25 ноября в Казани, в Национальной художественной галерее «ХАЗИНЭ» при ГМИИ Республики Татарстан открывается выставка Полвека любви», приуроченная к 100-летию Л.В. Войскунской (1921–1988) и Е.Л. Войскунского (1922–2020). Инициаторами выступили Натэлла и Александр Войскунские. На выставке будут представлены около 300 подлинных артефактов (писем, архивных документов, фотографий, рисунков, писем, личных вещей и т.д.), иллюстрирующих историю семьи Войскунских-Листенгартенов. Поговорим об этом подробнее.
Евгений Львович Войскунский родился в 1922 году в Баку в еврейской семье. В 1939 году он поступил на искусствоведческий факультет Ленинградского института живописи, скульптуры и архитектуры (ныне — Санкт-Петербургский Государственный академический институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина). А уже в октябре 1940 года был призван в РККА. Начал службу в восстановительном железнодорожном батальоне, летом 1941 г. в газете «Боевая вахта» был опубликован его первый рассказ. С октября 1941 г. наш герой служил в редакции газеты «Красный Гангут», затем трудился военным корреспондентом газеты «Огневой щит» Кронштадтской военно-морской базы КБФ. С осени 1944 г. Евгений Львович — сотрудник газеты советской военно-морской базы Поркалла-Удд в Финляндии. До 1956 г. являлся редактором газеты бригады торпедных катеров в г. Пиллау (ныне Балтийск), редактором газеты военно-морской базы в Свинемюнде (ныне Свиноуйсьце, Польша), газеты дивизии подводных лодок в латвийской Лиепае. Получил звание капитан-лейтенанта, после войны окончил Литературный институт имени Горького, стал членом Союза писателей СССР. Перу Евгения Львовича принадлежат книги в жанре научной фантастики и на военную тему. Он неоднократно становился лауреатом литературных премий, награждён двумя орденами Красной Звезды, орденом «Знак Почёта», двумя медалями «За боевые заслуги».
Из поколения советских людей, родившихся в начале 1920-х, до конца Великой Отечественной войны дожили немногие. Евгений Львович уцелел и впоследствии участвовал в знаменитой обороне полуострова Ханко, достойно пройдя этот ад. В юности встретил девушку, которую полюбил и пронес эту любовь через всю жизнь, посвятив жене много лет спустя книгу «Полвека любви», выпущенную в 2009 году. Евгений Львович родился и немало лет прожил в Баку — солнечном, жарком, приветливом, гостеприимном городе, своеобразие которого стало легендой. О бакинцах по-прежнему говорят, что это особая нация. Бакинца можно узнать всегда и везде — по отношению к жизни, людям, и конечно — по любви к своему городу. То, чего достиг в жизни Евгений Львович, — плоды его безусловного литературного таланта, огромной работоспособности и, что, пожалуй, самое главное — характера.
Фронтовые письма Е.Л. Войскунского, опубликованные в пятом сборнике Центра «Холокост» «Сохрани мои письма», адресованы Лидии Владимировне Листенгартен (1921–1988) в блокадный Ленинград, где она училась. В 1944 году Лидия стала женой фронтовика. Одно письмо Е.Л. Войскунского, опубликованное в сборнике, адресовано родителям — Льву Соломоновичу и Вере Соломоновне, жившим в Баку. Копии этих фронтовых посланий и фотография переданы НПЦ «Холокост» автором. Предлагаем вам познакомиться с некоторыми из них.
11 октября 1940 г.
Моя дорогая Ли! Пишу тебе сейчас, лёжа в трюме парохода, арендованного нами у Финляндии и идущего на полуостров Ханко. Мы едем уже почти сутки. На горизонте показались туманные очертания земли. Это финский берег. Я зачислен был в железнодорожный батальон, и нас везут проводить на Ханко ж/д пути. Служить буду 2 года или 3, если попаду в полковую школу. Не в состоянии больше писать: качка, шум… Надеяться на то, что отпустят в Ленинград, нечего. Как только узнаю, напишу тебе свой адрес, и ты пиши мне много-много писем. Целую бесконечно много мою любимую Ли.
12 октября 1940 г.
