Дни Хануки, праздника очень семейного, очень домашнего, - это возможность не только вспомнить о славных днях древней истории, но и оглянуться на собственную жизнь, увидеть в ней отблеск еврейской истории.
Ханука для меня с детства была особым праздником, потому что в моем доме, в моей семье его всегда отмечали. В Израиле символом Хануки, его главным угощением давно стали пончики-суфганийот, ну а в Литве, где мне выпало родиться и вырасти, Ханука, разумеется, была временем латкес.
Безусловно, главным лейтмотивом праздника всегда было чудо – чудо, которое сопровождает каждого еврейского ребенка с детства и перекликается с большим чудом нашей еврейской истории. Для меня самым большим личным чудом была репатриация в Израиль в феврале 1967 года – пятьдесят лет назад. В те времена в СССР даже вслух не говорили ни об Израиле, ни тем более о желании репатриироваться сюда, несмотря на то что мечта об этом – мечта вырваться из советской тюрьмы народов и жить по-еврейски в еврейской стране – жила в наших сердцах и тогда.
Последняя моя Ханука перед репатриацией пришлась на начало декабря 1966 года, когда у нас уже было разрешение на выезд в Израиль, и эту тайну надо было строго хранить. Мы собрались на квартире у маминой подруги, потому что приглашать к себе гостей на еврейский праздник на этом этапе уже было просто опасно – и для них, и для нас. Идти в гости с пустыми руками было, разумеется, немыслимо, и целый день моя мама чистила и терла картошку и жарила картофельные оладьи.
Потом мы сложили латкес в кастрюлю, завернули ее в одеяло и отправились праздновать Хануку. Там, в чужом доме, на языке, мне, 17-летней, тогда непонятном, мы пели незнакомые песни, чувствуя, что участвуем в чем-то очень важном – не столько праздновании, сколько церемонии, не столько веселом, сколько драматичном. Только попав в Израиль, я поняла, насколько веселой может быть Ханука.
Конечно, для моей семьи в Литве еврейство не было чем-то случайным, от праздника к празднику. Даже Холокост и последовавший за ним сталинский террор не смогли пресечь многовековую традицию литовского еврейства, и мы твердо знали, кто мы такие, посещали синагогу, готовили и ели "еврейскую еду".
Однако все это происходило в жестких, установленных властью рамках, помня о том, что тебе все время кто-то смотрит в спину. Одно из врезавшихся в мою память воспоминаний об этой последней нашей Хануке в Вильнюсе было то, как хозяева дома тщательно закрыли ставни перед тем, как зажечь ханукальные свечи – чтобы их не увидели те, кому не следует.
Моя первая Ханука в Израиле в декабре 1967 года была первой после Шестидневной войны, однако для меня куда более важным было то, что я впервые оказалась вне дома – студенткой в общежитии Иерусалимского университета. Для меня в тот год все совпало – первые месяцы в новой стране, первые месяцы личной и национальной свободы и первый прыжок в самостоятельную жизнь.
Когда наступила Ханука, мы отмечали ее большой студенческой компанией репатриантов из самых разных стран – Аргентины, Польши, Румынии и совсем немного – из Советского Союза, и, как обычно по праздникам, собрались в самой большой комнате, поставив на стол "что Бог послал", с гитарой и песнями. Иврит мы тогда знали "каха-каха", и слова ханукальных напевов нам еще мало что говорили, но мы уже знали, что Ханука – это праздник света и надежды. Надежды эти оправдались – мои студенческие друзья состоялись в Израиле, найдя здесь свое профессиональное и личное счастье.
Разумеется, даже такая далекая от политики студентка, как я, не могла проигнорировать результаты закончившейся всего полгода назад Шестидневной войны. Мы знаем, какое впечатление эта великая победа оказала на евреев СССР, но и для нас – свежих репатриантов – да, впрочем, и для большинства израильтян, шок и радость были ничуть не меньшими.
