Давид Зильберман родился в латвийском городке Прейли в 1934 году. Перед приходом гитлеровских войск в 1941 году его семья чудом успела эвакуироваться из Латвии и спастись. Давид посвятил свою жизнь сохранению памяти о Холокосте. С начала 1960-х годов он собирал материалы о Холокосте, в первую очередь о Рижском гетто, изучал свидетельства о трагедии евреев Латвии. Давид Соломонович не только сохранил уникальные воспоминания евреев — земляков, оказавшихся на оккупированной территории, но сумел спустя многие годы подготовить их к публикации, сделать доступными для широкой общественности в США, Латвии, России, Израиле. Своим наставником и вдохновителем в этом непростом и даже рискованном в советские годы деле считал Беньямина Каплана, члена Чрезвычайной республиканской комиссии по расследованию преступлений нацистов в Латвии. Участник знаменитой «сидячей» еврейской забастовки отказников в Москве в марте 1971-го, Давид Зильберман в том же году выехал в Израиль, но со временем оказался в США, продолжая свою работу по увековечиванию памяти жертв нацистских преступлений.
Cборник Давида Зильбермана «И Ты это видел», изданный при содействии Центра «Холокост», получил свое название по рассказу узницы Рижского гетто Эллы Медалье. Восклицание героини рассказа: «И Ты все это видел, Боже, и допустил!» — дало название всей книге. Книга рассказывает словами очевидцев не просто о трагедии евреев, на ее страницах — удивительные истории выживания и спасения, когда кажется, что шансов уже нет, примеры человеческой борьбы в любых, даже самых чудовищных, безнадежных условиях. В воспоминаниях, собранных Давидом Зильберманом, описаны подвиги людей разных национальностей, которые были готовы помочь обреченным, рискуя собственной жизнью. Тяжелые будни узников гетто, их побеги к партизанам, выживание и радость освобождения, трагическая гибель — все это нашло отражение в книге. Издание, которое можно получить в НПЦ «Холокост», — ярко иллюстрировано, снабжено именным и географическим указателями, а также обширными и подробными примечаниями и комментариями.Беседуем с живущим в Нью-Йорке Давидом Зильберманом посредством современных средств связи.
- Уважаемый Давид, ваше имя сейчас неразрывно связано с памятью о Холокосте в Латвии, пусть, к огромному счастью, вашей семье удалось тогда уцелеть…
- Это правда. Мысли о еврейской Катастрофе или, как ее ныне называют на Западе, Холокосте, не оставляют меня всю жизнь, хоть и минуло уже более 75 лет со дня окончания Второй мировой войны. Когда я еще был мальчиком семи-восьми лет, в меня вселилось неосознанное чувство, что я — один из приговоренных нацистами жертв, что по предначертанию судьбы часы моей жизни должны были остановиться 8 августа 1941 года. С этого дня я должен был лежать в болотистом рву у кладбища вместе со всеми еврейскими жителями Прейли, городка в Латвии, расстрелянными в тот день нацистами. Но необъяснимые мистические силы где-то свыше отвели этот приговор и сохранили мне жизнь. Так, я «заболел» неизлечимым еврейским «синдромом Холокоста», столь распространенным среди людей моего поколения, переживших войну. Еще долгие годы после нее еженощно во сне я возвращался к нацистскому методическому преследованию и уничтожению евреев: то скрывался от немцев, то попадался им; бывал расстрелян, задушен в душегубке или сожжен заживо в крематории, и дух мой витал вне тела над местом казни. Или, наоборот, совершал побеги и невероятные подвиги, партизанил. То, что пришлось пережить моему народу, выходит за рамки доступного пониманию, и это побудило меня с детских лет стать драчуном, а потом и борцом против антисемитов, с которыми я сталкивался на протяжении всей своей жизни — от мальчишек-хулиганов на улицах до членов приемных комиссий вузов, демагогов-партийцев в советских отделах кадров, не принимавших на работу из-за «пятой графы» и многих-многих других. Уже во взрослом возрасте меня особенно травмировал советский государственный антисемитизм, который проявлялся по отношению к еврейским жертвам нацизма, к памяти мертвых, не способных из могил заявить свой протест из заброшенных, оскверненных яров и рвов. «Пятый пункт» в «Листке по учету кадров», заполнявшийся всеми поступавшими на работу на предприятия или в учреждения СССР, содержал сведения о национальности. В ответ на такую политику советских властей в начале 60-х годов мы организовали в Риге полулегальную инициативную группу для сбора, систематизации и распространения правдивых документальных свидетельств о Катастрофе. Беседуя с чудом выжившими свидетелями, я мысленно уносился на десятилетия назад и словно заново проходил с ними их страшный путь, переживая все ужасы, испытанные каждым из шести миллионов, ушедших в вечное небытие. Поведанное старался зафиксировать максимально точно, факт за фактом, ничего не упуская. За отдельными исключениями, документальные материалы переданы в форме повествования от лица свидетеля. Все они были собраны мною в Риге с 1963 по 1969 годы и легли в основу книги очерков «И ты это видел», в которой изложена только правда.
