Евреи отмечают годовщину начала восстания в Варшавском гетто 19 апреля 1943 года. Когда 3 октября 2009 года в Варшаве умер Марек Эдельман, он вновь появился в заголовках газет, в то время как история, особенно в Израиле, намеренно забыла о нем. Он появился на свет в 1920 году и с самого рождения был связан с Бундом, еврейским социалистическим движением, созданным в России и после Октябрьской революции сохранившимся в Польше. История хочет помнить только героизм его боевого товарища, Мордехая Анилевича, левого сиониста, с которым он в 1942 году основал Еврейскую боевую организацию.
С помощью польского правительства в изгнании в Лондоне они решили поднять восстание, чтобы остановить волну депортации евреев из гетто. Они до сих пор символизируют мужественную борьбу нескольких евреев против нацистской армады. Мордехай, командир Еврейской бойвой организации, написал последнее письмо 23 апреля 1943 года: «Немцы дважды бежали из гетто. Одна из наших рот сопротивлялась 40 минут, а другая — более шести часов... Наши потери в живой силе невелики, и это тоже успех... Благодаря нашему радио мы услышали прекрасную передачу о нашей борьбе. Тот факт, что люди говорят о нас за пределами гетто, придает нам мужества. Будьте спокойны, мои друзья извне! Возможно, мы станем свидетелями чуда и однажды встретимся снова. Я сомневаюсь в этом! Я очень сомневаюсь! Мечта всей моей жизни сбылась. Самооборона гетто стала реальностью. Вооруженное еврейское сопротивление и месть материализуются. Я являюсь свидетелем прекрасной борьбы еврейских героев...»
В течение трех недель еврейские повстанцы, которых насчитывалось всего две сотни, противостояли военной машине Ваффен СС в неравном и отчаянном бою. В безвыходной ситуации 8 мая 1943 года командир восстания Анилевич покончит жизнь самоубийством вместе с частью своего штаба, а командование перейдет к его заместителю Мареку Эдельману.
У последнего был только один безжалостный комментарий для человека, которого он заменял: «Лидер не имеет права на самоубийство, он должен бороться до конца, тем более что из гетто можно было бежать, несмотря на блокпосты». Но и ему пришлось прекратить борьбу и бежать через канализацию с примерно 40 выжившими, пока нацисты поджигали гетто. Он защищался, говоря, что «это пламя взяло верх над нами, а не немцы».
Этот сложный характер трудно понять и сегодня. Марек Эдельман символизирует первый и самый впечатляющий пример вооруженного еврейского сопротивления нацистам, и все же его аура по-прежнему ассоциируется с несмываемым пятном на еврейской истории за то, что он отказался использовать свой военный опыт для создания израильской армии. Он стал префигурацией героического образа еврея, сражающегося с оружием в руках, и вдохновил идеалами молодых людей, борющихся за независимость Израиля.
Несмотря на свою славу редкого героя, пережившего Катастрофу невредимым, он настаивал на том, чтобы оставаться на задворках современного еврейского мира. Он хотел быть в первую очередь поляком, а во вторую очередь евреем. Этот ярлык приклеился к нему так сильно, что он всегда отказывался посещать официальные мероприятия, посвященные восстанию в гетто. Либо он считал восстание провальным и не хотел помнить об этом поражении, либо не хотел обрести славу зачинщика восстания, которое было политически реабилитировано сионистскими властями.
Его уважение к своим идеям и догмам заставило его закрыть глаза на антисемитские демонстрации в Польше в 1968 году, в результате чего его семья, серьезно обеспокоенная ими, выбрала эмиграцию во Франции. Он был полон решимости продемонстрировать неизменную лояльность стране, которая постоянно отвергала его, согласившись стать депутатом и заседать в Сейме в 1993-1998 годах. Его отношение останется совершенно необъяснимым, а его желание отвергнуть любую привязанность к Израилю оставит в недоумении еврейскую общину, несмотря на то, что он является ее пламенным символом. Именно поэтому история Израиля запомнит единственное имя Анилевича, которое останется связанным с Варшавским гетто.
