Как COVID, миграции из пригородов и новые технологии разрушают сложившийся уклад и формируют новый тип американской еврейской идентичности в 21 веке, пишут в издании Tablet Джоэл Коткин и Эдвард Хейман.
Американские евреи переживают очередной эпохальный сдвиг. Классический архетип американской еврейской идентичности XX века, сконцентрированный в крупных мегаполисах и организованный вокруг крупных институтов, подошел к концу. Сага, начавшаяся с острова Эллис, уступает место новой еврейской идентичности, в которой Интернет теперь играет роль, которую когда-то играли городские районы, как центр общинной организации и религиозного обучения.
Трансформации, меняющие еврейскую идентичность в Америке, ускорила нынешняя пандемия на трех важнейших фронтах. Первый — это рассредоточение из традиционных центров, особенно крупнейших городов, таких как Нью-Йорк, к более быстрорастущим регионам на юге и западе. Эта модель показала самый быстрый рост среди евреев как на городской периферии, так и в зависимых от автомобилей городах большой площади, таких как Майами, Лос-Анджелес, Хьюстон, Атланта и Денвер.
Еще до пандемии социолог Стюарт Шенфельд обнаружил, что, хотя евреи могут быть «городскими жителями», которые «непропорционально сконцентрированы в мегаполисах», большинство из них на самом деле не живет в центре города. В действительности, как он считает, «городские евреи составляют меньшинство среди евреев и меньшинство среди других горожан». В Майами только 7000 (5%) из 123200 евреев проживают в городских районах, тогда как в Лос-Анджелесе их 13% и 17% — в районе Сан-Франциско. Еврейство после ковида, вероятно, продолжит свое движение в сторону от плотных городских центров. Вторым важным изменением стало растущее использование телекоммуникационных технологий — явление, которое ускорила пандемия, вынудившая закрыть двери синагог.
Третий фактор — возникновение так называемой «текучей» или подвижной религиозности. Эта тенденция наблюдается и в других религиях, где люди, особенно миллениалы, все чаще стремятся найти собственный путь к духовной реализации вне верности деноминации и синагоге. Вообще говоря, реформистское и консервативное движения, жизненно важные для еврейских иммигрантов в первом и втором поколениях, которые хотели соблюдать свои традиции и при этом полностью ассимилироваться с американской культурой, сейчас находятся в упадке. В каком-то смысле они жертвы собственного успеха. Предоставляя версию еврейства, отвечающую требованиям современной коммерческой культуры Америки, они становились менее важными для последующих поколений, которые уже успешно ассимилировались.
Оборотная сторона этой тенденции — рост популярности ортодоксального иудаизма в США 21 века. В то время как численность их секулярных соплеменников сокращается, хасиды и другие традиционные течения в Америке переживают всплеск роста. Но процветают не только такие организации, как Хабад. Также наблюдается рост разнообразных неаффилированных и независимых миньянов и взрыв того, что можно назвать «иудаизмом с особыми интересами», начиная от окружающей среды и социальной справедливости до кулинарии и спиритизма.
За этими структурными изменениями скрываются более глубокие экзистенциальные реалии, с которыми американским евреям предстоит столкнуться. Молодых евреев, отказывающихся от традиций и институтов своей веры, нельзя воспринимать просто как избалованных миллениалов. Многие реагируют на законную неспособность американского еврейского истеблишмента удовлетворить свои общинные и духовные потребности. Послевоенная конфигурация, которая служила восходящим мобильным бэби-бумерам, не адаптировалась к новому миру, в котором молодые люди менее защищены с экономической точки зрения, сталкиваются с трудностями, создавая семьи, а также с распадающимся социальным консенсусом и потерей принадлежности к сообществу.
