В гостях у портала СТМЭГИ известный актер, режиссер и сценарист.
– Наш разговор я хочу начать с того времени, когда мы познакомились. Во-первых, это объясняет тот факт, что мы на ты. А знакомы мы почти тридцать лет, с кинофестиваля «Кинотавр» в 1991 году, когда молодой начинающий режиссер Дмитрий Астрахан представил свою картину «Изыди».
– Тогда было принято сдавать в Госкино картины. После просмотра все молча вышли из зала. Задумчивые. Видел, как некоторые вытирали слёзы. Были под впечатлением. После этого ко мне подошла невысокая женщина . Это была Эльга Лындина. И она спрашивает: «Вы хотите на «Кинотавр»? Мы отбираем картины». И она с коллегой отправила фильм на фестиваль. Я тогда и не понимал, куда еду. Привезли фильм на показ в Сочи. Очень хорошо помню, как его показывали. Известные люди вокруг, я никого не знаю. Ходил, смотрел фильмы и где-то на пятый день прихожу на свой. А зрителей нет. Огромный зал, а в нем человек тридцать. Все на пляже, сеанс-то дневной. И я понял: ну что тут обсуждать? Какой реакции можно ждать на фильм, которого никто не видел, кроме 30–40 человек и жюри. Я был очень расстроен. Хотя нельзя сказать, что фильм совсем проигнорировали.
Но самое интересное было впереди. Оставался день до финала. Вдруг меня вызывают Рудинштейн и Янковский. Говорят: «Надо еще раз показать фильм». Я говорю: «Зачем?» А они мне: «Слушайте, фильм претендует на главный приз, а его никто не видел». Все ж были на пляже. (Смеется*) И на второй показ пришли уже просто все. Я видел весь бомонд. Глузский, все артисты. И идут в зал с таким настроением: «Ну и где этот шедевр? Показывайте нам его, мы сейчас все скажем про него». Идет фильм. И вдруг за десять минут до конца рвется пленка. Ее начинают менять, а свет зажигать не стали. И я понимаю, что происходит что-то странное. Никто не встает. Все профессионалы сидят в зале, и все ждут, когда заменят пленку — это занимает минуты 3–4. И меня поразило, что никто не шевелится. Закончился фильм, овации.
Кадр из фильма "Из ада в ад" (реж. Дмитрий Астрахан)
– У тебя спустя лет пять случился еще один фильм на еврейскую тему: «Из ада в ад». Обе эти картины — такая абсолютная глыба. И про эти фильмы мы говорим «классика советского, российского, еврейского кинематографа». И такой вопрос: почему потом ты никак к этим темам не обращался? Надо сказать для наших читателей, кто фильм не видел, — это картина о еврейских погромах после войны в польском городе Кельце.
– В этих картинах одна простая мысль. То, что в природе человека заложена национальная вражда, — это все глупости, неправда это. Это кем-то провоцируется и создается. Может, поэтому такой успех зрительский фильмы и имели. Потому что, как бы дико это ни звучало, картины светлые. И ещё для меня важно, что в этих фильмах еврейские роли сыграли нееврейские актеры.
– Я хочу напомнить тебе одну из твоих цитат. «В хорошем кино обязательно должна быть эмоция. Нет эмоции — значит, это не кино». У тебя в кино всегда много эмоций. Может, порой даже слишком много.
– Эмоциональность личная, та, что в человеке, а не в профессионале, тоже многое решает. Над вымыслом слезами не обольешься. Эмоциональность — это мера, я считаю, она рождает какие-то вещи. Я не верю в то, что если режиссер не заплакал, то зритель заплачет. Не заплачет он. Если плачет зритель, значит, плакал автор, переживал что-то в этот момент.
– А ты плачешь, когда смотришь кино?
– Да, я очень эмоциональный зритель. Очень. Я снимал фильм «Судьба диверсанта», в котором есть одна сцена. Надеюсь, она войдет в историю еврейского кино. Она идет три минуты. Эпизод такой: русский парень-работяга идет на завод. И мимо гонят евреев в гетто. И кто-то там спрашивает, куда их ведут. И, в общем-то, понятно, что, скорее всего, их убьют. Понятно это и самим евреям. А в том месте раньше играл оркестр, всего один парень был там русский, а остальные евреи играли. И вдруг к полицаю подбегает этот парень. Спрашивает: «Можно с ними?» А тот: «Ты что, с ума сошел, ты же не жид». Он говорит: «Без меня оркестр неполный». И в толпе там спрашивают: «Oн что, сумасшедший?» И отвечают: «Парень одинокий, всю жизнь один жил, никого у него не было». И он стремится к этим евреям, а они его из толпы-то выгоняют. Говорят: «Ты что, мы не на свадьбе идем играть, а на своих похоронах». — «Ну так сыграем!». И наша группа съемочная плакала. То же самое было, когда мы снимали финал «Изыди». Было очень много зрителей из числа местных жителей. Я помню, как люди стояли вытирали слезы.
– Помимо этих двух картин, которые мы обсудили, я очень люблю твои фильмы «Ты у меня одна» и «Все будет хорошо». Для меня эти формулы и эти фильмы — некий слепок 90-х. А как ты относишься к 90-м? Они для тебя лихие?
– Для меня 90-е годы — это время надежд, время абсолютного оптимизма, как ни странно, и время перемен. Я не стал бы режиссером, если бы не было тех лет, потому что оба эти фильма были сняты на частные деньги.
– А как тебе работалось — у тебя ведь снимались великие актеры, огромный список. Ты не боялся, особенно поначалу, с ними работать?
– Я вообще всегда боялся, мой главный страх, когда я учился в институте, — встречи с артистами, я понимал, что приду к артисту и должен ему что-то говорить, а артист меня должен почему-то слушать, и почему он должен слушать меня — это большой вопрос. Я боялся быть им неинтересен.
Справка
Дмитрий Астрахан родился в 1957 году в городе Ленинграде. Советский и российский режиссер театра и кино, продюсер, телеведущий и киноактер. Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии (1982). C 1981 по 1987 год — режиссер Свердловского театра юного зрителя. С 1991 по 1995 год руководил петербургским Театром комедии имени Н.П. Акимова. С 1981 по 1996 год поставил более 40 спектаклей в разных театрах. Снялся в 37 фильмах, преимущественно играя еврейских персонажей. Режиссер 30 полнометражных кинолент, в том числе «Из ада в ад», основанной на реальных событиях истории еврейской семьи, жившей в польском городке Кельце в годы Второй мировой войны. Заслуженный деятель искусств РФ (2009). Член общественного совета Российского еврейского конгресса.
Беседовал Александр Колбовский