Ли, моя дорогая! Итак, вчера мы прибыли на место назначения. Вокруг — сосновый лес, воздух замечательно свежий. Постепенно втягиваюсь в армейскую жизнь: осваиваюсь с формой, с укладом жизни, ведь всё ново. Я думаю, что буду работать в клубе — художником. Сейчас идёт разбивка по подразделениям, потом — размещение по палаткам. А потом начнётся нормальная жизнь, и время полетит быстро. Я привыкну, обживусь, и всё будет в порядке. Такая жизнь будет продолжаться 2 года. Через 2 года в это время ты будешь уже ожидать меня. Пиши, любимая, чаще по адресу: Ленинград, почтовое отделение 306, почтовый ящик 563. Целую-целую. Твой Женя.
29 октября 1940 г.
Ли, дорогая! Вчера пришло, наконец, долгожданное письмо, первая ласточка. Корреспонденция вся проходит через клуб, и когда вчера при разборе писем писарь крикнул мне, что пришло письмо, я чуть не вцепился ему в глотку. Нечего и говорить, как я был рад ему. Всё то, что я до сих пор лишь мысленно представлял себе, вдруг ясно встало перед глазами. Я читал и перечитывал письмо, почти выучил его наизусть. И ведь правда: и летом мы обменивались довольно нежными письмами, но они не были так прочувствованы и искренни, как это. Как ты думаешь, Ли? Так или иначе, мне кажется, я никогда ещё не упивался так письмом, не пытался так вникнуть в глубину его содержания и, прямо скажем, никогда не скучал так по автору этого письма. Ли, моя дорогая, я всё ещё продолжаю ругать себя за первые 2 письма, в которых я поддался минутному скверному настроению и заставил тебя, нуждающуюся в тёплом слове утешения в большей степени, чем я, пережить тяжёлые настроения. Я в последние дни настолько занят работой в клубе (подготовка к праздникам), что буквально не могу урвать свободной минутки для письма. Спать я ложусь в 9-10 часов, так что в 11 часов, когда ты думаешь обо мне (как мы уговорились), я сплю сном праведника. Зато в 6 часов утра и вплоть до начала работы в клубе мысли мои с тобой. Я вместе с тобой глотаю горячий чай (кстати, всё так же ты упиваешься им? («упиваешься» от слова «пить»)), вместе с тобой спешу по знакомым каменным плитам в университет и даже вхожу в аудиторию. А вот тут-то маленький тупик. Дело в том, что я сейчас настолько далёк от учёбы, что лишь с некоторым трудом представляю себе профессора, читающего лекции. Вот уже скоро как начался новый этап (!) моей жизни. Можно подвести первые итоги. Прежде всего, как я уже писал тебе, спокойствие и безразличие. Конечно, не всё время. Иногда, особенно если просыпаешься ночью перед побудкой, начинает подползать тоска. Я её гоню прочь, прочь. Затем бывает, что испытываю радостное чувство. Милая Ли, мне понятны твои настроения и переживания. Счастливое, подчёркнутое внимание окружающих часто действует на нервы, раздражает. Старайся не обращать на это внимания. Живи с надеждой на лучшее будущее. Работы тебе хватает. Занимайся, читай, старайся всегда быть чем-нибудь занятой, тогда не будет времени для тоски и скуки. Не отказывай себе в развлечениях: театр, кино, вечера. В конце концов, ничего особенного не произошло. Не я первый, не я последний. И всё, что мы сейчас переживаем, что нас тревожит и волнует, — всё это обогащает наш запас жизненных впечатлений. И даже лучше, мне кажется, когда не всё даётся гладко, когда не во всём везёт, ибо понимаешь много новых сторон, оставшихся ранее незамеченными. Я перестал чувствовать одиночество, и это меня особенно радует. Мысли мои — всегда с тобой! Не предавайся унынию ни на минуту, любимая! Ну, быстро улыбнись и смахни прочь предательскую слезу! Целую и целую. Женя.
29 октября 1940 г.
