| Тувья Бук
Тувья Бук

Януш Корчак. Как мы живем и как мы умираем

Януш Корчак. Как мы живем и как мы умираем
Памятник Янушу Корчаку на еврейском кладбище в Варшаве

В этот День Катастрофы (Йом а-Шоа) мы отмечаем восемьдесят лет со дня восстания в Варшавском гетто. Сопротивление носило не только вооруженный, но и духовный характер. Летом 1942 г. один из самых знаменитых обитателей Варшавского гетто, доктор Януш Корчак, отошел в вечность. Он умер, как и жил, любя каждого ребенка. Корчак (псевдоним Генрика Гольдшмита) был еврейско-польским всемирно известным защитником прав детей. Он был врачом, писателем и педагогом, многие новаторские идеи которого опередили свое время. Корчак разработал неортодоксальную, новаторскую, но очень эффективную систему педагогики и воспитания детей.

Он жил и умер ради своих детей. Будучи директором детского дома в Варшавском гетто, он отказался от неоднократных предложений убежища и остался со своими сиротами, когда их депортировали в лагерь смерти Треблинка в августе 1942 года, сразу после его шестьдесят четвертого дня рождения. Очевидец, Нахум Ремба, вспоминал тот страшный момент:

На Умшлагплац [место отправки] я предложил Корчаку пойти со мной в юденрат и попросить их ходатайствовать перед немцами. Он отказался; он не хотел оставлять детей одних даже на минуту. Началась погрузка вагонов в Треблинку. Корчак возглавил процессию. Это была не обычная посадка в поезд для путешествия; это был марш немого протеста против варварства. ... Дети шли группами, Корчак шел впереди, держа двух малышей за руки... Даже полиция гетто стояла во главе и отдавала честь, когда они проходили мимо. Немцы, наблюдавшие эту сцену, спрашивали: "Wer ist dieser Mann?" (Кто этот человек?). Мое зрение помутилось, я плакал и плакал от нашей беспомощности перед лицом такого зла.

Во время шивы (траура) мы говорим не о смерти человека, а скорее о смерти жизни. Бескорыстие Корчака в смерти было отражением жизни, прожитой ради других. Его жизнь, поступки и труды отдаются эхом в вечности. Действительно, его вечная философия о том, как любить и воспитывать детей, сегодня так же актуальна, как и тогда. В своих трудах, которые и сегодня широко доступны, Корчак рекомендовал непредвзятое отношение к детям и подчеркивал важность заботы и внимания, а также любящей открытости и внимательности. Он твердо верил, что каждый ребенок обладает уже сложившейся личностью, и был убежден, что нельзя «формировать» ребенка в соответствии с собственными мечтами и ожиданиями. Фундаментальной основой подхода Корчака является право ребенка на уважение.

Корчак был сионистом. Он дважды посетил Землю Израиля, один раз в 1934 году, где он шесть недель жил в кибуце Эйн-Харод и навещал своих бывших учеников, и один раз в 1936 году, когда он путешествовал по всей стране. Эти поездки вызвали у него глубокие чувства и восхищение сионистским проектом, и он, возможно, поселился бы в этой стране, если бы не пришлось оставить своих подопечных, когда над Европой сгущались тучи войны.

Когда я провожу экскурсии в Детском мемориале «Яд Вашема», я указываю на цитату из Книги Притчей, вывешенную на входе: «Свеча Божья — душа человека». Корчак был ярким маяком в море тьмы, и вполне уместно, что именно его статуя, обнимающая своих детей, встречает посетителей на выходе из Детского мемориала среди безмолвных холмов и травянистой тишины Иерусалима.

В иудаизме нас учат, что важно не то, как долго человек живет, а то, что он делает со своей жизнью. Что человек делает в свой «момент истины»? Вся жизнь Корчака вела к моменту истины в тот летний день 1942 года, и у него хватило спокойствия духа самому сделать шаг вперед и поступить так, как он чувствовал и знал, что это правильно. Он умер, как и жил, ведя за собой и самоотверженно освящая имя Божье среди масс. Пусть всех нас продолжает вдохновлять этот еврейский герой, и пусть «его» дети, труды и добрые дела будут его вечностью. Корчак писал:

Когда я подхожу к ребенку, у меня возникают два чувства. Любовь к тому, что он есть сегодня, и уважение к тому, кем он может стать... Дети — это не люди завтрашнего дня, а люди сегодняшнего.

Times of Israel, перевод Якова Скворцова

Похожие статьи