За последние 15 лет десятки тысяч африканцев, в основном из Эритреи и Судана, проникли в Израиль. Большинство из этих людей сейчас живут в южных районах Тель-Авива.
Район Шапира — традиционное место проживания синих воротничков — стал одним из центров притяжения африканцев. Это место оказалось притягательным и для хипстеров, поэтому здесь сразу размножились велосипеды с фиксированной передачей и уроки йоги. Эти новички вступили в конфликт с исконными обитателями Шапиры, в большинстве религиозными бухарцами, а также сефардами из Турции и Греции.
Прибавьте к ним проституток-трансвеститов, наркоманов и филиппинских сиделок, и вы легко поймете, почему район площадью не более одного квадратного километра представляет собой микрокосм множества проблем, связанных с идентичностью, традициями, иммиграцией и преступностью, с которыми сегодня сталкиваются большинство стран мира.
В течение последнего года я брал интервью у обитателей Шапиры, чтобы узнать, как они там оказались и что они думают о том, что происходит в районе. Вот что сказали два суданца.
Б, 29 и М, 36 лет
М: Мы обсуждали это на днях. С одним продавцом в магазине мы говорили о том, что нужно быть евреем, чтобы быть израильтянином. И этот парень сказал: «Нет, это разные вещи. Вы можете быть израильтянином, но не евреем. Вы можете быть евреем, но не израильтянином, но вы не можете быть израильтянином, если вы не еврей. Невозможно разделить эти понятия.
Б: Это неправда. Есть разница. Многие арабы и представители других национальностей имеют израильские документы. Даже у многих филиппинцев здесь, в Шапире, есть израильские паспорта.
М: Я живу здесь уже более 10 лет. Я ничего не получил, никаких бумаг — ничего. Почему? Потому что они не хотят, чтобы здесь жили неевреи. Но предположим, что я получил израильское гражданство, получил даркон. Я еду, например, в Германию и говорю, со своей черномазой рожей: «Я израильтянин». Надо мной только посмеются.
Б: Нет, это не так. Большинство населения евреи, страна еврейская. Но вы все равно можете быть кем-то другим, не евреем, и быть при этом израильтянином. Подумайте обо всех арабах, у которых есть израильские паспорта и о многих других.
М: Вы можете иметь все бумаги, которые хотите. То, что у вас есть паспорт, где написано «израильтянин», не означает, что вы действительно израильтянин в глазах окружающих. Мы приехали из Дарфура, и мы всегда будем людьми из Дарфура.
Б: По правде говоря, мы хотели бы жить в Дарфуре. В Израиле для нас нет жизни. Я заканчиваю работу сейчас. Сейчас 1 час ночи. Я пойду домой, приму душ и затем буду учиться минут 30. Потом я просыпаюсь в 7 и снова возвращаюсь к работе. Это не жизнь, это просто работа. Даже для израильтян жизнь здесь сложна, если посмотреть на цены на жилье и на все остальное. Купить здесь недвижимость совершенно нереально.
Дэвид Мейнард (далее — ДМ): Возможно, если экономить и копить, то можно собрать необходимую сумму?
Б: Накопить сколько? Два миллиона шекелей? Три миллиона? Только богатенькие могут скопить такую сумму. Вот почему жилье в Тель-Авиве покупают только приехавшие из Франции, из России, из Америки. У иностранных евреев много денег, поэтому они могут себе это позволить, но обычные израильтяне не имеют такой возможности. Я знаю многих в Шапире, евреев, которые едва сводят концы с концами. Они живут в одной или в двух комнатах всей семьей. Это можно назвать жизнью? Арендовать крошечную квартиру за 3000 шекелей в месяц и чтобы в ней жила вся ваша большая семья?
М: Даже иностранные евреи живут здесь тяжело. Я наблюдаю людей из Франции, Америки, из Англии. Они приезжают сюда на шесть месяцев, на год, а затем говорят «хватит» и уезжают. Правительство лжет, чтобы заставить их переехать сюда. Я знаю одного парня, еврея, который переехал сюда из Зимбабве. Там, в Зимбабве, был какой-то балаган с правительством, они ненавидели белых или что-то в этом роде. Поэтому правительство Израиля сказало: «Приезжайте, мы дадим вам квартиру, немного денег, чтобы жить, первое время не будете платить налогов». Он приезжает и получает здесь одно дерьмо. Через полгода на его банковском счете остается что-то вроде двух шекелей. Так он говорит: «С меня довольно, я уезжаю».