Дорогая моя Ли! Вчера я был в городе во второй раз. Опишу подробно, как всё произошло. Днём наш политрук велел написать мне объявление (для комсостава), что вечером состоится лекция на тему… Ты, конечно, при своей фантазии не догадаешься, на какую тему она. Для меня она была полнейшей неожиданностью. Итак, на тему: «Классический театр Древней Греции». (!) Нечего и говорить, с первой же минуты я дал себе слово всеми способами попасть на эту лекцию. Предлог, как всегда в нужных случаях, быстро нашёлся: взять в городской библиотеке бланки для записи. Прибавив к этому «благовидному» предлогу простое человеческое желание присутствовать на лекции, я получил от политрука увольнительный до 9 часов вечера. Бодро я зашагал по знакомой ещё по первому путешествию дороге. Идти мне пришлось недолго, т. к. вскоре подвернулась машина нашей части, которая мигом домчала меня в город. Прежде всего я зашёл в библиотеку. Я думаю в неё записаться. Она, безусловно, богаче, чем наша клубная. Затем — в фотографию. И УРА! Она работала. Снимали только на миниатюрки, но я не стал раздумывать. Запечатлев свою красноармейскую физиономию, я отправился на лекцию в радужном настроении. Итак, ровно в 8:00 началась лекция. Присутствовало 9 человек (!), но вскоре эта грандиозная цифра выросла до 15. Лектор — некто режиссёр Смирнов, культурный, знающий человек. Я опасался, что лектор будет слишком популярно читать, приноравливаясь к уровню развития простого красноармейца, что превратилось бы в сюсюканье. Но — ничуть не бывало: Смирнов читал как в хорошей ленинградской аудитории, и это доставило мне колоссальное удовольствие, которое должно быть тебе понятно. Я не сводил глаз с его рта и думал только, не во сне ли я, правда ли, что я на Ханко, а не в академической аудитории. Странно было снова слышать такие имена: Эсхил, Софокл, Гомер, а также древние мифы, так хорошо знакомые. Всё, о чём говорил режиссёр, было мне знакомо, но я его слушал тем не менее с неослабевающим вниманием… Но в 9 часов кончался увольнительный. И мне пришлось уйти во время перерыва, так что второй половины лекции я не слушал. Нечего и говорить, как не хотелось уходить… Итак, я заглянул на один вечер, на один миг в иной мир, и это давало мне колоссальную зарядку для дальнейшего. Кажется, предвидятся ещё лекции в этом духе, и, надеюсь, я не пропущу и их. Вот такие дела, Ли, моя любимая девочка. Как только получу [фото]карточки, перешлю, конечно. А к тебе просьба: снимись на хорошей открытке и пришли [фото]карточку, — я ещё не знаю тебя «соломенной вдовой». Целую бесчисленно мою Ли.
Письмо Е. Л. Войскунского родителям в Баку 25 октября 1941 г.
Дорогие! Я представляю ваше беспокойство. Ведь о Ханко (Ха́нко — самый южный город Финляндии. Расположен на южной оконечности полуострова Ханко и с трёх сторон окружён морем) ходят самые противоречивые слухи. Твёрдо знайте, что Ханко никогда сдан не будет — до конца, до полной победы останется советским. С каждым днём мы становимся сильней. Я сейчас работаю в боевой газете, бываю в частях и вижу, какой замечательный народ у нас. Работа у меня очень интересная, каждый день в редакции бывают новые люди, каждый день приносят героические дела. Предстоят ещё, конечно, жестокие бои, но без них не придёт победа. А в том, что она придёт, я не сомневаюсь ни на минуту. Как-то вы там живёте, дорогие мои, и когда же мы будем вместе?.. Время тяжёлое, трудное испытание выпало нам на долю, нашему поколению. Но мы будем драться за право жить свободно, за право учиться и трудиться свободно, за право быть счастливыми. Не беспокойтесь, родные, верьте, что финал этой большой трагедии будет счастливым. Когда-нибудь в семейном кругу, дома, мы будем все вместе вспоминать те тяжёлые испытания, которые мы сейчас переносим. Я бодр и здоров и желаю вам много сил, и здоровья, и бодрости, прежде всего. Целую вас по-сыновнему крепко. Женя. P. S. Где Веня, где все мои друзья? Привет всем родным и знакомым.
Комментарий Леонида Терушкина, заведующего Архивом Центра «Холокост»:
«Очень хорошо помню презентацию пятого сборника «Сохрани мои письма…» 2 года назад, в ноябре 2019 г., в Центральном Доме литераторов. Это была замечательная встреча. Евгений Львович приехал и сам читал свои письма 1940-1945 гг., спустя почти 80 лет».
В статье использованы материалы из книги: «Сохрани мои письма…» // Сборник писем и дневников евреев периода Великой Отечественной войны. Вып. 5. / Составители: Р. Е. Жигун, Л. А. Тёрушкин // Под ред. и с предисловием И. А. Альтмана. — М.: Центр «Холокост», 2019 — 368 с.
Автор благодарит Леонида Терушкина, заведующего Архивом Центра «Холокост», за помощь в подготовке данной публикации.