Почему нападки на израильскую культуру воспринимаются острее, чем политическая критика?
Несколько месяцев назад Дьяб Абу-Джахджа, бельгийский политический активист ливанского происхождения, весьма противоречивая фигура, известная своими радикальными взглядами, опубликовал в социальных сетях пост о современном иврите. Он назвал этот язык «чудовищным», «искусственным» и «ненастоящим», «монстром Франкенштейном, представляющим собой смесь библейского иврита, идиша и искаженного арабского». Он назвал его отражением «нелегитимного государства».
Нападки Абу-Джахджи на иврит — не просто личное мнение. Он далеко не единственный, кто выступает с подобными претензиями. Все чаще многие люди и группы выбирают культурный сионизм в качестве объекта для делегитимации евреев как народа, отличного от иудаизма как религии. Эта линия аргументации направлена на то, чтобы подорвать еврейскую нацию, отвергнув ее культуру как надуманную или присвоенную. Эти нападки направлены не на политические практики Израиля, а на саму идею общей еврейской идентичности — основной постулат сионизма, который рассматривает еврейский народ как нацию, имеющую право на самоопределение на родине своих предков.
Когда я прочитал пост Абу-Джахджи, он показался мне ударом в самое сердце. Он не просто оскорблял язык; он пытался свести на нет культуру и историю, которые связывают миллионы людей, подобных мне, с нашим общим наследием. И подобная критика не ограничивается только языком. Израильская кухня, музыка, кино, искусство — все это зачастую отвергается как «неаутентичное» и «фальшивое», как будто они являются не более чем продолжением «незаконного» государства. Я уже слышал эту риторику, и каждый раз она больно ранит.
Одно дело — критиковать национальное государство, его политику — это сфера политического дискурса, и хотя дебаты часто бывают жаркими и поляризованными, они имеют под собой реальную основу. Как человек, причисляющий себя к левым в израильских политических кругах, я считаю эти дебаты не только важными, но и актуальными. Я радикально против оккупации Западного берега и твердо убежден, что Израиль должен найти способ покончить с ней, иначе оккупация покончит с Израилем. Природа государства, его политика и влияние на регион — это темы, которые я обсуждаю страстно и конструктивно. Но когда кто-то нападает на культурную и языковую ткань народа, это воспринимается по-другому. Эти нападки носят глубоко личный характер, затрагивая основы идентичности.
Это особенно важно, потому что, хотя я и не живу в Израиле, я говорю на иврите и люблю израильскую культуру во всех ее проявлениях, не только язык или еду, но и музыку, фильмы, искусство. Это не просто культурные интересы, это часть моей личности. Израильские деятели искусства, многие из которых принадлежат к тем же левым кругам, что и я, часто выступают против оккупации и активно борются за равноправное общество. И все же, по иронии судьбы, эти же деятели культуры, как, например, недавно Нога Эрез, часто становятся мишенью для культурных критиков Израиля и кампаний BDS. Люди, создающие искусство, которое я люблю, как раз и выступают за прогрессивные ценности, которые, как утверждают критики, они отстаивают.
Когда я слышу, как кто-то отвергает иврит как «ненастоящий» или израильскую кухню как «фальшивую», я чувствую себя иначе, чем в спорах о границах, поселениях или политике. Политические дебаты могут быть сложными, но, по крайней мере, они основаны на чем-то, с чем я могу согласиться. Но как реагировать на человека, который отвергает тот самый язык, на котором вы общаетесь со своей семьей или друзьями в Израиле? Или еду, которую ваша семья готовит вместе, делясь рецептами, передаваемыми из поколения в поколение? Или песни, которые вы поете, или фильмы, которые трогают вас до слез? Это уже не просто интеллектуальный спор, это личное.
Возрождение современного иврита — это во многом чудо. На протяжении веков он был литургическим языком, нитью, связывавшей поколения евреев диаспоры с их историей и традициями. Когда иврит был возвращен в качестве разговорного языка, это было не стирание его древних корней, а обогащение. Да, он впитал в себя слова и влияния из идиша, арабского и других языков, как и любой живой язык. Но это не слабость, а сила. Она отражает стойкость и способность к адаптации народа, который пронес свой язык через изгнание и преследования, чтобы возродить его на родине предков.
И все же критики, такие как Абу-Джахджа, называют его «искусственным». Но какой язык не искусственный? Английский язык неузнаваем по сравнению с его древнеанглийскими корнями, сформировавшимися в результате многовековых контактов с французским, латынью и другими бесчисленными влияниями. Американская кухня — это сплав традиций коренных народов, европейцев, африканцев и азиатов, сформировавшийся за века миграции и культурного обмена. Делает ли это их «поддельными» или «неаутентичными»? Конечно же, нет. Так почему же иврит или израильская культура в целом подвергаются критике?
Что делает эти нападки особенно болезненными, так это их бесцельность. Называя фалафель «краденым» или иврит «искусственным», вы не решаете никаких реальных проблем. Это не приближает никого к миру или справедливости. Вместо этого это мелочный способ лишить легитимности культуру народа, который так упорно боролся за сохранение и восстановление своей идентичности. Это похоже на намеренную попытку стереть что-то фундаментальное в том, кто мы есть.
Каждому народу в определенный момент истории приходилось создавать свою культуру. Соединенные Штаты, Австралия, Канада — все «новые» страны должны были формировать свою идентичность на основе различных влияний, часто через болезненную и сложную историю. Израиль ничем не отличается. Культура, которую мы видим сегодня, ее язык, еда, музыка, искусство — это отражение ее народа: разнообразного, жизнестойкого и глубоко связанного с историей. Для тех из нас, кто говорит на иврите, готовит израильские блюда, поет народные песни или смотрит израильские фильмы, это не просто культурные артефакты. Это живая связь с нашим прошлым и нашим будущим.
Когда кто-то нападает на эти вещи, это не просто абстрактная критика. Это похоже на нападение на всех наших детей, которые впервые учат слова на иврите. На мою семью, передающую рецепты и истории, которые связывают нас с прошлыми поколениями. На меня, пытающегося жить, опираясь на традиции и современность. Речь идет не только о делегитимации Израиля как государства, но и о делегитимации права еврейского народа на определение собственной идентичности.
В конечном счете, эти культурные нападки не просто ошибочны, но и показательны. Они демонстрируют фундаментальную предвзятость, отказ рассматривать израильскую культуру как действительную или достойную. Отрицая иврит как «монстра» или высмеивая израильскую кухню, критики вроде Абу-Джахджи не вступают в честную дискуссию. Они пытаются стереть связь народа с его наследием и домом. И, возможно, именно поэтому эти нападки ранят гораздо сильнее, чем политическая критика. Они не стремятся изменить или улучшить, они стремятся стереть.
Для тех из нас, кто дорожит своей культурой, кто видит в ней мост между прошлым и будущим, эти нападения только укрепляют нашу решимость. Иврит, израильская еда, израильская музыка и кино, а также все остальные аспекты нашей культуры, которые отвергаются как «неаутентичные», на самом деле глубоко реальны. Они свидетельствуют о выживании, творчестве и нерушимой связи между народом и его историей. И никакая риторика этого не изменит.
Times of Israel, перевод Ильи Амигуда
