Какой крупный английский писатель 20-го века написал эти слова: «Скупщиком там был рыжий еврей, наглейший хам, впадавший при виде клиентов в ярость, будто наши визиты его разоряли. ...Всегда норовил не купить, а обменять, пихнув тебе какой-то хлам и прикинувшись, будто сделка состоялась. Однажды на моих глазах, взяв у старухи еще вполне приличное пальто, сунул ей в руку два белых бильярдных шарика и мигом вытолкал, не дав опомниться. Приятно было бы разбить мерзавцу нос, если бы это было по карману».
Или такие: «Жуткий старый еврей, борода рыжая как у Иуды... Спрашиваю, чего ему надо. "Ваша честь, – говорит он, – я привел вам красивую юную девушку, только семнадцать исполнилось. И будет все лишь пятьдесят франков". – "Спасибо, – отвечаю, – не хватало мне еще подхватить заразу". – "Заразу! – кричит еврей, – mais, monsieur le capitaine [Но господин капитан! (фр.).], об этом можете не беспокоиться, это же моя собственная дочь!" Вот тебе еврейский характер. Рассказывал я уже тебе, mon ami, что в царской армии считалось дурным тоном даже плевать в еврея? Нечего, мол, на него тратить слюну русского офицера. Да, эти евреи…»
Последнее: «Сидевший особняком в углу еврей, уткнувшись в тарелку, жадно и виновато ел бекон».
Все три цитаты взяты из первой опубликованной книги Оруэлла ‘Down and Out in Paris and London’, Gollancz, 1933 (в русском переводе – «Фунты лиха в Париже и Лондоне»).
Три года спустя он закончил свой обзор книги еврейского писателя Шолома Аша так: «Если вы хотите объяснить антисемитизм, лучшая книга для этого – Ветхий Завет». В 1939 году аналогичным образом закончил рецензию на другую книгу: «Ветхий Завет — в значительной степени литература ненависти и самодовольства. Никакие обязанности по отношению к чужеземцам не признаются, истребление врагов предписывается как религиозный долг, Иегова – племенное божество наихудшего типа».
Почитатели Оруэлла (к которым я отношу себя) уже давно обеспокоены налетом случайного и, возможно, не совсем случайного антисемитизма, обнаруживаемого в его опубликованных работах, дневниковых записях и частных письмах, особенно в 1930-е годы. Почти шизофренический контраст между его литературной враждебностью к этим анонимным, безымянным «евреям», идентифицируемым только по их религии, и его давней дружбой с издателями(Виктор Голланц и Фред Варбург) и писателями (Артур Кестлер, Т.Р. [Тоско] Файвель, Джулиан Саймонс, Джон Кимче, Эвелин Андерсон) еврейского происхождения остается загадкой.
В минувшие выходные Оруэллу исполнилось бы 120 лет. Но, в отличие от Моисея, он разрушил свои шансы дожить хотя бы до пятидесяти, опрометчиво пренебрегая здоровьем. Две пневмонии в детстве, пять лет в Бирме, добровольное пребывание в трущобах Парижа и Лондона, ранение в горло – чуть не убит – в Испании в 1937 году, игнорирование туберкулеза, жизнь в примитивных условиях, в самую холодную зиму ХХ века на острове Джура, чтобы закончить «1984» (Nineteen Eighty-Four), беспрестанное курение крепких скруток. Удивительно, что он дожил до 46.
До недавнего времени литературный антисемитизм был нормой в Англии. Большинство крупных англоязычных писателей XIX века, если вообще упоминали евреев, то описывали непривлекательные стереотипы. Возможно, Джордж Элиот — яркое исключение, как и Э. М. Форстер в следующем столетии. Но Грэм Грин, Дж. Б. Пристли, Ивлин Во и Энтони Пауэлл – все «виновны», в то время как Герберт Уэллс, Саки, Г. К. Честертон и Хилер Беллок явно одиозны. Что касается поэтов, то Т. С. Элиот и Эзра Паунд просто мерзки. Таков был контекст, преобладающее окружение, когда Оруэлл проходил как литературное, так и политическое ученичество в 1930-е годы. В обеих сферах преобладала враждебность к евреям.
