Были времена, когда всякий проходящий мимо «пассажа» (арки) Ермоловского театра, обязательно останавливался (пусть и всего лишь на минуту), чтобы бросить взгляд на галерею персонажей, разбросанную по стенам старинного прохода. Тут были лучшие спектакли труппы, и среди них знаменитый «Бал воров» Жана Ануя… Красивый, элегантный, шикарный… И он — лорд Эдгар...фрак, бабочка...словно капитан этой галереи.
Сева Абрамович, рожденный 110 лет тому назад в каком-то непостижимо-далеком сибирском Бодайбо. Всеволод Якут, умерший на подмостках столичного Ермоловского театра 80 лет спустя.
Якут в Москве, или Под руку с Мельпоменой
Все было, конечно же, правильно. Иначе и быть не могло. Потому что мальчик из Сибири был просто влюблен в театр. А Мельпомена ответила ему взаимностью и… позвала 14-летнего юношу на подмостки Якутского театра — между прочим, старинного и славного, вот с теми самыми традициями — а потом перебросила в Иркутск, в Алма-Ату, в Ташкент, и, наконец, привела в Москву, в студию им. Луначарского. Получив первый гонорар за закадровый текст в последнем немом советском фильме «Пышка», молодой сибиряк Абрамович влюбил в свой голос едва ли не усех, кто его услышал. И хотя до широкой антисемитской кампании было еще далеко, но видеть, пусть даже и в дешевенькой театральной программке, фамилию Абрамович напротив своей маленькой роли было уже тогда как-то не комильфо. И стал 18-летний еврей-провинциал в большой и хлебосольной, космополитичной и ксенофобской, разной и непонятной матушке-Москве Якутом. Здесь и сформировал свой уникальный сценический облик —классического фрачного героя и джентльмена до кончиков ногтей. И сделал выбор в пользу студии Николая Хмелева — блистательного мхатовца и мужа первой красавицы-цыганки Ляли Черной. Студия рождалась долго, если не сказать, в муках, скитаясь долгие 15 лет — со Сретенки в Елохово, оттуда, уже после войны, на Тверскую, где, наконец, и осела — в старинном дворце князя Долгорукого. Вот тут-то и началось…
«Наше все» из Якутии, или В начале славных дел
А началось все, как у нас водится, с Пушкина. Потому что разве что лишь самому несмышленому адепту интернета надо объяснять, что не всемирная паутина, а поэт Пушкин — «наше все». И — точка. Трогать его всяко-разно — ни-ни. Только со всем нашим почтением. Так, разумеется, и задумали ставить в Театре Ермоловой — к 150-летию поэта — пьесу А. Глобы о последних днях великого стихотворца. И пригласили на главную роль...правильно, Якута. Он ровесник тогда был с Пушкиным. Так отчего же и не пригласить?.. А он еще и похож был — ну, ни дать ни взять, правнук Ганнибала. И, что важно, давно уже не был Абрамовичем. Словом, хорош был во всех отношениях. Так что премьеру удачно сыграли, но вот потом спектакль все-таки от греха подальше взяли да и заморозили. Пока сатрап в Кремле не помер. А после 53-го вернули и даже на пленку записали. И почти что 20 лет подряд столичная публика только и мечтала попасть на исторический спектакль, еще и в стихах, к слову сказать. Счастливцы, кому повезло!
Якут-Я-Культ, или Клоун Божий
Всеволод Якут, невероятная слава которого совпала с расцветом Театра Ермоловой (подмосткам которого мэтр служил более полувека), был фантастически многолик и удивительно разнообразен. Казалось, что он начинал превращаться в своего сценического персонажа, буквально выходя из дома на Большой Дмитровке (тогда Пушкинской), в коем он — напротив Театра оперетты — соседствовал с великой пианисткой Марией Юдиной. И публика, что шла навстречу премьеру Ермоловского по Камергерскому переулку (в те поры проезду Художественного театра), гадала:»А уж не Якут ли это?..»
Правда, выдавал все тот же голос, уникальный тембр. И разве что в каком-то уж очень острохарактерном образе совсем уж неоперившийся в театральных реалиях адепт мог не узнать интонации ермоловского премьера.
...А играл Якут все! Герой-любовник?.. Характерный герой? Романтик? Западник? Беда-Раскольников в инсценировке Достоевского и хитроумный Сидней Рейли из «Операции «Трест» Сергея Колосова, немецкий адмирал из «Командира счастливой «Щуки» и блистательный Фердинанд из «Коварства и любви» Шиллера... — все было. Якут играл все.
Его многогранное амплуа позволяло артисту, которого в пору его наивысшего расцвета то ли ультрапочтительно то ли даже и иронично звали «Я-Культ», быть востребованным в любом жанре — »я же клоун», говорил он сам о себе... И в этих словах было то же, что в реплике великого танцовщика Вацлава Нижинского, назвавшего себя «клоуном Божьим» — исполнение воли Творца.
...А пил Якут с Юрием Олешей, тосты поднимал с Михаилом Светловым — в соседнем с Ермоловским "Национале»...словно и не замечал «товарища майора» за столиком напротив...будто его там и не было. Ну а впрочем, статус «небожителя» тоже позволял не оглядываться по сторонам…
Якутский патриций, или Красиво уйти
Роль знаменитого трагика «сэра Джона» в драме Рональда Харвуда «Костюмер», о которой последние полвека мечтает по обе стороны океана всякий лицедей почтенного возраста, он все-таки сыграл. Дуэт с приглашенным на роль костюмера Нормана Зиновием Гердтом, несомненно, вошел в историю уникальных артистических тандемов. И. к счастью, был записан на пленку.
Увы, играть «театр в театре» (сэр Джон выступает в роли короля Лира) пришлось недолго. Роль в «Костюмере», поставленном Евгением Арье и Дмитрием Крымовым в 1987-ом году, стала почти что последней в долгой и яркой карьере маэстро Якута. Оставалось сыграть — что, пожалуй, было закономерно — лишь старого патриция в пьесе Альбера Камю «Калигула». Спустя три года. Он сыграл эту роль всего лишь раз. На премьере. Потом сразу умер. Нет, не сразу. Успел выпить бокал шампанского. Сделал несколько шагов в сторону зала, как он привык за многие-многие годы, туда, к публике и...ушел. Навсегда.
..Он был, разумеется, «уходящей натурой»...статный...статуарный. Был уже тогда, когда еще на самом деле оставалось кому «уходить». И нес этот образ каждую секунду, каждое мгновенье, честно и славно, на размениваясь на мелочи, не задерживаясь по пустякам. Следуя предназначенному Дару, баловень судьбы, поцелованный Богом. В модном пальто и кашнэ. И вот тогда его узнавал всякий. И, замерев на секунду, восклицал:»Якут!».