- Как вам и вашим близким удалось спастись? Расскажите, пожалуйста, подробнее…
- В первые дни войны я был семилетним ребенком, но осведомленным, не хуже взрослого о том, что происходит вокруг. У нас не было никаких транспортных средств, кроме велосипедов у брата и сестры. Когда началась война, мой отец Соломон твердо хотел бежать, боялся оставаться. Он был образованным человеком, слушал радио, а тогда уже доходили новости о гетто в Польше. А моя мать Мина, наоборот, не хотела покидать родные места, уверяла, что немцы — культурные, цивилизованные люди и вреда нам не причинят. На тот момент, наша семья пребывала в постоянных раздорах и ссорах: ехать или оставаться? Я тогда же заболел, ночами бредил, но всецело был на стороне отца, настаивал, что нам надо немедленно бежать.
- Как вы все-таки решились на побег?
- В первые дни войны к нам на лошадиной подводе приехала беременная сестра моей матери Мера Сегал. Их город Даугавпилс бомбили, и они надеялись переждать у нас это смутное время, а потом вернуться назад. (Даугавпилс был захвачен германскими войсками 26 июня) Муж моей тёти Дона Сегал в мирное время развозил напитки, лимонад, потому у них имелась лошадь. И на этой лошади мой папа решил бежать на восток вместе со всеми нашими близкими. Помню сейчас каждый миг тех страшных дней. Родственники приехали в среду, а в четверг мы начали паковать вещи, собираться в дорогу. Наконец, в пятницу утром выехали. Отец был религиозным человеком. После войны являлся председателем религиозной общины, возобновил службу в нашей синагоге. Он настаивал, чтобы всем нам выехать до субботы, уверял, что евреям начинать эту поездку в субботу нельзя. Как я уже сказал выше, сестра моей матери находилась в положении и ей, с детьми, уступили место на телеге. Мои родители шли пешком за лошадью. Как только мы выехали, от перегрузки лопнула ось колеса. Отец ужасно разнервничался, начал швырять вещи, ругать мать, обвиняя ее в перегрузе, в сердцах бросил на землю мамину каракулевую шубу. Она потом долго не могла ему этого простить, но со временем осознала, что он спас ее жизнь и успокоилась. А тогда, когда сломалась телега, отец побежал к соседу-кузнецу и починив ее понял, что на одной лошади нам не уехать. В соседней деревне купил нам новую лошадь и телегу. Так, на двух лошадях, мы поплелись на восток, проселочными дорогами.
- Что было дальше?