Еще одна проблема, с которой столкнутся американские евреи, будет заключаться в потере своего положения в центре еврейской истории. За последние 72 года Израиль возродился как самая большая и влиятельная еврейская община в мире. Американские еврейские общины по-прежнему являются одними из самых могущественных за всю историю диаспоры и, вероятно, останутся такими и в будущем. Но относительное уменьшение роли Америки по мере того как Израиль укрепляет свой статус бесспорного центра мирового еврейства, будет продолжаться, а также и потребует новой концепции отношений между двумя странами.
Вопрос выживания
За граничащим с высокомерием оптимизмом бестселлера Алана Дершовица «Хуцпа» (1991) шесть лет спустя последовал его гораздо менее широко известный труд «Исчезающий американский еврей», в котором говорится, что общине здесь «грозит исчезновение». Основными виновниками были не белые националисты или радикальные антисионисты, а растущая ассимиляция, высокий уровень жизни и смешанные браки, которые, как выяснил социологический центр Pew, составляют 58% от всех браков с участием евреев, заключенных с 2005 года, и 79% — среди лиц самоидентифицированных как «евреи без религии».
Еще более поразительный вывод Pew состоит в том, что «доля евреев, состоящих в браке, по-видимому, снизилась с 60% (по данным Национального обследования еврейского населения 2000-2001 годов) до 51% сегодня. «Новейшая угроза нашему выживанию как народа, — писал Дершовиц, — в основном является продуктом нашего успеха на индивидуальном уровне.
Очевидно, что даже до пандемии эти демографические тенденции подталкивали синагогальный иудаизм к светскому упадку. Джек Вертхаймер, профессор американской еврейской истории в Еврейской теологической семинарии в Нью-Йорке, предполагает, что все деноминации сталкиваются с подобной тенденцией. Единственный реальный рост показал Хабад, количество синагог которого утроилось за последние 20 лет — с 346 до примерно 1036.
Для понимания этой общей эрозии еврейского самовыражения критически важно понять отчуждение, которое испытывает поколение миллениалов. Профессор Университета Брандейса Мэтт Боксер объясняет, что многих миллениалов отталкивает доминирующий нарратив о том, что иудаизм направлен на «выживание и преемственность», а также «не привлекает риторика о смешанных браках или антисемитизме, якобы представляющих экзистенциальную угрозу выживанию еврейского народа». Евреев эпохи депрессии и их детей-бумеров преследовал и мотивировал главный вопрос: выживет ли иудаизм? Но миллениалы спрашивают: «Почему наше выживание важно?» Их заботит будущее человечества и их собственный духовный рост.
Ситуация требует полной переориентации еврейской жизни от устаревших деноминационных моделей и двойной фиксации на сионизме и антисемитизме и к обновленной концепции иудаизма как неотъемлемой части повседневной жизни и борьбы.
Как отмечает Боксер, существует конфликт между тысячелетними демографическими моделями и традиционной жизненной траекторией, для обслуживания которой устроены синагоги. Американские синагоги не знают, что делать с молодыми людьми в период между возрастом бар-мицвы и временем, когда у них появляются собственные дети. Старая модель «не работает для миллениалов, которые дольше учатся в школе, женятся и заводят детей в более позднем возрасте (если вообще это делают)».
Миллениалы также сталкиваются с гораздо худшими экономическими перспективами, чем их родители-бумеры, пережившие Великую рецессию, а теперь и пандемическую квазидепрессию — ситуацию, которая может оказаться еще более печальной для когорты поколений, следующих за ними. Из-за экономической незащищенности они часто не могут или не желают оплачивать дорогое членство и праздничные расходы в синагогах. Шварц утверждает, что высокая цена еврейского образа жизни при старой модели синагоги, которая включала еврейскую дневную школу, лагерь и пожертвования Федерации, больше не находит отклика у многих молодых евреев — даже тех, кто вырос в рамках этой системы. Проблема носит системный характер: институциональный иудаизм не работает как «ценностное предложение».
