Выдающийся еврейский историк ХХ в. Сало Уиттмайер Барон, чей фундаментальный 18-томный труд «Социальная и религиозная история евреев» выпускает на русском языке издательство «Книжники», весной 1942 г. опубликовал статью «Еврейский фактор в цивилизации Средневековья», основанную на сделанном незадолго до того докладе в качестве президента Американской академии еврейских исследований (AAJR).
Доклад начался с несколько неожиданного тезиса, опровергающего довольно широко бытующее и поныне мнение: «Когда мы называем Нюрнбергские законы возвращением к средневековью, мы клевещем на средневековье — что следует из всякого сравнения с законодательством нацистской Германии и фашистской Италии». Он отметил, что «средневековое еврейство, хотя и страдавшее от ограничений, тем не менее было привилегированным меньшинством в любой стране, где его вообще терпели».
В известной степени доклад развивал тему его революционной статьи «Гетто и эмансипация» (1927), где Барон подверг критике «слезливую концепцию еврейской истории», идущую от великого немецко-еврейского историка Генриха Греца. Немецкий историк рассматривал историю евреев, особенно в период средневековья, как характеризовавшуюся беспримерными страданиями, бесконечным мученичеством, постоянными унижениями. Барон же утверждал, что «широко распространенное мнение о еврейской жизни в средневековой Европе, как состоявшей из непрерывной цепи миграций и страданий, бесправия и унижений, следует отнести к заблуждениям», добавив, что средневековье было не столь «мрачным для евреев, в сравнении с прочим населением, как это принято считать».
В качестве конкретных примеров своего тезиса Барон привел в докладе Нюрнбергские законы, принятые в нацистской Германии в 1935 году, запрещающие смешанные браки и интимные отношения между евреями и арийцами, одновременно указав, что в средние века, даже при существовании очень неясных запретов в сфере сексуальных отношений, обширные социальные контакты между евреями и христианами часто помогали эти запреты обходить и «смешанные браки, а тем более, незаконные связи были распространены гораздо шире, чем это указывается в источниках».
Обращение в докладе к политической ситуации начала 1940-х гг. вполне объяснимо, но возможно, что для выбора темы и примеров у Барона было еще одно, весьма конкретное обстоятельство. В 1932 г. он сменил в должности пресс-секретаря AAJR блестящего медиевиста профессора Дэвида Блондхайма, крупнейшего специалиста по французскому и еврейско-романским языкам средневековья. 48-летнего Блондхайма уволили (хотя не изгнали из Академии) после его женитьбы на 37-летней Элеоноре Лэнсинг Даллес, дочери пресвитерианского пастора (будущие глава американской разведки и госсекретарь США, Аллен и Джон Фостер Даллесы, были старшими братьями Элеоноры. Дед и дядя Элеоноры некогда тоже были госсекретарями США). Дэвид и Элеонора познакомились в Париже, где она писала докторскую по экономике, а он изучал особенности французского языка средневекового еврейства. Их первый поцелуй, как впоследствии писала Элеонора, случился на «залитой лунным светом опустевшей площади перед Нотр-Дамом».
После заключения гражданского брака состоялась религиозная церемония, которую провел зять Элеоноры — муж ее сестры, протестантский пастор. Правда, церемония отличалась некоторым своеобразием; учитывая уважение Дэвида к еврейской традиции (хотя он и не был ортодоксом), Элеонора потребовала у зятя, чтобы тот «провел службу, как считает нужным, пусть с упоминанием Иисуса, но вот о Христе хорошо бы не упоминать».
Они планировали завести двух детей. Но в марте 1934 г., когда Элеонора вынашивала их первого ребенка, Дэвид покончил с собой. Сына, родившегося через семь месяцев после смерти мужа, Элеонора назвала Дэвидом. Больше она замуж не выходила, удочерив еще одного ребенка. О причинах самоубийства выдвигались разные версии. Более 40 лет спустя, уже одна из известнейших женщин Америки, внесшая немалый вклад в социально-экономические преобразования своей страны и Европы, профессор и известная американская писательница Элеонора Лэнсинг Даллес, в главе своих мемуаров, посвященной мужу и полной любви, написала, что ей до сих пор неизвестно, отчего покончил с собой Дэвид. Она умерла в 1996 г., в 101-летнем возрасте, в доме престарелых.
В любом случае, реакция коллег по AAJR на брак Дэвида и Элеоноры, и особенно сооснователя Академии и одного из ее предшествующих президентов, тоже великого еврейского ученого Луиса Гинцберга, вряд ли добавила приятных ощущений в жизнь Дэвида, как в моральном, так и финансовом отношении. Именно Гинцберг, крайне негативно относившийся к смешанным бракам, настоял на увольнении Дэвида из AAJR и Еврейского издательского общества (JPS). Другие коллеги отнеслись к увольнению Дэвида с большим пониманием. Александр Маркс, еще один крупный американский еврейский историк и библиограф, позже сменивший Гинцберга в должности президента AAJR, написал Элеоноре: «У меня нет слов, насколько мне жаль, что наше такое плодотворное и теплое сотрудничество в интересах Академии уже не может продолжаться как раньше». Маркс, знавший Блондхайма не одно десятилетие, впоследствии помогал д-ру Элеоноре Даллес готовить второй том французской монографии ее покойного мужа о языковых заимствованиях в комментариях Раши на Талмуд, увидевшей свет в 1937 г.
Барон мог заострить внимание в своем докладе на любовных отношениях в средневековье и на современной политике нацистов, помня о судьбе своего предшественника в должности пресс-секретаря AAJR и очень ему сочувствуя. Тогда, косвенным образом, это был и упрек членам Академии. Конечно, это только гипотеза, но если она справедлива, то образ великого историка становится еще более светлым.
