев, татар, башкир, удмуртов – столько-то, еврей – один. Это был я. Но я – гой!

– Ну, у каждого свои недостатки…

Беседовал Виктор Шапиро для газеты «Еврейская панорама»

Похожие статьи