…Старая фотография, сделанная кем-то из той несметной орды, что 22 июня 1941 года вторглась в пределы нашей Родины. Объектив запечатлел пустую, словно снятый воином панцирь, «тридцатьчетверку». Рядом картинно стоят трое в форме мышастого цвета. Снимок нечёткий, и можно лишь предположить, что, позируя фотографу, гитлеровцы улыбаются.
Стоят у танка, на котором принял свой последний бой советский генерал Хацкилевич.
Впрочем, если они и улыбались тогда, то несколько натянуто. У одного на рукаве повязка с красным, надо думать, крестом – стало быть, санитар. А уж кому, как не этому эскулапу знать, каковы были недавние бои в Брестской области.
6-й механизированный корпус под командованием генерал-майора Михаила Георгиевича Хацкилевича выполнял боевую задачу – сковать рвущегося к Минску врага и отбросить его части к границе. И бойцы - а в корпусе действовали совместно мотострелковые подразделения, танковые дивизии, да плюс ещё и кавалерия - сделали всё, что в человеческих силах, а после шагнули за эту грань. 23 июня 1941 года именно они, ведомые недавним кавалеристом, отличником Военной академии РККА, нанесли первый в истории Великой Отечественной контрудар по фашистскому зверью. Удар, задержавший «весёлых, не хмурых» поклонников шнапса и губных гармошек из Панцерваффе Германа Гота на целых три дня.
Бои были страшные. Из опубликованных впоследствии писем солдат Вермахта становится ясно, что участники этих схваток вдруг чётко осознали – не на прогулку приехали! Здесь – не Франция и не Польша… Писали о горящих, но продолжающих стрелять танках большевиков, о броне, которую не берут никакие снаряды (в корпусе сражались на новейших для современности броневых машинах - Т-34 и КВ). Дрожащие, нечёткие строчки удивлялись танковым таранам (боезапасы кончались, и взять снаряды было неоткуда). Авторы с ужасом вспоминали ночные атаки кавалерии, почему-то считая ребят, шпоривших в галоп коней на пулемёты, «казаками»:
«Под одним убило лошадь и пулей срезало клинок, так он сиганул с мертвого уже скакуна на нашего капрала, вырвал у него штык-нож…»
Похоронные команды фрицев доносили по начальству, что у некоторых погибших после рукопашных схваток с «русскими» смерть наступала от «травм в области горла, нанесённых зубами».
Невдомёк было нацистам, что в 6-ом мехкорпусе плечом к плечу дрались за Родину сыны разных народов. Как были бы потрясены «истинные арийцы», узнав, что в бой за жизнь и будущее своих детей бойцы идут под командой еврея!
Михаил Хацкилевич был родом из Нижнего Новгорода, куда его отец, Герш Янкель перевёз семью с Черниговщины. Сына, возвестившего в ноябре 1895 года о своём появлении громким, прямо-таки командирским криком, назвали Меером. Жили не богато, но и не бедствовали – Герш был справным портным. Тянуло ли Меера с детства к армейской жизни, сказать трудно. Но началась Германская, и юношу призвали в Русскую императорскую армию, где он прослужил целый год и сделал выбор, определивший его дальнейшую судьбу. Вместо того, чтобы вернуться домой и перенять дело у отца, молодой солдат, выучившись, командует эскадроном, а затем и кавалерийским полком в Красной Армии.
Он знал Будённого и Ворошилова. Гонял деникинцев. Брал со своими лихими молодцами Перекоп, где был дважды ранен. Ходил в Варшавский поход, после которого его гимнастерку украсили два Ордена Красного Знамени – за особую храбрость и мужество. Потом учился, преподавал, возглавлял главную кавалерийскую школу. Давно уже никто не звал его «Меер Герш», говорили - «Михаил Георгиевич».
За год до нападения фашистов в Красной Армии шли обширные реорганизационные мероприятия: менялась структура подразделений, создавались новые должности, возникали новые связи. Появилась и новая техника – танки, а командовать большими бронесоединениями некому. Боевого опыта ни у кого не имелось. И бывшему комполка Хацкилевичу присвоили новое звание – генерал-майор танковых войск: мог распоряжаться кавалерией, сможешь и новой ударной силой! Под команду Михаил получил 6-ой механизированный корпус Западного Военного округа.
Он учился сам и учил подчиненных.
Благодаря неустанной работе c офицерами и личным составом, благодаря тяжёлым и внезапным учениям, курсам механиков, благодаря стрельбам, где не жалели снарядов, хоть и приходилось отбивать тыловые атаки бюрократии, к роковой дате этот механизированный корпус стал лучшим и наиболее полно оснащённым соединением, готовым к смертельной схватке.
22 июня корпус генерала Хацкилевича оказался единственным войсковым соединением, выдвинувшимся к месту развёртывания под ударами авиации и артиллерии противника без потерь в живой силе и технике. Враг бомбил опустевшие казармы и ангары. Гражданские были эвакуированы в тыл, а танки – на марше, готовые к боевому броску.
Сжимался броневой кулак генерала Хацкилевича. И ударил в нагло ухмылявшееся вражье рыло - 23 июня, под вечер.
Трое суток длились кровавые схватки. Корпус, не имея возможности пополнить боезапас и горючку, без поддержки авиации и дальнобойной артиллерии, громил тех, перед кем пала на колени Европа!
Но силы были неравны. Сумятица и неразбериха первых военных дней, отсутствие надёжной связи со штабами, беженцы на дорогах, вой пикирующих для бомбометания «юнкерсов», фугас и горящая фосфорная смесь с недавно чистого неба... Вот-вот клещи нацистов сомкнутся и тогда - окружение! Но отходить без приказа?! Нет!
Приказ пришёл, хотя и с большим опозданием. Обстановка изменилась так, что собрать оставшиеся от корпуса подразделения воедино стало невозможно. Значит, на прорыв к своим - группами. Михаил Хацкилевич сам возглавил одну из них.
Впереди - разведка на мотоциклетах. Потом - несколько танков. Дальше - грузовики с раненными и врачами. Там же - прибившиеся гражданские. Остатки эскадрона. Ещё танки. Пехота - на броню. Вперёд! По-походному, с открытым командирским люком, словно рыцарь с поднятым забралом!
Михаил Георгиевич! Товарищ генерал! Люк! Люк закройте! Закройте...
Он не услышит.
Через столько километров и лет, за разрывами снарядов, цоканьем пуль, рёвом мотора - не услышит…
Как игрушечную, смяла «тридцатьчетверка» пушку, готовившуюся бить прямой наводкой, и тараканами-прусаками метнулась прочь орудийная прислуга. Вся, кроме одного. Он – в канаве, баюкает в руке гремучую смерть гранаты.
Взрыв!
Отряд заметил потерю, но останавливаться нельзя – вперёд! На прорыв!
И они вырвались – далеко не все, - к своим!
У деревеньки Клепачи, нашли упокоение останки генерала и его экипажа: местные со слезами схоронили погибших, спрятав до времени, чтобы не достались оккупантам, все документы. Укрыла героев тех первых сражений страшной и долгой войны белорусская земля. Они дрались за нас, за нас легли в братскую могилу.
И прошло больше четверти века, прежде чем Меера Герша отметили высокой наградой: славным орденом Отечественной войны I степени.
Но это больше для живых – павшим ордена и медали ни к чему.
Истинная награда героям тех дней - наша память.
Много веков назад о них написал безвестный летописец:
«Говорю вам: война - сестра печали, и многие из вас не вернутся под сень кровли своей. Но идите. Ибо кто, кроме вас, оградит землю эту…»