Кроме того, между поколениями растет разрыв в том, что составляет еврейскую идентичность. Андрес Спокойны, генеральный директор компании Jewish Funders Network, считает, что «еврейская идентичность» стала бесполезным понятием, не более чем симулякром. «Последнее обновление нашего “программного обеспечения” произошло 100 лет назад», в результате чего евреи, утверждает Спокойны, отчаянно нуждаются в «перезагрузке».
Ситуация требует полной переориентации еврейской жизни от устаревших деноминационных моделей и двойной фиксации на сионизме и антисемитизме и к обновленной концепции иудаизма как неотъемлемой части повседневной жизни и борьбы. «Евреи больше не обязательно открывают для себя иудаизм через еврейские тексты, ритуалы и традиции, — отмечает раввин Дебра Оренштейн. — Часто евреи открывают для себя иудаизм в ходе своих личных поисков и путешествий, обнаруживая, как, казалось бы, запоздалое удивление, что иудаизму в конце концов есть что сказать об их жизни».
Нет оснований предполагать, что американский иудаизм не выживет, но для того, чтобы он процветал, он должен измениться, причем кардинально. Диаспора всегда строилась вокруг идеи Мартина Бубера о создании «призвания уникальности». Сколько выдержит эта культура диаспоры — почти полностью зависит от того, что происходит в Северной Америке. В конце концов, диаспора повсюду — в Латинской Америке, Африке, Азии, а также в Европе, где сейчас проживает едва ли 10% евреев мира, — быстро и неуклонно сокращается. Сегодня еврейское население Северной Америки (вместе с Канадой) составляет более 70% от общей численности диаспоры. В последней трети прошлого века американский иудаизм был возрожден и снова воспринят движением иммигрантов из бывшего Советского Союза, Ирана, Ирака и Южной Африки. И все же Америка больше не является основным местом назначения: с 1990 года Израиль привлек от 70% до 80% еврейских мигрантов со всего мира. Следуя нынешним демографическим тенденциям, Израиль, где уже живет почти половина всех еврейских детей, станет бесспорным центром еврейского мира. Учитывая низкий уровень рождаемости среди неортодоксальных американских евреев, к 2030 году Израиль может стать, впервые с ранней античности, домом для большинства всех евреев мира.
Возвышение Израиля как технологически развитого государства, похоже, подорвало экономические причины, которые иногда побуждали евреев, даже израильтян, приезжать в Америку. «Еврейская идентичность» диаспоры, построенная на сопротивлении преследованиям, статусу меньшинства и приверженности традициям, меняется, как предсказал почти шесть десятилетий назад французский социолог Жорж Фридман в своей книге «Конец еврейского народа?». На его месте возникло новое израильское национальное сознание. «Еврейский народ, — писал Фридман, — исчезает и уступает место израильскому».
Еврейская община Америки демонстрирует признаки глубоких разногласий по политическим мотивам даже в отношении Израиля. В момент экономических трудностей, гиперполяризации, расовой напряженности, а также тревожного роста белой националистической агитации наблюдается снижение интереса к организованной религии среди миллениалов.
Корни диаспоры
По своему происхождению иудаизм был племенной религией, построенной на том, что историк Эллис Ривкин называет верой «абсолютной простоты». На короткое время он превратился в централизованную религию. К 7 веку до н.э. иудаизм и политическое государство были объединены в одну центральную власть.
Тем не менее, даже когда Иудея и Израиль процветали, евреи начали расселяться по миру. За Вавилонским изгнанием последовали добровольные миграции в другие части тогдашней Ойкумены, имевшие лучшие перспективы, чем узкие пределы древнего Израиля. К началу нашей эры более двух третей евреев жили за пределами Палестины — в Александрии, вероятно, было больше евреев, чем в Иерусалиме, — хотя Храм оставался главным религиозным центром. Как и сегодня, связи между разрозненной еврейской общиной и Израилем оставались глубокими. Еврейские общины в Парфии и даже в более отдаленных местах оставались основными жертвователями на Храм, а также помогали финансировать восстановление еврейского суверенитета Маккавеями во втором веке до н.э.
