Обозреватель Еврейского телеграфного агентства JTA размышляет о неожиданном успехе сериала «Штисель».
Могли ли основатели самой большой синагоги мира — нью-йоркской «Эману-Эль» — представить себе, что их реформистская конгрегация однажды будет до отказа заполнена тысячами почитателей ортодоксального раввина в черной шляпе и его семейства? Такую картину можно было наблюдать на прошлой неделе, когда цитадель реформистского иудаизма на Верхнем Ист-Сайде Манхэттена была переполнена одержимыми «Штисель-манией».
Поклонники израильского сериала, рассказывающего о повседневной жизни «харедимной», то есть ультраортодоксальной семьи в Иерусалиме, заполнили синагогу на Пятой Авеню, чтобы увидеть, как три звезды шоу обсуждают свой неожиданный успех на Netflix. Интерес был настолько массовым, что организаторы — Стрикер-центр «Эману Эль», медиа-группа «Еврейская неделя» и нью-йоркский филиал организации «Объединенный еврейский призыв» — провели второй вечер — когда выяснилось, что первом не смогут побывать все желающие. По словам спонсоров мероприятия, в двух вечерах приняли участие около 4 600 зрителей.
Звезды «Штиселя» только что прибыли с двух творческих встреч в Лос-Анджелесе и вскоре отправятся через Гудзон на очередные в синагогах Нью-Джерси. Куда бы они ни шли, за ними следовали возбужденные фанаты, некоторые прилетали издалека, дабы увидеть своих героев, сошедших с экранов.
Казалось, что выступавшие в синагоге «Эману-Эль» Дов Гликман, сыгравший патриарха семьи Шулема Штиселя, Михаэль Алони, сыгравший его сына Акиву, и Нета Рискин, сыгравшая его дочь Гити, а также продюсер сериала Дикла Баркай были удивлены успехом своей картины и собравшейся перед ними многотысячной толпой. Они рассказали о своих более чем скромных первоначальных ожиданиях. Алони сказал, что «Штисель» точно не имел признаков международного хита: ни секса, ни автомобильных погонь: «У нас у всех было чувство, что мы делаем нечто великое, которое, тем не менее, никто не будет смотреть».
Тем не менее это кино о тихих семейных драмах в замкнутой общине иерусалимских харедим имело большой резонанс. В Израиле, где «Штисель» впервые вышел в эфир в 2013 году, его популярность помогла преодолеть раскол между «светскими» и «религиозными». Его два сезона удостоены премий Телевизионной академии Израиля, в то время как отвергающие телевизор ультраортодоксы находили способы тайком жадно смотреть сериал.
Но лишь после того, как сериал в декабре приобрёл Netflix, «Штисель» получил вторую жизнь в качестве международной сенсации. Теперь есть планы третьего сезона, а также американского ремейка, действие которого будет происходить в Бруклине.
Популярность «Штиселя» впервые стала для меня очевидной, когда оказалось, что в моей крошечной ортодоксальной синагоге все прихожане смотрели его. Но я не до конца понимал, каким феноменом стало шоу, пока одна моя нерелигиозная приятельница, далекая от организованной еврейской жизни, не призналась мне, что «Штисель» был одним из немногих сериалов, которые она смотрела за последние два года.
Казалось бы, фан-клуб «Штиселя» — это не местечковая мишпоха. Посмотрите фейсбучную группу с почти тринадцатью тысячами членов, посвященную сериалу, где поклонники со всего мира — евреи и неевреи различных вероисповеданий исследуют глубинные смыслы сериала и одержимы его поверхностными мелочами. Чему «Штисель» обязан своей популярностью? Для начала, это просто отличное телешоу: великолепно написанное, хорошо сыгранное, с неотразимыми персонажами и содержательными сюжетными линиями. Также, несомненно, есть определенная «вуайеристская» привлекательность: возможность заглянуть в таинственный и замкнутый мир. Для многих зрителей-евреев, я подозреваю, любопытство к нашим «братьям-харедим» является значительной частью интереса к сериалу. Мы, неортодоксальные евреи, должны понять, что харедим связаны с нами, что они, в каком-то смысле, все же наша «мишпоха». Между нами и миром харедим лежит глубокая религиозная пропасть, но «Штисель» позволяет нам перекинуть мостик в этот мир от наших комфортабельных диванов. Это потому, что темы сериала глубоко взаимосвязаны: любовь и тоска, утрата, верность и измена, сыновняя и родительская ответственность, конформизм и бунт, мечты и сновидения. Кстати, кадры сновидений привносят в сериал мистический элемент, коренящейся в свойственном персонажам чувстве «ират шамаим» — страхе небес (б-гобоязненности).
«Штисель» в основном показывает отношения своих персонажей, разыгрывающиеся в рамках их сообщества. Внешний мир вторгается лишь изредка — американские мыльные оперы, которыми, к ужасу своего благочестивого сына, увлеклась мать Шулема, доносящийся рев военного авиашоу в День Независимости Израиля, «проклятые злые люди» — фраза, которую брат Шулема Нухем бросает, чтобы осудить каких-то оставшихся за кадром персонажей. Даже Акива, чью мечту стать художником не одобряет его отец, — религиозный учитель, без пиетета относящийся к любому искусству, кроме кулинарного, — но поощряют светские ценители, держится от нерелигиозного мира на почтительном расстоянии. Алони в своем выступлении в «Эману-Эль», подчеркивал, что его персонаж никогда не думал о выходе из мира харедим.
Хотя «Штисель» — картина об ультраортодоксальной религиозной семье, иудаизм не является темой сериала. Это, скорее, его контекст. В течение всего первого сезона нам даже не показывают синагогу изнутри. Но каждый аспект повседневной жизни Штиселей пронизан еврейством, начиная от того, как персонажи одеваются до слов, которые они используют, от того, как они приветствуют друг друга, до благословений, которые произносят, прежде чем сделать глоток воды. Это одно из отличий «Штиселя» от недавнего небывалого урожая фильмов с еврейскими героями. Еврейская сюжетная линия в картине про американских евреев может включать в себя посещение синагоги (как в «Очевидном»), посещение Израиля (тоже в «Очевидном»), путешествие по программе «Право рождения» — «Таглит» («Брод Си́ти») или посещение палестинского куриного ресторана («Умерь свой энтузиазм»). Но это связано с выходом за грань повседневности. В конце концов, большинство из нас, американских евреев, живут жизнью, во многих отношениях не так уж отличающейся от жизни наших нееврейских соседей. Для нас еврейство — это скорее предмет, чем контекст. Нам нужно что-то делать, чтобы быть евреями. А героям «Штиселя» приходится просто быть. И именно это превращает универсальные человеческие истории, лежащие в основе сериала, в большую еврейскую драму.
Перевод с английского Виктора Шапиро
