80 лет тому назад, день в день, гитлеровские палачи, расквартированные в Минске, буднично, обстоятельно совершили на многострадальной белорусской земле очередное зверство. 26 октября 1941 года состоялась казнь 12 участников партизанского подполья. Двое из казнённых - почти дети. Это была первая показательная расправа, учинённая захватчиками на территории Страны Советов.
Их отвели по трое в разные места города и накинули петли на шеи. Верёвки были специальные, из Германии, присланные для нужд оккупационного режима.
К месту казни подпольщики шли с плакатами, где крупными печатными буквами, на русском и немецком излагалось их прегрешение перед новым порядком: «Мы партизаны, стрелявшие по германским войскам».
Жителей Минска заставили смотреть на это человеческое жертвоприношение фюреру. Сгоняли минчан военные. Саму казнь поручили литовским полицаям в новеньких, серых мундирах. Но надзор осуществляли всё те же «доблестные зольдаты вермахта».
12 человек, двое подростков 16 и 17 лет... Есть фотографии, сделанные самими нацистами, обожавшими сниматься на фоне казнённых, как любят красоваться в рамочках некоторые любители охоты рядом с трупом зверя.
Не стреляли они в германские войска. Но помогали тем, кто стрелял. Группа сложилась почти стихийно. Враги для пущего психологического эффекта прогоняли через разбомбленный, порушенный Минск военнопленных красноармейцев. Пусть горожане посмотрят на мощь немецкой армии. Пусть бойцы «непобедимой и легендарной» увидят, что сопротивление бессмысленно и бежать некуда. Пусть все окончательно капитулируют.
Эти показательные шествия возымели действие противоположное. Несмотря на плен, на гитлеровскую пропаганду о немедленном расстреле тех, кто вернётся к Советам, солдаты и офицеры были готовы на побег. А минчане хотели им помочь. Группа подпольщиков занималась тем, что распространяла сводки Совинформбюро, доставала гражданскую одежду, подделывала документы и помогала бежать пленным, направленным в местный госпиталь. Гестапо арестовало их благодаря предательству. Завербованного агента положили в госпиталь, как легкораненого.
За два месяца группа освободила 48 человек.
После войны удалось установить имена двоих из минского подполья, запечатлённых услужливым фотографом нацистов. В 1965 году руководитель группы Кирилл Трус и юный Владимир Щербацевич были посмертно награждены орденом Отечественной войны I степени. А вот девушка, что шагала в тот прохладный октябрьский день между ними, и первой приняла мученическую смерь, долго считалась «неизвестной». Даже на мемориале значилось «фамилия не установлена».
На самом деле фамилию установили давно. Фашисты вели на казнь семнадцатилетнюю Марию Борисовну Брускину, что подтверждали не менее 20-ти лично знавших её свидетелей. Вот только для тогдашних властей всё это было крайне неприятно и не удобно. Розыски пришлись на тот год, когда были разорваны дипломатические отношения Израиля и СССР.
Партийные чиновники всех уровней приходили в ярость или ужас, узнав, что безымянная ранее героиня - еврейка. У них срабатывал инстинкт самосохранения - «не пущать»! Кто-то «не пущал» грубо и прямолинейно. Журналистов, касавшихся щекотливой темы, отстраняли от работы, изгоняли из газет, не давали эфир.
Кто-то действовал тоньше: «Ну что вы заладили - Маша, Маша! Вот есть свидетельства, что неизвестную эту вовсе Анной звали, и она была уже взрослой медсестрой»! В расчёт не хотели брать ни показания одноклассников, ни утверждения знаменитого скульптора Заира Азгура, которому Мария доводилась двоюродной племянницей. «Какие-то у вас свидетели все ... Однородные»!
Чиновникам было невдомёк, что в своём административном рвении держаться генеральной линии Партии они встали на сторону палачей, пытаясь убить героиню из Минска второй раз – лишить её права на память.
Маша могла бы считаться идеалом того, что рисовала пропаганда СССР, говоря о советском человеке. Конечно же, она успевала по всем предметам. Пионерка, о которой в 1938 году поместили хвалебную заметку в газете:
«Маша Брускина – ученица 8-го класса 28-й школы г. Минска. У нее по всем предметам только хорошие и отличные отметки».
Любимая малышами вожатая. Актриса школьного драмкружка, срывавшая овации зрителей в роли Алеко из пушкинских «Цыган». Много читала, занимаясь самообразованием. Знала основы первой медпомощи и военного дела.
21 июня 1941 года Маша вальсировала на выпускном балу. День, исполненный радостных надежд и упований, закончился. А после была война...
Минск бомбили уже 22-го.
Когда фашисты заняли город, она обернулась блондинкой: осветлила волосы перекисью водорода. Так легче было везде ходить: патрули полицаев не цеплялись с вопросом - а уж не еврейка ли?
Она сама устроилась в госпиталь делать перевязки раненым красноармейцам, сама стала собирать гражданскую одежду, понимая, что из госпиталя бежать легче. Там её и приметила медсестра Ольга Щербацевич, входившая вместе с сыном Володей, которому едва сравнялось 16 лет, в подпольную группу. Группой руководил Кирилл, рабочий вагоноремонтного завода, чья фамилия - «Трус», - вовсе не соответствовала его характеру. Он уже воевал в гражданскую. На фронт не попал по контузии, однако оставаться в стороне от схватки за страну не пожелал.
По его просьбе Маша раздобыла фотоаппарат, выбравшись за ним к знакомым в посёлок. «ФЭД» приобрели перед войной для детей. Не задавая лишних вопросов, эти люди просто вручили его Маше.
Кирилл обучал обоих подростков основам конспирации: «не держите, где живёте ничего, что может выдать - ни лишней одежды, ни листовок»...
Но от предательства не упасёт и самый лучший инструктаж.
А вот 12 казнённых не выдали никого. Ни тех, кто давал одежду и еду, ни тех, кто укрывал беглецов, ни семью, отдавшую фотоаппарат....
Всё это было 80 лет назад. Но лишь в ноябре 2008 г. власти Беларуси наконец заменили табличку, на которой теперь нет безымянных.
Впрочем, подвиг Маши Брускиной увековечили и ранее: в Иерусалиме есть улица её имени, а мюзикл Дженни Станилов-Редлинг, посвящённый Маше, представили на театральных площадках Нью-Йорка. В 1997 году Мемориальный музей Холокоста Нью-Йорка присудил Маше Брускиной Медаль сопротивления.
P.S.
Выдавший группу агент гестапо Борис Рудзянко после расследования был приговорён к высшей мере наказания в 1951. Приговор приведён в исполнение.
Командир литовского полицейского батальона, осуществлявшего казнь, Антонас Импулявичюс (кличка «Минский Мясник»), избежал возмездия, получив убежище в США. Все запросы о выдачи военного преступника оставлены без ответа.
В 2005 году немецкая журналистка Аннегрит Айххорн после фотовыставки «Преступления вермахта. 1941 – 1944 годы», совершила суицид, узнав в одном из военных вермахта, сопровождающих Машу Брускину и других подпольщиков к месту казни, своего отца.