После разрушения Второго Храма в 70 г. н.э., неудавшегося восстания Бар-Кохбы в 135 г. и последующего изгнания иудаизм превратился в диаспорную религию. Религиозная практика больше не была привязана к обрядам одного священного храма, а была переориентирована на синагогу. Современный раввинистический иудаизм, «обращенный на себя и на Тору», по словам британского историка Майкла Гранта, до сих пор отражает наследие этих событий первых двух столетий нашей эры.
Большие еврейские общины существовали тысячелетиями по всему миру, особенно в мусульманских странах, где антиеврейские преследования были менее суровыми, чем в христианской Европе. Но к позднему средневековью, после многочисленных переселений и принудительных изгнаний, большинство еврейской диаспоры обосновалось в Восточной Европе. К 1500 году Польша стала «сердцем ашкеназского мира». Подобно культуре евреев Испании, которая породила великого мудреца Маймонида, восточноевропейские общины произвели на свет жизненно важные духовные и философские традиции, включая систему образования в ешивах. В Восточной Европе зародился и хасидизм — иудаизм радости, лежащий в основе мироучения Хабада. Раввин Давид Элиэзри, автор «Тайны Хабада», предполагает, что ведущая хасидская конфессия является «главными воротами еврейского возрождения в Соединенных Штатах» и «самым сильным прозелитическим еврейским движением в современном мире». Несмотря на свою богатую духовную и общинную жизнь, эти в основном бедные евреи из местечек Восточной Европы постоянно пребывали на краю пропасти. Эти общины подвергались неоднократным погромам. К моменту Кишиневского погрома 1903 года, который ускорил массовый отъезд евреев из Российской империи, полмиллиона уже покинули регион. В Европе большинство евреев, отмечает историк Пол Джонсон, «принимали угнетение и второсортный статус» — лишь бы их оставили в покое. Но в Америке все было по-иному. Первый британский губернатор Нью-Йорка приветствовал евреев за их коммерческие навыки и торговые связи. К 1776 году община североамериканских колоний насчитывала 2000 человек и поддерживала пять конгрегаций по всей молодой стране, где защита религиозных свобод была закреплена в Конституции. Сам Джордж Вашингтон написал нескольким еврейским общинам, что в новой республике «все обладают одинаковой свободой и равным статусом гражданства» — чего нельзя было сказать о большинстве европейских стран того времени.
В Америке синагоги, как и церкви, являлись «свободными ассоциациями», действовавшими вне правительственного или центрального общественного контроля. Юридическое и даже социальное равенство также ускорило ассимиляцию и смешанные браки. По некоторым оценкам, согласно книге Артура Герцберга «Евреи в Америке», к 1840 году треть еврейских семей, обосновавшихся в США ко времени Войны за независимость, отказались от иудаизма.
Иудаизм мог бы исчезнуть из американской истории, если бы не массовая миграция немецких евреев, численность которых к 1860 году оценивалась в 100 000 человек. Ее причинами были поражение революций 1848 года в Центральной Европе и восстановление ограничений на еврейский бизнес в некоторых германских государствах, особенно в Баварии. Эти мигранты принесли с собой коммерческие навыки, которые особенно ценятся и часто хорошо оплачиваются в быстро развивающейся стране, отчаянно нуждающейся в посредниках; среди известных предпринимателей той волны были основатели таких фирм, как Loeb, Lehman и Goldman Sachs.
Первоначально придерживаясь стойкой ортодоксии, к концу 19 века многие немецкие евреи во главе с такими фигурами, как Исаак Майер Вайз, начали поддерживать реформистский иудаизм. В этих новых, несколько похожих на церковь синагогах ермолки перестали быть обязательными, законы кашрута были отменены, а для раввината введено формальное обучение в колледжах светского типа. Это ослабление религиозных ограничений, казалось, предлагало лучшее из обоих миров: можно было оставаться верным религии предков, в то же время полностью участвуя в жизни общества — как выразился один современник, «человек в своем городе и еврей в своем шатре».