Израиль продемонстрировал, что он – не временное явление и что мощь еврейского оружия – это фактор, с которым теперь мир должен считаться постоянно. Однако при этом жизнь шла своим чередом, и одного знания, что я живу теперь в еврейском государстве и учусь в Иерусалиме, этом городе из молитв, мне было достаточно. Живя среди чуда, мы часто не замечаем его.
И еще одна Ханука в моей жизни, о которой я не могу не вспомнить, – это первая Ханука в Москве в качестве посла Государства Израиль. Когда я в 2010 году прибыла в Москву, меня, как водится, приглашали на десятки интервью, где раз за разом повторялся вопрос: "Что вас больше всего поразило в новой Москве после столь долгого отсутствия?" Я, помня ту атмосферу угнетения и давления, в которой жили советские евреи, всегда отвечала – еврейская жизнь в Москве, ее масштабы, ее свобода, ее многообразие, свидетельство того, как сотни тысяч человек по собственной инициативе самостоятельно ищут пути к еврейской самоидентификации.
Индивидуально и семьями, молодежь и пожилые, люди, о которых ты не мог и подумать, что они имеют отношение к еврейскому народу, – евреи Москвы и России демонстрировали такое стремление к собственному наследию, которое не могло не восхищать, особенно на фоне растущей ассимиляции и явного желания уйти от еврейства, наблюдаемого у молодого поколения в еврейских общинах других стран.
Особо интересным аспектом еврейской жизни был ее плюрализм – многообразие организаций, проектов и идей, где каждый мог найти себе свое еврейство. Я горжусь тем, что сегодня, в качестве вице-президента благотворительного фонда "Генезис", могу вносить свой вклад в продолжение и развитие этой динамики возвращения русскоязычного еврейства к своим корням – теперь уже не только в России и СНГ, но и в Израиле, Америке и по всему миру.
Разумеется, в такой чудесной атмосфере моя первая Ханука в роли посла не могла пройти без приключений. Главную ханукию Москвы зажигали тогда, как и сегодня, на Красной площади, и "госпожа посол Израиля" с супругом были, разумеется, приглашены на зажигание первой праздничной свечи. Прибыв совсем недавно из теплого Израиля и разъезжая по Москве в силу служебного положения на машине с водителем, я как-то не очень сориентировалась в тонкостях местного климата и не вспомнила, что в начале декабря в Москве вообще-то холодно.
Совершенно случайно я прихватила с собой длинное пальто, планируя выступать на Красной площади в официальном костюме. Только открыв дверь посольского лимузина, я осознала, что на улице меня ждут, как в старой шутке, "тысячи евреев и двадцать четыре градуса мороза". Теперь оставалось только держать фасон – посол Израиля отступить не может.
Главный раввин Берл Лазар зажег первую свечу, а я дрожала от холода и у меня из глаз катились слезы, которые, хочется верить, все присутствовавшие приняли за слезы волнения. И действительно – несмотря на московский мороз, это торжество, эта церемония, место, где оно происходило, люди, которые в нем участвовали, грели мое сердце радостью и гордостью за наш народ и наши свершения.
Вывод, который я делаю для себя из этих трех коротких ханукальных историй, прост. Мы часто склонны думать о себе как о народе, который выживает, и научились радоваться этому выживанию. Однако веселая Ханука – это отличный повод для того, чтобы напомнить себе о том, что на самом деле – несмотря на невероятные испытания и жуткие трагедии – мы, евреи, народ-победитель.
Мы не просто уцелели за 2000 лет изгнания, дискриминации, преследований – мы победили. Мы отстояли свое национальное "я", мы освободились от тирании, мы воссоздали собственное государство, мы одолели тех, кто пытался нас сокрушить, и мы продолжаем жить, творить и побеждать. Свечи, которые мы должны были прятать в Вильнюсе, несут сегодня свой свет всей планете – от Иерусалима до Москвы. Мы имеем право на оптимизм – и коллективный, и индивидуальный, и это я заявляю вам как настоящая, уже восьмикратная, еврейская бабушка! С праздником!
Источник: «Вести»