Результаты израильских выборов последних 30 лет иллюстрируют драматический упадок некогда правящих левых сил. На выборах 1992 года под руководством покойного Ицхака Рабина «Авода» получила 44 места в Кнессете (из 120), а ее партнер «Мерец» (во главе с ее покойным лидером, резким и едким Йоси Саридом) — 12. Вместе им не хватило совсем немного до абсолютного большинства. Тридцать лет спустя в недавно избранном Кнессете у них всего четыре места. Лейбористы едва преодолели порог в 3,25%, а «Мерец» даже этого не смогла. Сионистские левые в израильской политике были буквально разгромлены, сократившись до менее чем одной десятой своей прежней силы.
Что же произошло? Многие израильтяне, если бы их заставили ответить на этот вопрос, предложили бы слово из четырех букв, синоним неудачной попытки примирения с палестинцами: Осло. Там, с санкции Рабина (в коалицию которого в то время входила ультраортодоксальная партия ШАС), израильтяне встретились с представителями Организации освобождения Палестины и наметили Декларацию принципов, которая была подписана в Вашингтоне в сентябре 1993 года. За ней, в свою очередь, последовали два подробных соглашения, которые создали Палестинскую автономию и ее юрисдикцию.
К 1995 году, еще до того, как Рабин был убит еврейским экстремистом правого толка, отношение к нему основной массы израильтян начало портиться, поскольку палестинские террористические атаки продолжались. В 1996 году «Ликуд» вернулся к власти во главе с Нетаньяху, но надежды на мир с палестинцами были еще достаточно сильны в 1999 году, чтобы в последний раз привести к власти лидера «Аводы». Избиратели ожидали, что Эхуд Барак, бывший начальник генштаба, сможет найти баланс между стремлением к миру и потребностями Израиля в области безопасности.
Все это не оправдалось. В сентябре 2000 года саммит в Кэмп-Дэвиде между Бараком и Арафатом провалился. Вскоре волна насилия и террора, направляемая сверху, но ошибочно называемая «второй интифадой» или народным восстанием, охватила Израиль и палестинцев. Возникновение израильских ультраправых можно проследить до этой трагической развязки.
Резкий спад популярности традиционных левых и левоцентристских партий стал практически неизбежным. Мир стал их девизом, а мир стал почти синонимом увеличения числа террористических атак.
Больше левым не за что было зацепиться. Социализм старого образца остался в прошлом. Экономически неблагополучные группы израильского общества, особенно беженцы из арабских стран, прибывшие в 1950-х годах (как и их потомки сегодня), чувствовали себя бесправными в первые тридцать лет становления Израиля и рассматривали «Ликуд» как естественного выразителя своих интересов. Обида на элиту отказывалась умирать, и как «Аводе», так и «Мерец» было трудно избавиться от ассоциации с изнеженным тель-авивским космополитизмом «имущих» в противовес «неимущим2 социальной и географической периферии Израиля.
В политическом центре открылось широкое пространство, которое заполнили не «Авода», а новые партии, некоторые из которых возникли и исчезли в течение нескольких избирательных циклов. Сначала появилась «Кадима» («Вперед») Ариэля Шарона, которая в период своего расцвета была столь же влиятельной, как в свое время «Авода» Бен-Гуриона. Позднее, оказавшись под руководством премьер-министра Эхуда Ольмерта и министра иностранных дел Ципи Ливни, «Кадима» резко утратила популярность и в конце концов сошла со сцены. В последний раз лидеру лейбористов удалось получить значительное количество голосов — почти 20% — в 2015 году, когда нынешний президент Ицхак Герцог объединился с Ливни и остатками «Кадимы». Но и этот союз просуществовал недолго.
Партия «Еш Атид» («Есть будущее») Яира Лапида, центристская по палестинскому вопросу, кажется, обладает большей силой. Сейчас Лапид завершает недолгий срок пребывания на посту премьер-министра, собрав громоздкую коалицию из нескольких левых, центристских и правых (но «антибиблейских») партий, а также одной арабской. По мере того, как Лапид укреплял свое положение любимого сына израильской элиты, он, по сути, подталкивал традиционные левые сионистские партии к дальнейшему забвению. Так же как и растущий гнев многих израильтян по поводу возобновления палестинского террора и того, что стало восприниматься как неправильный порядок приоритетов левых.
Смогут ли сионистские левые вернуть себе былую позицию доминирующей силы в жизни Израиля? Скорее всего, нет, в силу демографических изменений. Их делу не помогло то, что Нетаньяху все же удалось продвинуться в направлении новых отношений с несколькими арабскими странами, даже не заручившись согласием палестинцев, что, как неоднократно утверждали левые, было невозможно. В то же время, результаты последних четырех выборов показывают, что левоцентристские и левые партии, включая арабские, стабильно набирают чуть меньше половины голосов.
Левые партии могут найти новые пути к завоеванию большинства при поддержке тех, кто возмущен ростом радикальных правых и стремится сохранить имидж Израиля как открытого, толерантного общества. Эти левые партии не будут сливаться, но могут баллотироваться на общей платформе. Они еще могут откопать себя из-под обломков нынешнего краха и создать левоцентристскую коалицию — если напряженность внутри формирующейся правящей коалиции приведет к ее распаду, как опасаются некоторые ее сторонники, что может произойти в течение нескольких месяцев.
The Jerusalem Strategic Tribune, перевод Якова Скворцова
