Летом 1948 года Бен Стоунхилл прибыл в отель Marseilles в Нью-Йорке, место сбора еврейских беженцев, прибывших в США после Второй Мировой войны. Он привез с собой тяжелую записывающую аппаратуру и разместил ее в вестибюле отеля. Целью было записать песни беженцев: народные песни, праздничные песни общин и молодежных движений, а также песни, которые пели узники в концентрационных и истребительных лагерях, в гетто и в убежищах, где провели долгие годы войны.
Сегодня песни, записанные Стоунхиллом, хранятся в звуковом архиве Национальной библиотеки Израиля. Среди них есть две песни, которые имеют ряд общих черт. Они дают представление о моментах отчаяния и надежды, переданных через популярную музыку первой половины 20-го века.
Название первой песни: «Танго в Освенциме». Она написана на польском языке 12-летней польской девочкой по имени Ирка Яновски. К сожалению, мы мало что знаем о ней: она не была еврейкой и погибла в Освенциме. Девочка написала слова на известную довоенную мелодию танго. Песня стала популярной среди заключенных комплекса уничтожения, многие вспомнили ее, когда услышали записи Бена Стоунхилла.
Песня и биография Яновски напоминают нам о том, что обычно не вспоминают, говоря об Освенциме. Комплекс состоял из нескольких лагерей уничтожения и трудовых лагерей, среди огромного числа заключенных евреев, в лагере было большое количество неевреев. Десятки тысяч поляков, румын, а также французских и русских военнопленных, все они были убиты в Освенциме.
Тексты песен Яновски, переведенные на идиш выжившими, говорят о всех заключенных Освенцима, не фокусируясь на евреях. Вот слова этой песни:
Черный человек скоро возьмет в руки свою мандолину,
и начнет наигрывать короткую мелодию,
а англичанин и француз что-то напевают,
так из печали возникнет трио.
Поляк вскоре возьмет в руки свисток
и взволнует весь мир –
Песня будет зажигать сердца
Они жаждут свободы, которой их лишили.
Поющие зажигают надежду в сердцах слушателей:
Наше рабское танго – под хлыстом надсмотрщика,
Наше рабское танго в лагере Освенцим…
О, свобода! Зов свободы!
Танго в Освенциме было не единственным танго, исполняемым в лагерях.
Этот музыкальный жанр, ставший популярным в Европе в начале XX века, служил напоминанием о довоенной жизни – был искоркой надежды на то, что война в конце концов закончится и жизнь вернется к нормальному укладу.
В коллекциях Стоунхилла была найдена еще одна песня, имеющая много общего с песней Яновски и это тоже танго.
Эта песня, вероятно, была написана в Освенциме, хотя ее автор неизвестен. Песня была написана на идише. Она называется «О, у меня был отец» (Oy gehat hob ikh eynmol eyn tatn) и рассказывает историю осиротевшего ребенка, чьи родители были убиты в печально известном лагере уничтожения. Медленная мелодия успокаивает боль утраты и смягчает текст, описывающий чудовищную жизнь в лагере. Конец песни, подобно «Танго в Освенциме», сохраняет оптимистическую ноту: певец заявляет, что он еще молод, он выбирает жизнь и будет продолжать жить, несмотря ни на что!
Между этими двумя записями есть много общего: они представляют собой редкие свидетельства музыки, исполняемой в лагере уничтожения. Эта музыка давала узникам силы жить. Обе песни, скорее всего, были написаны маленькими детьми. Они описывают суровую реальность жизни в лагере, но при этом выражают веру в то, что это ужасное время скоро закончится. Это единственные две композиции в сборнике, в которых явно упоминается название Освенцим. Эти песни были символом надежды на то, что однажды жизнь ее авторов и всех заключенных лагеря – вернется в нормальное русло. Боль и надежда сопровождаются ритмом танго, зародившегося так далеко от Польши, но так много значившего в те годы для узников Польского лагеря смерти.
Эта статья была написана при щедрой поддержке доктора Гила Флам, исследователя музыки Холокоста и директора музыкального отдела Национальной библиотеки Израиля.
