Второй по размеру город Франции является домом для третьего по величине еврейского населения в Европе и четверти миллиона мусульман, и президент Консистории Мишель Коэн Тенуджи говорит, что отношения не могут быть лучше.
Интервью, данное им The Times of Israel в середине октября, состоялось всего через несколько дней после того, как парижский учитель был обезглавлен мусульманином – ужасное возмездие за то, что показал классу карикатуру с изображением Пророка Мухаммеда.
Через две недели после интервью трое были убиты в Ницце, всего в 200 километрах к востоку от Марселя, и прогремела стрельба в Вене.
Между тем жителей второго по величине города Франции, казалось, не затронули политические и религиозные события, годами волнующие остальной континент.
Марсель стал невероятно разнообразным в 1960-х и 1970-х годах с притоком мусульман и евреев из Марокко, Туниса и Алжира после провозглашения государствами независимости от французского правления.
Сегодня по оценкам мусульмане составляют от 20 до 25 процентов из 860 тысяч населения. Множество евреев, в основном выходцев из Северной Африки, делают его городом с третьей по величине еврейской общиной в Европе после Парижа и Лондона.
На центральной улице Сен-Сюффрен с многочисленными кошерными магазинами, ресторанами и еврейской школой колумнист The Times of Israel Яаков Шварц спросил ультраортодоксального еврея, будет ли он в кипе чувствовать себя в безопасности в Ноай – мусульманской части города. «Конечно, – сказал тот. – Почему нет?»
Один сотрудник еврейской общины сказал, что мусульмане в Марселе не сталкиваются с таким расизмом со стороны местных жителей, как в других французских городах, что делает их менее склонными изливать свое разочарование на еврейских соседей.
Но другой сотрудник утверждал: «Мы просто ждем, когда сюда дойдет ужас. Кто-то в конце концов увидит, что мы живем классной жизнью в Марселе, что мы не слишком напуганы, и у нас будет нападение со стрельбой или взрыв смертника. Это только вопрос времени».
Интервью
The Times of Israel: Итак, сколько евреев в Марселе?
Мишель Коэн Тенуджи: Официально – 70 тысяч, но мы думаем, что нас около 100 тысяч, потому что у многих есть еврейская мать, но они не имеют тесных связей с еврейским миром. Каждый день мы обнаруживаем евреев, которые даже не знали, что они евреи.
TTI. Я видел, как это происходило в Центральной и Восточной Европе после Второй мировой войны и подъема «железного занавеса», но в Марселе большинство евреев приехали из Северной Африки спустя десятилетия после войны. Какого рода предыстория у этих «скрытых евреев» здесь?
МКТ. После Второй мировой войны евреи из Алжира и Марокко приехали во Францию, и там была большая ассимиляция. Поскольку многие еврейские женщины вышли замуж за неевреев, их дети отошли от традиций, но они евреи согласно Торе.
TTI. Как здесь идентифицируют себя большинство евреев?
МКТ.Большая часть общины традиционна, и, возможно, 10 процентов – ортодоксальные евреи. Французские евреи очень открыты, поэтому нам всем легко жить вместе. Здесь есть несколько евреев-реформистов и консерваторов, но их очень мало, и у них в Марселе только одна синагога. Но большинство идентифицируют себя с Консисторией – признанным правительством органом, представляющим еврейскую общину Марселя, и внимают главному раввину Франции Хаиму Корсиа. Наш главный раввин Рубен Охана и даян [председатель раввинского суда] Шмуэль Меллуль делают все возможное, чтобы объединить все общины.
TTI. А как складываются еврейско-мусульманские отношения в Марселе?
МКТ.В Марселе тоже были зафиксированы антисемитские выступления исламистов, но с гораздо меньшей интенсивностью и частотой. Мы думаем, что это доказательство наших хороших отношений. У нас есть ассоциация Marseille Espérance («Надежда Марселя»), которая объединяет всех религиозных лидеров города и организует мероприятия и дискуссии. Я сам много раз посещал мусульманскую общину, чтобы выразить нашу поддержку, будь то открытие новой мечети, праздники Курбан-байрам или Рамадан. А мы, в свою очередь, ежегодно на Рош ха-Шана приветствуем мусульманских лидеров в нашей Большой синагоге.
Такие моменты – это сильные сообщения, которые мы отправляем нашим местным сообществам и остальному миру. Марсель – плавильный котел мультикультурного населения, в котором многие разные люди привыкли жить вместе.
TTI. Какие части этих отношений можно улучшить?
МКТ. Мы могли бы вместе противостоять растущему правому национализму в Европе, который представляет угрозу для всех нас.
TTI. Влияет ли общая культурная история евреев и мусульман из Магриба на их отношения в Марселе больше, чем в других французских городах?
МКТ. Без сомнения! Они привыкли жить вместе, сохранили свой образ жизни, свои привычки – и эта традиция жива и сейчас.
Свадьба состоится в Большой синагоге Марселя 21 октября 2020 г. (Яаков Шварц / Times of Israel)
TTI. С какими проблемами сегодня сталкивается еврейская община?
МКТ. У нас много проблем. Консистория в первую очередь заботится о том, чтобы сделать иудаизм доступным для всех. Мы – мэрия для евреев по всем вопросам еврейской жизни от рождения до смерти.
Частью нашей миссии является управление отношениями с общественностью. Мы стараемся сделать религиозную жизнь возможной даже со всеми новыми ограничениями. Например, во время первой волны в марте и апреле мы закрыли наши синагоги до того, как правительство ввело ограничения. Но зараженность в Марселе тогда была намного ниже, чем в остальной части Франции. Поэтому мы приняли решение открыть синагоги раньше, чем остальная часть страны.
Мы разработали гигиенические протоколы, специфичные для синагог, миквы и процедуры обрезания. Правительство не думало о еврейской жизни во время COVID, поэтому должны были это сделать мы.
TTI. Есть ли у вас какие-либо механизмы для отслеживания статистики COVID в еврейской общине?
МКТ. Статистически мы не можем знать, потому что национальной статистики в больницах нет. Но хотя Марсель – большой город, для евреев он маленький, поэтому мы знаем, сколько наших евреев умерло от этой болезни. Но это не очень большая цифра. Мы извлекли уроки из своих ошибок и очень быстро приняли меры в начале второй волны. Вот почему у нас теперь более низкие уровни заболеваемости.