- Мы проезжали пока еще безмятежные еврейские штетлы, где на нас, покидающих родные края, все смотрели удивленно, как на ненормальных: «Вы что, сумасшедшие?! Зачем и куда уезжаете?!» Как оказалось, потом все эти евреи погибли. Так мы дотащились до Себежа — городка на стыке границ Латвии, Белоруссии и России. Там стояли пограничники и никого не пропускали, многие беженцы повернули назад, но мой отец настоял: «Будем стоять и ждать, пока это все не прояснится, назад не поедем». Помню, что ночевали мы у каких-то латышей. Потом все стихло, и мы наконец перешли границу, оказавшись в России. Только после войны я понял, что мы находились в дороге недели 2-3. Немцы наступали прямыми ударами на Россию, а мы добрались до Великих Лук, прятались в лесах во время немецких авиабомбардировок и опять продолжали свой путь. В итоге попали в город Альметьевск в Татарии, где провели голодные четыре года. Все это время я учился в местной русской школе.
- Какую картину вокруг вы увидели, когда вернулись домой?
- Когда мне исполнилось 11 лет, спустя четыре года войны, в мае 1945 года, мы вернулись в Прейли, оказавшись чуть ли не единственной уцелевшей еврейской семьей. Почти все евреи нашего города были убиты. Помимо нас выжило лишь шесть человек, благодаря мужеству и благородству местного жителя Владислава Вушкана. Все вокруг оказалось разрушенным, разграбленным. Подъехали к нашему дому и не могли войти внутрь. Оказывается, перед отступлением, немцы устроили в этом здании штаб. Внутри все предстало нам разграбленным, разрушенным, оскверненным, загаженным, жить мы там больше не смогли. Первые дни ютились у таких же беженцев, как мы, в их квартире, потом сняли себе отдельное жилье. Я поступил в среднюю школу в Прейли и окончил ее в 1951 году, в 1957-м стал инженером. Однако геноцид нашего народа произвел на меня неизгладимое впечатление, и я посвятил этой трагедии всю свою жизнь, собирал, исследовал, издавал материалы о Холокосте, в первую очередь о Рижском гетто, изучал свидетельства о трагедии евреев Латвии.
- Правда ли, что в своем городе Прейли вы открыли памятник жертвам Холокоста на личные сбережения?
- Верно. 8 августа 2004 года, в день расстрела евреев в 1941 году, в том числе девушки Шейны Грам — «прейльской Анны Франк», которая, подобно ей вела дневник до самого дня казни, в Прейли был открыт мемориал евреям-жертвам нацизма. Это произошло при большом стечении жителей города, в присутствии официальных властей Латвийской Республики, послов Израиля, России и Германии.
Комментарий Леонида Терушкина, Заведующего архивом НПЦ «Холокост»: Эту книгу нашего друга (мы виделись в Нью-Йорке в 2018 г.) и давнего партнера Центра «Холокост» можно назвать обычной и одновременно уникальной. Обычной — потому что тема Холокоста многим людям уже «набила оскомину», потому что документов той эпохи много. А уникальной — потому что для миллионов современных читателей описываемые события являются открытием, потрясением. Данные свидетельства записал и передал нам человек, который по чудовищному плану нацистов не должен был больше жить. В этой книге речь идёт об уничтожении евреев Латвии в Румбульском лесу в Риге, об одном из самых кровавых преступлений нацистов и их пособников на оккупированной территории СССР, которое стоит в одном ряду с Бабьим Яром в Киеве, Змиевской балкой в Ростове-на-Дону и многими другими трагическими местами.
Для евреев в оккупированной нацистами Европе не было выбора, что всё «как-то уладится, и можно будет договориться» с новыми властями, как это бывало в трагичной еврейской истории на протяжении веков. По идеологии нацистов, согласно их расовой теории, все евреи были обречены на тотальное истребление. В Латвии погибло около 77 тысяч только местных евреев, выжило лишь несколько сотен из них. А еще там были уничтожены не менее 11 тысяч евреев, депортированных нацистами из оккупированной Европы.
Многолетнее сотрудничество с Д. Зильберманом отмечено еще рядом изданий Российской библиотеки Холокоста. Помимо вышеупомянутой книги «И Ты это видел», в последние 11 лет в России были изданы книги, подготовленные по документам, собранным Давидом: воспоминания выживших узников Рижского гетто (Элла Медалье «Право на жизнь». Фрида Михельсон. «Я пережила Румбулу»), «Подобно звезде во мраке» (о Праведнике Народов мира Ж. Липке).