Характер американского еврейства в очередной раз полностью изменился в результате массовой миграции из Российской Империи. В отличие от тогдашнего демографического центра диаспоры, Америка казалась одновременно страной возможностей и средством выживания. Великий композитор Ирвинг Берлин вспоминал, как в его родной Могилевской губернии казаки сожгли их местечко, вынудив их бежать в ссылку: «Перебегая из города в город… Из моря в сияющее море, пока они не достигли своей звезды — Статуи Свободы».
Первоначально русские евреи столкнулись со значительной дискриминацией — хотя и гораздо менее тяжелой, чем в Черте оседлости — наряду с большей свободой. Гораздо менее европейские по манерам, с более слабым образованием и меньшими коммерческими навыками, чем их немецкие коллеги, они выделялись во все еще белой протестантской Америке. Выразитель мнения истеблишмента, сенатор Кэбот Лодж из Массачусетса, был полон решимости ограничить еврейскую иммиграцию.
В конце концов, однако, немецкое влияние было подавлено, и русские и польские евреи стали доминировать в американской культуре и в народном воображении. К 1965 году потомки восточноевропейских евреев превосходили немцев в пропорции 8:1. Первоначально они были менее склонны, чем немцы до них, изменять свои религиозные обряды. «Мир восточноевропейских евреев, — вспоминал Ирвинг Хоу в своем шедевре «Мир наших отцов», — был миром, в котором Бог был живой силой».
Подобно немцам, евреи из Российской Империи плотно заселили многолюдные большие города, особенно Нью-Йорк, где в 1920 году проживало примерно 45,5% американских евреев (и 26% евреев всего мира). В первом и даже во втором поколении синагога оставалась центром общественной жизни, даже когда появились еврейский театр, газеты и радио на идиш.
Евреи все более активно интегрируются в американское общество, как и другие группы, через гражданские ассоциации. Еврейские федерации возникли органично в крупных американских городах 125 лет назад. Размер, роль и эффективность местных федераций сильно различаются, но в целом эти издавна важные институты, как и многие другие в нашем обществе, как еврейские, так и нееврейские, уменьшились как по численности, так и по положению в обществе. Падение влияния федераций было стремительным. Общее количество их доноров по всей Америке сократилось с 900 000 в 1985 году до 450 000 в 2016 году; и их доля в еврейской благотворительности сократилась с 79% до 16%.
Не все евреи остались в городских гетто. Меньшинство, типично американское в своем стремлении к перемене мест, стремилось к лучшему окружению для своих семей, подальше от городского ядра, например, уезжая из Нижнего Ист-Сайда в менее густонаселенные Гарлем, Бруклин, Бронкс и, в конечном итоге, пригороды. Другие отправились в такие города, как Чикаго, Филадельфия, Кливленд, Бостон и, все чаще, на Западное побережье, где на смену Сан-Франциско в качестве доминирующего центра пришел растущий мегаполис Лос-Анджелес. Лос-Анджелес, в котором в 1900 году проживало меньше евреев, чем в Буффало, к 1990-м годам стал вторым по численности евреев городом в диаспоре после Нью-Йорка. Голливуд стал конкурировать с банковским сектором и швейной промышленностью как ключевая отрасль экономики, контролируемая евреями. По большей части киношные магнаты избегали еврейских тем и придерживались стандартов морали и политики WASP. Но за кулисами иудаизм и идишкайт были, как выразился один писатель, «эпоксидной смолой», которая скрепляла разросшийся развлекательный комплекс.
