Здесь мне бы хотелось поговорить не о Романе Полански, а о новом фильме Романа Полански J’accuse  («Офицер и шпион»), который он посвятил ключевому моменту французской истории — делу Дрейфуса.

К этому фильму у меня имеется одна претензия.

А связана эта претензия с трактовкой характера самого Дрейфуса — жертвы этого дела и первого в Европе прообраза всех судебных ошибок.

Зачем изображать его в фильме бледными красками, каким‑то невыразительным, раздавленным судьбой, неприятным?

Что же, Полански купился на легенду авторства Жоржа Клемансо, будущего «отца победы» 1918 года: «Пикар — герой, Дрейфус — жертва»?

И Леона Блюма: «не будь Дрейфус Дрейфусом, он, возможно, не был бы дрейфусаром»?

И поэта Шарля Пеги: Дрейфус, этот бедняга, «заселившийся» в великую «идею» дрейфусарства?

Факт есть факт: образ Дрейфуса у Полански — образ антигероя, который обманывает наши ожидания и недотягивает до масштаба кампании в его защиту, — неверен.

Так что я не удовлетворен и хотел бы увидеть другой фильм: о Дрейфусе во плоти, Дрейфусе хладнокровном; о Дрейфусе, чей твердый, как закаленная сталь, характер выдержал испытание Чертовым островом ; о Дрейфусе, который принял помилование исключительно ради того, чтобы, ничем не поступаясь и ничем не жертвуя, бороться за свою реабилитацию; о том Дрейфусе, о котором мы слишком мало говорим, Дрейфусе, который после завершения своего «дела» много лет был в самой гуще всех баталий либералов за только‑только зарождавшиеся права человека: бился то за французского докера, приговоренного к смерти, то за солдата Эмиля Руссе, которого военный трибунал в Алжире несправедливо осудил, то за американских анархистов Сакко и Ванцетти, которых отправили на электрический стул…

Но, с этой оговоркой, фильм значительный и прекрасный.

И вот что в фильме прекрасно: в нем изображена французская военная машина, придавленная своей судебной ошибкой и подпирающая ее грубыми фальшивками. А что, если прародиной «фейк ньюс» была Франция 1895 года?

И вот что в нем прекрасно и справедливо — изображение Франции, провонявшей антисемитизмом, разъедаемой его ядом, совсем как антидрейфусар полковник Сандерр сифилисом, извергающей свою ненависть к евреям как у входа в суд, так и в прессе с холодной, тихой истерией: «заплесневелая Франция», как сказал французский писатель Филипп Соллерс; «французская идеология», — как написал я сам, почти 40 лет назад в книге, которую посвятил «трансцендентальному петенизму», который пронизывает всю новейшую историю Франции.

И вот что еще замечательно (и внезапно открывает глаза на многое) — сцена, где в Париже отправляют на аутодафе газету «Орор» (в ней только что опубликована статья Эмиля Золя «Я обвиняю»), а также совершают налет на магазин, размалевывая его надписями «Еврейский бутик» и «Смерть евреям». Внезапно, в мгновение ока, мы уже не во Франции 1906 года, а в Берлине 1938‑го в Хрустальную ночь — что может лучше всего показать взрывную волну от дела Дрейфуса — то, как оно предварило ХХ век, его трансисторический и транснациональный масштаб.

Замечательно, если говорить на манер Шарля Пеги, воссоздана атмосфера розни среди близких, которая разрушала семьи так же легко, как ломаются соломинки, обрубала узы между братьями или друзьями, словно отрезая руку, в огне которой все — левые и правые, социалисты не в меньшей мере, чем националисты. — воевали сами с собой.

И, разумеется, замечателен портрет Мари‑Жоржа Пикара — а кто, как не этот полковник, на самом деле главный герой фильма, тот, с чьей точки зрения снят фильм: Пикар, глава французской контрразведки, первым догадался, что автором знаменитого документа, который положил начало делу Дрейфуса и натолкнул на мысль, что изменник во французской армии, передающий Германии военные тайны, был не Дрейфус, а Эстергази.

Как этот военный — вначале с определенными понятиями об армии, убежденный в том, что серьезная судебная ошибка навсегда запятнает ее честь, — в итоге поддержал кампанию за правду и справедливость?

Каким путем этот завзятый антисемит, как называли это моррасисты , дошел до встречи с Жозефом Рейнаком, Матье Дрейфусом, Эмилем Золя — основными деятелями «еврейской партии», как ее называл Шарль Моррас, — до встречи, которая является переломным моментом фильма, и сценой, где выведен первый во французской истории разоблачитель?

И благодаря какой внутренней работе этот офицер (его блистательно сыграл Жан Дюжарден) в конце концов приходит — в момент его дуэли на шпагах с Анри, преступником из его бюро , — к символическому возвращению другой шпаги, шпаги разжалованного капитана, без долгих колебаний сломанной на глазах Пикара и всех его коллег в первых кадрах фильма?

Это и есть тема всего фильма.

Тема фильма, безусловно, та Франция 100 лет тому назад, расколотая надвое: одна половина — бешеные антисемиты — подготовила, как я всегда считал, почву для европейского фашизма; а была и другая половина — те, в ком это дело пошатнуло, поколебало, а порой и уничтожило антисемитские предрассудки.

Евреи Франции были в числе изобретателей и строителей Франции.

Они были заодно с Раши и шампанскими тосафистами  — теми комментаторами‑талмудистами, кому принадлежит заслуга впервые написать и тем самым закрепить слова французского языка.

Они были заодно с королями Франции, на чьих коронациях всегда взывали к царям Давиду и Соломону, с королями, построившими коллеж де Франс (Франциск I), так что в Париже всегда преподавал, как минимум, один профессор живого древнееврейского языка.

Они были одними из авторов республиканской идеи XVI–XVII веков, образцом для которой были не Древний Рим или Афины, а еврейские царства в том виде, в каком они описаны в книге Царств и книге Самуила.

Роль, которую они сыграли, была признана (и даже подтверждена и закреплена), когда Наполеон в 1802 году  созвал Великий синедрион и уничтожил последние тенета, которые опутывали их, стесняли их свободу и не давали интегрироваться.

И весь этот процесс, всю эту медленную работу, которая сегодня позволяет нам сказать: «Франция без евреев не была бы Францией», парадоксальным образом довели до кульминации драма, трагедия, политическая эмболия и развязка дела Дрейфуса.

Естественно, этот процесс шел извилистым путем.

В исступлении 1930‑х годов тенета снова ослабли.

Массовые депортации, на которые то ли соглашались негодяи из Виши, то ли устраивали их сами, были чем‑то вроде чудовищного возвращения дела Дрейфуса, а также местью — спустя 40 лет — тех, кого отважный капитан вверг в замешательство и победил.

А сегодня, во Франции 2019 года, снова поднимает голову партия антидрейфусаров, партия приверженцев радикальных средств, мечтающих о Франции без евреев: как много «утраченных территорий Республики»  становятся непригодными для жизни евреев! Как много настоящих евреев — тех, кто носит кипу, или тех, кого знают в лицо, — вынуждены жить под постоянной охраной полиции!

Но, тем не менее, в ходе дела Дрейфуса и непосредственно после него произошло нечто существенное и необратимое.

Благодаря полковнику Пикару, этому реабилитировавшему себя антисемиту, сумевшему подавить в себе преступные склонности, за евреями Франции признали их роль великих строителей республики.

И то, что это высказано и показано, — одно из больших достоинств фильма.