За возможное сотрудничество с нацистами в Израиле были допрошены более 100 человек, но даже сейчас их следственные файлы все еще засекречены.
Закон о наказании нацистов и их пособников, принятый Кнессетом в 1950 году, не имел в виду нацистов. Депутаты знали, что нацисты не окажутся в еврейском государстве, а оно не предпримет их поиск, сделав лишь пару исключений, в том числе для Адольфа Эйхмана. На деле закон был предназначен для наказания евреев, выживших в Холокосте, которые во время войны служили в еврейских советах («юденратах») гетто или надзирателями (капо) в концентрационных лагерях.
Министр юстиции Пинхас Розен заявил, что закон был призван «очистить воздух» в Израиле.
Сразу после этого служба безопасности «Шин Бет» начала сообщать израильской полиции имена подозреваемых. Полиция начала допросы. Все задержанные были выжившими в Холокосте. Через несколько лет после ада Холокоста их вырвали из новой жизни в Израиле и поместили под арест в течение нескольких недель, пока полиция составляла списки жителей городов, где жили во время войны подозреваемые, или тех, которые содержались в тех же лагерях. В некоторых случаях потенциальные свидетели разыскивались с помощью объявлений в прессе.
Показания против Иехезкеля Ингстера, капо из лагеря возле Фаульбрюк-Градица, были настолько страшны, что двое судей приговорили его к смертной казни, хотя и рекомендовали президенту помиловать его из-за возраста и состояния здоровья. Верховный суд сократил ему приговор до двух лет лишения свободы; там он умер после непродолжительной болезни. Более молодой капо из того же лагеря, Яаков Хонигман, был приговорен к шести с половиной годам тюремного заключения.
Профессор Ханна Яблонка, изучавшая предмет, считает, что в итоге судили всего несколько десятков выживших. Даже когда полиция считала, что есть основания привлекать людей к суду, суды не спешили выносить приговоры. Например, бывший глава юденрата в польском Островице, Моше Похих, был задержан, предан суду, но в конечном итоге реабилитирован.
После нескольких недель содержания под стражей большинство задержанных были освобождены без предъявления обвинений. Не нужно было ждать десятилетия, чтобы понять, что эти люди были скорее спасшимися в период Холокоста, чем преступниками.
Часто следователи понимали, что обвинения связаны со сведением личных счетов, или же просто яростью и жаждой мести, непостижимых для тех, кого там не было. Некоторые выжившие провели недели под арестом, пока следователи не прекращали безуспешные попытки найти свидетелей или же не понимали, что имела место ошибочная идентификация из-за внешнего сходства или идентичности имени.
Во многих случаях количество положительных свидетельств превышало количество обвинений. Были свидетели из числа выживших, которые показали, что на самом деле те немногие возможности, которыми бывшие капо обладали в лагерях, позволяли им спасать людей. Например, было несколько жалоб на полицейского-еврея из польского гетто Бохни, но несравнимо большее количество давших показания рассказали о помощи, которую он смог им оказать.
Одна из подозреваемых подготовила для своих следователей десятистраничное эссе, в котором написала, что она была в лагере капо и в результате десятки еврейских девушек были спасены, потому что она давала им более простые задания или удаляла из списков отправлявшихся на казнь. Пока она находилась под стражей, выжившие благодаря ее действиям требовали ее освобождения. Любой прочитавший это эссе сразу поймет — она хотела, чтобы его опубликовали; она гордилась тем, что делала.
О якобы позорных деяниях бывшего члена юденрата сразу же после его задержания написала падкая на сенсации местная пресса. Однако следователи не нашли доказательств и закрыли дело. Один из последних документов в досье – его душераздирающее письмо, в котором он умоляет следователей опубликовать свои выводы и очистить его имя.
В досье одной женщины, бывшей капо, содержалось лишь одно обвинительное свидетельство и три показания, оправдывающие ее. Она побывала под арестом, ее окружение – сотрудники, соседи – знало о ее задержании и подозрениях в ее адрес, но не об этих трех реабилитировавших ее показаниях. С их точки зрения она была запятнана, и несла эту стигму до конца своей жизни, хотя, как и многим другим, ей так и не было предъявлено обвинение.
В 1960-е годы хранившиеся в полиции старые следственные документы оправданных или не привлеченных к ответственности людей были дополнены письмами от адвокатов с требованиями, чтобы государство опубликовало результаты этих расследований с целью очистить невинно пострадавших от подозрений. Реакции государства не последовало.
Яблонка видела эти файлы еще в 90-е годы, когда их еще хранила полиция. В 2014 году журналист Итамар Левин узнал, что они переданы в Государственный архив Израиля, и подал запрос на их просмотр. Архив подтвердил их существование, но отказался предоставить ему доступ к ним, сославшись на закон о конфиденциальности. Левин обратился в суд, и пока гособвинение размышляло, как ответить, вопрос был «положен на стол» мне, как государственному архивисту. Я прочитал около 120 файлов и посчитал, что большинство из них следует сделать доступными для общественности, но поскольку окончательное решение принимал депонирующий орган – полиция, я проинформировал о своих выводах полицейское руководство. Полиция начала изучать досье и до сих пор не завершила экспертизу. Даже позже, в 2016 году, когда государственные архивы пересмотрели свою позицию и разместили все рассекреченные материалы в интернете, эти досье не были обнародованы.
Тогда некоторые ветераны государственных архивов направили в службу надзора письмо, где выразили надежду на мое увольнение, поскольку я осмелился обнародовать следственные документы.
Но я их не обнародовал. Я выбрал известную процедуру, предназначенную для деликатных вопросов такого рода: позволил журналистам просмотреть файлы при условии, что они воздержатся от раскрытия личных данных.
Прочтение досье также пролило для меня некий свет на полицейских дознавателей. В начале своей работы, в 1950 году, они серьезно относились к каждой жалобе. Но когда они стали ближе знакомиться с нечеловеческими обстоятельствами, в которых евреи жили и умирали во время Холокоста, то начали или прекращать дальнейшие расследования по делам, или быстро закрывали дела из-за «отсутствия общественного интереса». Было ясно, что они осознали, что имеют дело с вещами, не предназначавшимися для мирских судов – только для суда истории.
В этом году, через 70 лет после закрытия последнего дела, я еще раз попросил нынешнего государственного архивариуса их открыть. Все подозреваемые были уже мертвы; они побывали под следствием, и их репутация была запятнана. Открытие досье покажет их внукам и правнукам, что эти задержания были несправедливы, потому что из-за странного упорства государства в этом вопросе исключается возможность их реабилитации. Понятно, что такая секретность скрывает роль государства в эпизодах жестокого обращения с пережившими Холокост, в период, когда туман боли и гнева все еще омрачал народный разум. И никто не может пока оценить человечность и мудрость следователей полиции.
Открытие этих старых досье прежде всего должно пробудить в нас сострадание.
Д-р Яаков Лозовик
Государственный архивист Израиля с 2011 по 2018 год.
Перевод с английского: Мария Якубович
Источник: haaretz.com
