Когда были объявлены результаты голосования, «на нас нахлынуло чувство, которое охватывает человека лишь раз в жизни. Высоко над нами, казалось, слышалось биение крыльев истории». Так вспоминал Давид Горовиц, член делегации Еврейского агентства, момент, когда стали известны результаты исторического голосования в ООН.
Вопреки всему, Горовицу и его коллегам удалось добиться необходимого большинства в две трети голосов для принятия резолюции ООН № 181 в пользу раздела подмандатной Палестины на два государства. Сегодня, 75 лет спустя, мы не должны забывать, что это было очень непростое дело и что появление Израиля никогда не было неизбежным.
В ту историческую пятницу на голосовании 33 голоса было отдано «за», 13 «против» и 10 государств воздержалось. При подсчете большинства в две трети голосов не учитывались ни воздержавшиеся, ни отсутствующие. В предыдущий вторник вечером на Флашинг Медоу Специальный комитет ООН голосовал по проекту резолюции о разделе — и хотя сионисты имели большинство, оно не составляло двух третей.
Председатель этой сессии, бразилец Освалду Аранья, согласился отложить голосование на три дня. Эта передышка дала сионистам время убедить 17 воздержавшихся и бесчисленное множество других колеблющихся отдать свои голоса в пользу решения о двух государствах.
В течение этих трех дней евреи всего мира понимали, что наступил тот самый момент, который может изменить историю. Был задействован каждый контакт, каким бы непрочным он ни был, каждая точка давления. Сейчас или никогда.
Такие дипломаты, как Моше Шаретт, «министр иностранных дел» Еврейского агентства, пытались убедить эфиопов, напоминая о гостеприимстве, которое Иерусалим оказал императору Хайле Селассие после изгнания его итальянцами. Бизнесмены, такие как Харви Файерстоун, чья Национальная резиновая компания имела интересы в Либерии, использовали свое влияние.
Греция и Гаити решили голосовать против. Воздержатся ли Филиппины? Каковы будут последствия революции в Таиланде? Удрученные сионисты назвали 27 ноября «черной средой».
В то время в ООН входило всего 56 государств. Это было до начала полной деколонизации, стартовавшей в конце 50-х. Несмотря на это, новая независимая Индия помнила о своем мусульманском меньшинстве, и премьер-министра Неру не забавляли настойчивые попытки убедить его проголосовать «за».
Ватикан имел большое влияние среди католических стран. Латиноамериканцы разделились во мнениях относительно раздела, а Франция и Бельгия колебались. Франция, в частности, не хотела усиления антиколониальных настроений в своей империи среди мусульманских подданных. Однако антисемитизм режима Виши и нацистская оккупация не могли остаться незамеченными.
В межвоенные годы Ватикан недоброжелательно относился к сионистским устремлениям, а многие прелаты были склонны рассматривать евреев как неотъемлемую часть жидо-большевистского заговора — хотя Анджело Джузеппе Ронкалли (Иоанн XXIII) и Кароль Юзеф Войтыла (Иоанн Павел II), будущие папы, которые сами были свидетелями жестокости нацистов, никогда не придерживались нейтральной позиции Ватикана в отношении преследования евреев.
Британцы, практически обанкротившиеся после победы над нацистами, чувствовали себя удрученными тем, что, выиграв войну, они теперь теряют империю. Сохранение войск в Палестине было дорогостоящим предприятием, и нарастала злость, усугубленная вооруженной борьбой сионистов — до такой степени, что в Британии начались беспорядки, вплоть до открытого антисемитизма. Давид Горовиц пишет, что подполковник Мартин Чартерис, глава военной разведки в Иерусалиме, был «одним из наших самых убежденных и неумолимых противников». Впоследствии Чартерис стал личным секретарем королевы.