Бернар Кушнер сделал его кавалером ордена Почетного легиона в апреле 2008 года, хотя Израиль не наградил его никаким орденом, потому что еврейское государство не понимало глубинной мотивации его ярого антисионизма: «В моем сознании нет места ни избранному народу, ни земле обетованной». Его готовность отречься от верности Израилю вплоть до сближения со своими злейшими врагами не поддается объяснению: «Когда хочешь жить среди миллионов арабов, нужно смешаться с ними, и пусть ассимиляция и смешение кровей сделают свое дело».
Его плохо сдерживаемая горечь заставила его заключить договор с палестинцами и встать на их сторону. В октябре 2002 года он обратился с открытым письмом к палестинским вооруженным группам с просьбой прекратить взрывы смертников: «Наше оружие никогда не было направлено против беззащитного гражданского населения. Мы никогда не убивали женщин или детей».
Израильтяне были скандализированы параллелью между героями Варшавского гетто, сражавшимися с нацистами, и палестинскими террористами-смертниками. Со временем можно было найти правдоподобное объяснение антисионистским взглядам Марека Эдельмана, который стал отступником для Израиля, поскольку его слова свидетельствуют о ненависти, оттененной любовью, к еврейскому государству.
Только возвращение к истории Бунда может оправдать или хотя бы прояснить эту жесткую позицию. В Российской империи в конце XIX века евреи составляли высококонцентрированное меньшинство в шесть миллионов человек в крупных городах — Варшаве, Киеве, Одессе, Вильно. Подавляющее большинство, говорившее на идише, было сильно пролетаризировано. Погромы дали толчок к сосуществованию профсоюзного движения, политики и самообороны.
Еврейское рабочее движение, родившееся в этот период, оказалось перед тремя вариантами ориентации. С одной стороны, большевики и меньшевики, которые считали, что для освобождения угнетенных народов необходима революция и что само понятие национальности не может быть актуальным. Другая крайность — выбор сионистов, лидеры которых, в основном выходцы из Российской империи, считали, что антисемитизмв Европе никуда не денется, потому следует уезжать в Палестину. Но в то время сионистская позиция была гласом вопиющего в пустыне, поскольку большинство иммигрантов выбрали Америку в качестве земли обетованной, а раввинский истеблишмент тоже был против них.
Бунд оказался между этими двумя доктринами, выбрав оригинальную идеологию, которая, хотя и была революционной, представляла еврейскую ветвь Интернационала. Он выступал за «культурную автономию», которая позволяла евреям пользоваться всеми своими национальными правами в отношении языка, культуры и религии в тех странах, где они жили, без дискриминации и без претензий на определенную территорию.
Светский Бунд защищал религиозную свободу, хотя его лидеры, атеисты, были принципиально настроены против раввинов. Но, как ни парадоксально, он считал, что идиш должен оставаться языком еврейского пролетариата в условиях тотальной ассимиляции.
Марек Эдельман, верный творческой догме своего движения, которая подразумевала, прежде всего, отказ от национальной территории, не понимал, что исчезновение Бунда и возрождение антисемитизма прозвучало смертным звоном для его иллюзий и поразительным образом открыло дорогу сионистской авантюре. В глубине души он никогда не верил в возможность создания еврейского государства, и он был неправ, когда не сделал mea culpa за свои ошибки в суждениях. Предпочтя продолжить свою польскую авантюру на антисемитской территории, вместо того чтобы поставить свою опытную боевую технику на службу созданию зарождающейся еврейской армии обороны, он изгнал себя из израильского общества.
Бен-Гурион до того обижался на него, что решил стереть его из коллективной еврейской памяти. Ему не нравилось, что он систематически очернял Государство Израиль, особенно когда говорил: «Для вас, израильтян, Шестидневная война была самым важным событием в современной еврейской истории. Вы можете положиться на государство, танки и мощного американского союзника. Нас было всего 200 молодых людей с шестью револьверами, но у нас было моральное превосходство».
Израиль до сих пор отказывается причислить его к своим героям и вписать его имя в еврейскую историю. На памятнике погибшим в Варшавском гетто, установленном в Израиле, даже не упоминается его имя. Мордехай Анилевич, сионист, останется единственным символом восстания в Варшавском гетто. Вечная слава другому бойцу, леваку до мозга костей!
Статья первоначально была опубликована в журнале Temps et Contretemps.
Times of Israel Français, перевод Ильи Амигуда
