Недавно мы отмечали 135 лет со дня рождения Самуила Яковлевича Маршака. В сетевых публикациях по этому случаю мелькнул отрывок из лекции о нем популярного поэта и литературоведа Дмитрия Быкова. Он высказывает такое мнение: «Маршак — это гений бессодержательности. Когда мы рассматриваем его лирику, мы поражаемся: до какой степени этому человеку нечего сказать… 500 страниц лирики, которую он писал всю свою жизнь, — во всей этой лирике нет ни единой мысли. Это чудо». Как же так? Разве бессодержательны буквально ломящиеся от колоритных персонажей детские стихи, вдохновлявшие книжных иллюстраторов и аниматоров-мультипликаторов? И разве совсем уж нет ни единой мысли в его взрослой лирике, особенно «лирических эпиграммах» — коротких зарифмованных сентенциях?
Так позвольте высказать другое мнение. Мыслей в стихах Маршака как раз было предостаточно. Но, хотя в реальной жизни благополучного советского поэта случалось немало драматических и трагических эпизодов, его лирический герой был по-еврейски позитивен и оптимистичен. Ему можно было было бы сказать словами Солженицына, адресованными другому знаменитому советскому поэту: «Нет у вас русской боли». А откуда ей быть у потомка именитых раввинов, сына интеллигентных еврейских родителей? Вот, как вспоминает поэт о детстве:
Больно дрались отцы на слободке,
Мы не знали ни палки, ни палетки
Наш отец нас не разу не бил.
Человек он был строгий, но кроткий,
И хорошую книжку любил.
Их было много таких евреев — виртуозно владевших русским словом, умевших блестяще выразить в стихах любые темы и сюжеты, но, увы… не очень-то умевших изображать «страсти роковые, терзающие страдальческую грудь». Они их не переживали или переживали как-то не так, как большинство потенциальных читателей. И вот эти талантливые люди, оторванные от традиционной книжной учёности предков, но инстинктивно тянувшиеся к ней, находили для себя в словесном творчестве благодатную нишу. Мы можем назвать целый ряд имён мастеров-стихотворцев, приведших в русскую поэзию много славных иноземных и иноплеменных имён, но не прославившихся как авторы оригинальных стихов: Морис Ваксмахер, Вильгельм Левик, Лев Гинзбург, многие другие… Да, не забыть Якова Козловского и Наума Гребнева, чьим русским языком говорил вдохновенный горец, аварец Расул Гамзатов. В этом славном созвездии и Маршак.
Есть люди и есть поэты, которым источником вдохновения служит не первая, а вторая сигнальная система. Это очень по-еврейски (кстати, Дмитрий Быков, урождённый Зильбертруд, тоже такой). Помните песню «Ойфн припечек» на идиш про то, как дети учат алфавит, а ребе говорит им: когда вырастете, узнаете, как много радостей и печалей заключено в буквах?
Когда, изведав трудности ученья,
Мы начинаем складывать слова
И понимать, что есть у них значенье -
«Вода», «огонь», «старик», «олень», «трава», -
По-детски мы удивлены и рады
Тому, что буквы созданы не зря,
И первые рассказы нам награда
За первые страницы букваря.
Но часто жизнь бывает к нам сурова:
Иному век случается прожить,
А он не может значащее слово
Из пережитых горестей сложить.
Поэзию, вдохновенную словом, называют иногда «вторичной». Но разве не учим мы из Торы, что слово предшествовало творению?
А вот дальше можно и согласиться с мнением Дмитрия Быкова: «Маршак — это гений формы, который воздействует на читательское сознание, а по большей части и на подсознание, всегда в сторону добра и красоты… Он воздействует открытой им, застолбленной им интонацией, воздействует музыкой своего стиха. Воздействует своим изумительным прямым естественным ровным органичным синтаксисом. Маршак — воплощенная гармония... Он гений словесной формулы. Мы помним огромное количество текстов Маршака, которые мы вдохнули как воздух, и этот воздух в нас растворился».
