Деятели русскоязычной общины Израиля объявили о том, что в стране в ближайшем будущем появится Центр наследия евреев СССР. На вопросы ответственного редактора «НГР» Андрея МЕЛЬНИКОВА о содержательном наполнении понятия «советские евреи» ответил один из инициаторов создания центра, писатель Давид МАРКИШ.
– Давид Перецович, почему общность, которой посвящен будущий центр, обозначена именно как евреи СССР, а не, скажем, России? Связано ли это прежде всего с историческим периодом советской власти?
– Евреи СССР, или, в обиходе, советские евреи, были отграничены от царских евреев непреодолимой культурно-социальной стеной: вторые проживали под замком и без права выезда в обширной черте оседлости, учрежденной Екатериной Великой на территории Восточной Европы, и говорили на языке идиш. «Черта», которую с полным основанием можно называть «Идишландия», просуществовала до февраля 1917 года и была отменена одним из первых постановлений Временного правительства. Ко времени большевистского переворота раскрепощенные евреи успели с легкой душой покинуть осточертевшую за 200 лет «черту» и осесть в городах Центральной России. Они с их потомками и составили костяк будущего советского городского еврейства. К нынешнему времени царские евреи «черты» вымерли за давностью лет, да и от советских сохранилась лишь малая толика – в России, в Израиле, в Америке. Время берет свое. Мы, уцелевшие, превращаемся понемногу в артефакты и служим предметом исследования ученых – историков и этнографов. К нам, «русским евреям», применима чья-то удачная формулировка: «Все мы вышли из черты оседлости, как русская литература из гоголевской «Шинели».
– В какой степени евреи СССР представляют особый феномен? Ведь ни одна община, кажется, не была настолько лишена доступа к религиозному наследию, и национальная идентичность определялась какими угодно факторами, но только не религиозными. Так ли это?
– На протяжении всей своей истории еврейство сохранялось как национальная общность за счет несокрушимого религиозного единства. К середине 30-х годов прошлого века в Советском Союзе получил распространение и укрепился государственный антисемитизм, включавший в себя, разумеется, закрытие синагог и искоренение религии. Фундаментальное понятие «еврейская жизнь», тысячелетиями неотделимое от народа, растворялось в советском быту, как соль в супе. Последовательно лишаемые национальной культуры, религии и родного языка, евреи превращались в образцово-показательных советских людей – «совков». И тем не менее еврейское национальное меньшинство в СССР вопреки логике и репрессиям сохраняло свои природные очертания. Этому способствовал врожденный страх перед отщеплением от народного ствола, приравниваемом к позорной измене, и упрямая замкнутость в узком бытовом кругу, куда допускались лишь «свои» – евреи, а все прочие были в конечном счете – «чужие». Неразличимые на первый взгляд нити связывали и сплачивали евреев в СССР. Эта связь проявилась самым значительным образом, как только в начале 70-х годов возникла зыбкая возможность эмигрировать в Израиль по липовому поводу «объединения семей». Я был знаком с молодой девушкой, которая, подавая документы с просьбой о выезде, в графе «Есть ли у вас родственники в Израиле?» указала: «Да, есть. Пять миллионов братьев и сестер».
– Будет ли отражено участие специалистов еврейского происхождения в атеистической работе в 1920–1970-е годы? Как его следует оценивать?
– Разрушительная деятельность большевистских бандитов из еврейской среды, будь то на ниве атеизма или в кровавом болоте ЧК, не будет обойдена нашим вниманием. Такие монстры существовали, их было немало. Вот уж точно: «В семье не без урода».
– Можно ли считать частью этой культурной общности евреев, принявших другие религии, прежде всего православие? Можно вспомнить Александра Меня или Георгия Эдельштейна, отца известного израильского политика… Или их «отсекли от народа»?