Переезд на Западное побережье был частью более масштабного движения в такие места, как Майами. Дебора Даш Мур, летописец этой внутренней миграции, описывает, как военные ветераны, чья служба привела их к контакту со страной за пределами городского гетто, вынудили переселить евреев в места, в основном в Солнечном поясе, которые сочетали в себе большие экономические возможности с более приятным климатом. В послевоенные годы география расселения евреев по территории США резко изменилась. В 1960 году 46% всех евреев жили в Нью-Йорке; к 2020 году этот процент снизился до 25%. В 1960 году 67% американских евреев жили на Северо-Востоке, а сегодня — 44%. Между тем процент евреев, живущих на Юге, вырос с 9% в 1960 году до 22% в 2020 году; доля евреев, проживающих на Западе, увеличилась вдвое — с 11% до 23%.
Но ранее популярная модель синагоги — общинного центра, определившая период расцвета послевоенного американского иудаизма, распадалась на протяжении десятилетий. В период с 2001 по 2020 год общее количество традиционных синагог сократилось на треть по стране, при этом в 34 штатах закрылись 20% синагог и более. Пандемия COVID с ее запретами на личные встречи и ускорением перехода к цифровому обществу, похоже, усугубит ситуацию. «Многие еврейские учреждения, которые полагаются на посещаемость, членские взносы и другие источники дохода, возможно, не смогут продержаться до тех пор, пока кризис не закончится», — написал недавно Дэвид Суисса, издатель LA Jewish Journal.
Будущее американского еврейства
Если иудаизм будет возрожден, он существовать во все более и более рассредоточенных сообществах за пределами городских центров, объединяющихся после COVID и недавних гражданских беспорядков. Недавний опрос показал, что около 40% городских жителей Америки рассматривают возможность переезда в менее многолюдное место. Национальная ассоциация риэлторов сообщает, что ее опросы показывают, что домохозяйства «ищут более просторные дома, большие дворы, доступ на улицу и большее расстояние от соседей». Бывшие горожане более чем символически направляются к холмам в более отдаленных местах, таких как Катскиллс, Монтана, сельский Колорадо, Орегон и Мэн. Крайне важно, что эта модель включает миллениалов, особенно тех, кто имеет семьи. Хотя многие миллениалы, в том числе евреи, переезжают в центр города в возрасте от 20 до 30 лет, большинство из них направляются в пригород в поисках относительной безопасности, лучших школ и домов с приусадебными участками.
В Нью-Йорке с 1 марта по 31 октября было подано 295 103 запроса на смену адреса. Таким образом, общее количество людей, покинувших город, превысило 300 000 человек, т.е. обошлись городу примерно в 34 миллиарда долларов. Продажи загородного жилья быстро растут, особенно в Коннектикуте, в то время как спрос на городские квартиры падает. Точно так же, хотя, возможно, менее драматично, эмиграция из еврейской цитадели в Южной Калифорнии, сосредоточенной в Лос-Анджелесе, уже происходила до COVID. Это потенциально хорошие новости для растущих еврейских общин в более экономически динамичных местах, таких как Феникс, Даллас, Атланта и Хьюстон.
Поскольку в настоящее время экономика как Нью-Йорка, так и Лос-Анджелеса работает хуже, чем практически любая другая крупная агломерация, эта тенденция, вероятно, усилится. По оценкам, примерно 1 миллион евреев из 6,7 миллиона в Америке живут в маленьких городах. В то время как еврейство в маленьких городках в прошлом веке сильно пострадало, здесь тоже все может скоро измениться. Мэтт Уильямс, директор по исследованиям Ортодоксального союза (OU), указал, что 74% ортодоксальных американских евреев по-прежнему живут в регионе, состоящем из трех штатов — Нью-Йорк, Нью-Джерси и Коннектикут, но теперь мигрируют из традиционных центров, таких как Вильямсбург, в другие места. например, в долине Гудзона в Нью-Йорке, в районе Кэтскиллс и в Лейквуде, штат Нью-Джерси, чтобы найти более дешевое жилье, подходящее для их образа жизни в более безопасных районах.