До успеха «Скотного двора» в 1945 году Джордж Оруэлл был второстепенным писателем и блестящим, но малоизвестным внештатным критиком и эссеистом, всегда нуждавшимся в деньгах и изо всех сил пытавшимся заработать на жизнь. Работа во время войны в качестве продюсера выступлений на индийской службе Би-би-си не оставляли много времени для углубленного расследования антисемитизма.
Но в 1940 году он познакомился с Тоско Файвелом, который стал его соредактором Searchlight Books, его преемником на посту литературного редактора Tribune и, как ни странно, инициатором его еврейского осознания. Файвел определенно спровоцировал Оруэлла на пересмотр позиции. Уже в декабре 1942 года в двух передачах BBC News Commentary Оруэлл ясно выразил свой ужас сообщениями об убийстве миллиона польских евреев. Вскоре после этого он написал в Tribune: «Антисемитизм – это доктрина не взрослого человека. Люди должны нести ответственность». В начале 1944 года он опубликовал две мощные колонки в Tribune, в которых критиковал иррациональность антисемитов и выражал недоумение по поводу долговечности предубеждений.
Последним крупным размышлением Оруэлла на эту тему стало эссе «Антисемитизм в Британии» в журнале Contemporary Jewish Record в феврале 1945 года, представляющее собой характерную смесь социологического и личного, сочетающее понятное невежество с фирменной проницательностью. Оно показало, как изменилось его мышление за 12 лет с момента появления «Фунтов лиха».
И все же, к сожалению, двусмысленности и противоречия остались.
В 1949-м издан «1984». В этом мрачном шедевре мы читаем: «Вид Гольдштейна всегда вызывал у него [Уинстона Смита] болезненную смесь эмоций. Худое еврейское лицо в пушистом ореоле седых волос, небольшая козлиная бородка – умное лицо, в котором в то же время чувствовалось что-то необъяснимо отталкивающее, а длинный тонкий нос с очками, съехавшими на самый кончик, вызывал мысли о старости и дряхлости. Внешний вид его напоминал овцу, и в голосе его тоже слышалось овечье блеяние». Джордж, что, черт возьми, делают здесь эти антисемитские клише сразу после Освенцима?
Файвел однажды спросил Оруэлла, почему он дал имя Гольдштейн «единственному мятежнику против Большого Брата и партии, которого сохранили». Оруэлл объяснил, что это, конечно, ссылка на Троцкого, но добавил, что наиболее вероятным человеком, который устроит последний безнадежный бунт против возможного тоталитарного режима, будет какой-нибудь еврейский интеллектуал.
С одной стороны, хорошо осведомленный об ужасах Холокоста (весной 1945 года он писал из Германии для Observer и Manchester Evening News), Оруэлл поддерживал массовый въезд еврейских беженцев в Британию. С другой стороны, он оставался враждебным сионизму как форме национализма. Как и другие левые, Оруэлл стремился отличить антисемитизм, которому он уже публично противостоял как иррациональному неврозу, от антисионизма. Файвел писал, что его друг считал сионистов еврейским эквивалентом белых поселенцев, подобно британцам в Индии или Бирме, в то время как арабов можно было сравнить с коренными индийцами и бирманцами.
Незадолго до своей смерти в январе 1950 года Оруэлл похвалил присуждение Эзре Паунду крупной поэтической премии и преуменьшил антисемитизм в ранней поэзии Элиота.
Вскоре после его похорон Малкольм Маггеридж, помогавший их организовать, написал: «Интересно, я подумал, что Джордж должен был так привлекать евреев, потому что в глубине души он был сильным антисемитом».
С 2017 года возле здания BBC на Портленд-плейс стоит прекрасная огромная статуя Оруэлла. Она отлита из бронзы. Но если внимательно присмотреться, можно увидеть глиняные ножки.
Источник многих цитат в этом эссе: George Orwell: ‘On Jews and Antisemitism’. Edited by Paul Seeliger. Comino Verlag 2022; Дж. Оруэлл, «Фунты лиха в Париже и Лондоне», АСТ, 2019; и Дж. Оруэлл, «1984», АСТ, 2022.
Jewish Chronicle, перевод Марии Якубович