– Иудаизм – религия евреев. Иудей, сменивший религию, собственноручно отделяет себя от своего народа, от религиозной его части. Но не следует забывать, что не менее половины евреев – светские люди; они не соблюдают религиозных обрядов и не следуют строгим заповедям, что не мешает им верить в неодушевленное разумное Начало – иными словами, в Бога. Они не религиозные, они верующие. Священник Александр Мень, умный и чрезвычайно харизматичный человек, стремился отыскать «золотую середину» меж христианством и иудаизмом. Не думаю, что он в этом преуспел.
– Какое значение для идентичности евреев СССР имели Израиль и сионизм, не служили ли в качестве замены иудаизма – в связи со сложностью исповедания веры в советское время и приоритетным значением идеологии в повседневной жизни?
– Для советских евреев Израиль со дня его провозглашения независимым государством 14 мая 1948 года стал истинным Национальным домом, населенным «своими» – свободными евреями свободной страны. Тяга «советских граждан еврейской национальности» из запертого на семь замков СССР в Израиль, к своим, понятна: не принявшие принудительную ассимиляцию люди потянулись к национальным корням. Запрет на эмиграцию, убийство Михоэлса (Соломон Михоэлс – режиссер Государственного еврейского театра, погиб в 1948 году. – «НГР») и расправа над Еврейским антифашистским комитетом, «Дело врачей – убийц в белых халатах» – все это лишь накаляло ситуацию: «Фараон, отпусти мой народ!» Не сионистские идеи, не религия поднимали евреев, а стремление жить в родной семье, на родной земле.
– Как выражается в современном Израиле влияние особенностей советского и постсоветского еврейства: Новый год с елкой, даже Масленицу, кажется, начали отмечать в израильских городах? Есть ли что-то более глубокое в наследии евреев СССР, что накладывает свой отпечаток на духовную жизнь израильтян?
– Полуторамиллионная община выходцев из СССР–РФ нашла устойчивое место в израильском обществе – и социально, и политически. Часть «русских евреев» обратилась к религии, даже к ее ультраортодоксальным устоям, бóльшая же часть осталась светской, сохраняющей привязанность к привычным праздникам, например нехарактерному для коренных израильтян григорианскому Новому году с елкой и подарками. И вот уже в «русских» магазинах появились снегурочки, а полки с товарами украшены серпантином и елочными игрушками. Кому нравится – смотрят, кому не нравится – отворачиваются: свобода! Языческую Масленицу у нас не празднуют, а блины любят. Кто ж их не любит? И «советский народ» тут совсем ни при чем: о его существовании на развалинах прошлого века уже мало кто и помнит, а его влияние на духовную жизнь израильтян если и не равно нулю, то практически неразличимо.
– Можно ли говорить о монолитности наследия евреев СССР? Разве жизнь еврейской интеллигенции в Москве и Ленинграде не отличалась коренным образом от образа жизни еврейского населения Тбилиси и Дербента?
– Вряд ли возможно искать монолитность в наследии советского еврейства, принесенном на израильские берега, кроме как в уходящих в глубь веков смутных воспоминаниях о кровавых гонениях, да еще о героических подвигах наших прославленных предков в те отдаленные библейские времена, когда простой еврейский народ гонял баранов и козлов по холмам Иудеи и Самарии. История, одна лишь история сближает и роднит наших евреев, разбросанных по всему белу свету, – ученых и неучей, богатых и бедных, дураков и умных. Что еще может связывать академика Ландау с пивной торговкой тетей Хасей, усердно разбавляющей бочковое пиво водой из чайника? И все же миллионы наших соплеменников жили в Советском Союзе, работали на его славу, рожали и растили детей и укладывались на вечное хранение в русскую землю. Культура и наука сверкают брильянтами еврейских имен, не подверженных угасанию. В Москве и Новосибирске, в Тбилиси, Алма-Ате и Ташкенте советские евреи отыскивали сородичей и тянулись к ним – друг к другу. В этой тяге заложена феноменальная выживаемость нашего народа.
Источник: Независимая газета