Иудаизм, возникший в этой быстро меняющейся среде, будет гораздо менее привязан к существующим институциональным структурам синагог. Шон Ландрес, социальный предприниматель, соучредитель и бывший генеральный директор Jumpstart Labs, говорит о «разделении» синагоги на составные части, многие из которых теперь доступны независимо, без институциональных обязательств и затрат. Эта новая «модульная» синагога может заменять старые структуры, создавая новые институты, которые «отражают современные реалии и отвечают потребностям людей, которых они привлекают и служат», а не потребностям их основателей. Что еще более важно, эти новые институты избегают «членства» в пользу «участия», в котором «гарантом долгосрочного воздействия организации является не недвижимость или фонд, а, скорее, устойчивость сети».
Когда раввин Циммерман из Беверли-Хиллз перешла в Интернет в 2015 году, она поняла, что доминирующая структура синагоги, основанная на членстве, является неустойчивой. С тех пор она строит виртуальное сообщество и создает контент, посвященный духовной практике, осознанности, медитации и хасиду, учениям ранних хасидских раввинов, таких как Баал Шем Тов.
Радикальный сдвиг, произошедший в результате того, что евреи получили доступ к своему иудаизму в Интернете, — это отрыв от физического пространства. COVID ускоряет разработку этой новой модели. Институт Хартмана, чья летняя программа в Израиле обычно привлекает 150 участников для иммерсивного обучения в Иерусалиме, в 2020 году перешел на месячную онлайн-программу под названием «Все вместе: еврейские идеи для этого момента».
Но, возможно, самым большим победителем в цифровом переходе стал Хабад, чье кредо объединяет традиционализм и благочестие с последовательным разрушением институциональных норм. Раввин Менахем Познер, редактор Chabad.org, говорит, что Хабад внедрял инновации с технологиями еще до появления Интернета. В 80-х годах любавичская хасидская организация начала экспериментировать с компьютерными досками объявлений и листсерверами. Они зарегистрировали домен Chabad.org в совершенно новой всемирной сети в 1994 году, в том же году, что и Yahoo! и намного раньше, чем Google, Facebook, The New York Times и Wikipedia, Twitter, Instagram или WhatsApp.
Этот ранний «роман с Интернетом» окупился. По словам раввина Познера, в прошлом году на Chabad.org было зарегистрировано 54 миллиона уникальных посетителей. У Хабада есть еще один сайт, Rohr Jewish Learning Institute (JLI), который предоставляет структурированный образовательный контент, учебные планы, уроки и планы уроков для дневных школ, лекций, семинаров и домашнего обучения. Принцип, который раввин Давид Элиэзри зафиксировал в «Тайне Хабада» — «Если Бог дает вам технологии, используйте их, чтобы достучаться до людей!» — позволяет каждой из платформ охватить максимальную аудиторию.
Ослабление традиционной синагоги и рост онлайн-платформ породили новые восходящие тренды. Эта тенденция влечет за собой, вероятно, переход от традиционной институциональной лояльности к тому, что Элвин Тоффлер назвал «адхократией», которая вместо того, чтобы руководить сверху, будет следовать модели потребительского спроса по мере того, как люди создают свои собственные способы доступа к иудаизму.
Несмотря на институциональный кризис, потенциал возрождения американского иудаизма огромен. Социальные травмы, пережитые в прошлом евреями, привели к «духовному пробуждению». Есть признаки того, что это происходит сейчас. По данным Pew, четверть американцев говорят, что пандемия укрепила их веру, что также подтвердил Gallup. Следующее поколение еврейской молодежи не может быть потеряно. Будущее диаспоры, как предположил историк Грант, еще далеко от завершения. Она будет сохраняться и даже процветать, но только в той степени, в которой она будет делать то, что делали предыдущие поколения: внедрять инновации и меняться, чтобы соответствовать быстро меняющейся среде. В гибкости, а также в вере заключено будущее еврейского народа.