Палестинский вопрос политически поляризовал Британию. Газета «Гардиан» была склонна поддерживать сионистов, в то время как «Дейли Телеграф» относилась к их устремлениям с неохотой. Министр иностранных дел Эрнест Бевин хотел создать единое государство и выступал против раздела, поскольку, по его мнению, еврейская проблема началась с нацистов и ими же закончилась.
Британцы считали, что Катастрофа была «единичным историческим явлением», которое больше не повторится. Поэтому британская политика была направлена на отделение последствий Катастрофы от палестинского вопроса. Однако в кабинете Эттли были разногласия: Эньюрин Бивен, лидер левых лейбористов, горячо выступал за создание еврейского государства и даже угрожал уйти в отставку из-за поведения Великобритании в Палестине.
Британия, как известно, воздержалась при голосовании за раздел Палестины, и ей потребовалось восемь месяцев, чтобы официально признать Израиль после провозглашения им независимости в мае 1948 года — в то время как американцам понадобилось 11 минут. Тем не менее, британские доминионы Австралия, Новая Зеландия, Южно-Африканский Союз и выступившая инициатором Канада отказались проявить солидарность с метрополией и проголосовали за решение о двух государствах.
Несмотря на свой яростный антисионизм в прошлом, Советский Союз поддержал создание государства для евреев. Но в то же время он арестовывал тех советских евреев, которые хотели уехать в Израиль, и приговаривал их к долгим годам заключения в ГУЛАГе. Его внешняя и внутренняя политика диаметрально различались.
Сталин считал, что Советский Союз может заменить англичан на Ближнем Востоке и не допустить американцев в это стратегическое пространство.
Напротив, некоторые в Белом доме (и, конечно, в Республиканской партии) опасались, что поддержка сионистов не отвечает национальным интересам США, учитывая, что еврейское государство возглавит Бен-Гурион во главе левой коалиции и что массовая иммиграция евреев может открыть путь для советского влияния.
Коммунистические партии по всему миру решительно поддержали подъем Израиля — в духе антинацистского альянса военного времени. Во Франции позиция коммунистической партии была выражена в речи члена центрального комитета Флоримона Бонта в Национальном собрании. Он утверждал, что борьба евреев в Палестине стоит в одном ряду с другими антиимпериалистическими освободительными восстаниями: греческих партизан, солдат Китайской народной армии, испанских комбатантов, демократов во Вьетнаме, индонезийских патриотов, индусов. Все они были товарищами в борьбе, которую вели солдаты Хаганы, утверждал Бонт.
Катастрофа стала великим уравнителем. Такие деятели, как Голда Меир и Абба Гилель Сильвер, которые ранее выступали против раздела, теперь приняли его как единственное реалистичное предложение. Религиозные сионисты разделились, в то время как многие антисионистски настроенные харедим, пережившие Катастрофу, утверждали, что убежище в Земле Израиля важнее идеологии.
Тем не менее, многие правые сионисты продолжали осуждать раздел. Подход «Иргуна» Менахема Бегина был самым подробным, четким и язвительным среди правых групп по вопросу о разделе. В передаче «Голоса борющегося Сиона» в сентябре 1947 года архитекторы раздела были названы «еврейскими вишистами» и было предсказано, что в ближайшем будущем «народ отдаст их под суд» за их прошлые и нынешние проступки. Бегин отказался признать резолюцию от 29 ноября 1947 года и рассматривал любое решение как незаконную меру, которая в конечном итоге будет аннулирована.
События 29 ноября 1947 года стали результатом внезапного открытия многих возможностей — несколько месяцев спустя было бы уже слишком поздно.
Многие рассматривали голосование как результат божественного провидения. Другие считали его результатом свободной воли и последующих действий Моше Шарета, Аббы Эвена, Давида Горовица и их многочисленных коллег.
Однако никто не оспаривает утверждение, что это решение ООН 75 лет назад стало судьбоносным в еврейской истории.
Jewish Chronicle, перевод Ларисы Узвалк