ДМ: Но есть же и что-то хорошее?
Б: Лучшая вещь здесь — это безопасность. Если вы живете в безопасности, то это уже очень много.
М: Да, главная проблема Судана состоит в том, что там нет безопасности. Вы не можете чувствовать себя свободно. Но когда у вас есть безопасность, вы можете делать что угодно. Вы знаете, что суданцы любят работать. Не так, как здесь, мы действительно любим работать. Если бы в Судане была безопасность, то по правде говоря, это была бы лучшая страна в Африке. Лучше, чем Египет, чем Эфиопия. У меня даже есть план: я начну продавать товары из Дубая и Кувейта в Судане. У меня есть связи. Еще один или два года, и я вернусь. Я не могу здесь больше жить.
Б: Я согласен. В тот же день, когда в Судане наступит мир, я вернусь туда. Мне нужна семья и нормальная жизнь. Здесь не жизнь, а простое выживание. Здесь всегда есть что-то, что тебя напрягает. Да, здесь можно иметь больше всякого барахла, но только на родине можно жить спокойно. Слушай, ты можешь жить на 10-м этаже большого здания, все новое, но тебе не комфортно, тебе не легко. Я предпочитаю жить в дерьмовой сельской хижине, но в психологическом комфорте — это лучше.
М: Это так. Еда здешняя мне тоже не нравится. Здесь у вас все поддельное: авокадо, помидоры, мясо. В Судане все это это натуральное, прямо с земли. Ты знаешь, что ты ешь, и у этой еды нормальный вкус.
ДМ: А что насчет соблюдения законов, коррупции. В Израиле в этом плане дело обстоит лучше, чем в Судане, разве нет?
Б: Закон? Какой закон? В Израиле, возможно, формально и есть законы, но их всегда обходят с помощью разнообразных «комбин» или протекции. Всегда можно найти способ обойти писаные правила. Посмотрите на все эти магазины в Шапире. Многие из них нелегальны, в них работают люди, у которых нет документов, и с ними ничего не происходит. Я знаю людей, которые водят машину без прав, а полиция ничего не делает. В Израиле есть безопасность, это правда, но относительно соблюдения законов — я сомневаюсь.
М: Здесь также распространен расизм. Я думаю, что учеников в школах так воспитывают! Я говорю это серьезно. Меня все время спрашивают: «Почему ты здесь? Как ты сюда попал? Кто ты по религии? Когда ты уезжаешь?» Все эти вещи. Все время спрашивают об этом. Очень здесь народ любопытный.
Б: Даже арабы так себя ведут. «Вы мусульманин?» Они спрашивают об этом все время. Я молился в мечети в Яффо, и один араб спрашивает меня: «Неужели ты мусульманин?» Я же в мечети молюсь! Конечно, я мусульманин.
М: Честно говоря, мы зря так негативно характеризуем евреев. Арабы хуже. По мнению арабов, черный человек — это раб, и все. Вот почему в Судане есть подобные проблемы. Тамошние арабы думают, что мы рабы. Здесь, если араб спрашивает, я говорю, что я араб, хотя я и дарфурец. Они думают, что суданцы — черные арабы, поэтому для нас будет лучше, если мы скажем, что мы арабы.
Б: Вы знаете, что мы здесь не имеем статуса беженцев, верно? У меня есть друг, мы были вместе в Ливии. Я был там почти год, а потом решил приехать сюда. Но мой друг отправился через море, добрался до Италии и, в конце концов, до Великобритании. Теперь у него есть работа, документы и все. С ним все хорошо. Для нас это сложно. Мы ничего не получаем. Серьезно, когда вы приходите сюда, у вас ничего нет. Нет семьи, чтобы поддержать вас, нет друзей, кроме, может быть, людей, которых вы встречаете по пути. А без бумаг ты не сможешь жениться. Есть женщины, но это только чтобы иногда развлечься!
М: Да, я не могу жениться здесь. Когда я вернусь в Судан, я наконец сделаю это. У меня будут жена, дом и дети. Вот евреи любят говорить здесь, в Эрец Исраэль как в Ган Эден (рай). На самом деле же это больше похоже на ад. Вся жизнь — борьба.
Б: Ты преувеличиваешь. Это больше похоже не на ад, а на чистилище.
Оригинальный текст: Times of Israel, перевод Ильи Амигуда
