Исторически сложилось так, что в израильской политике партии, будь то правого, или левого спектра фундаментально отличаются от общепринятой в западной общественной парадигме правой и левой идеологии.
Правые в системе Западной демократии представляет консервативное мировоззрение, в то время как левые традиционно выражают либерально-социалистические идеи. Различают оба этих течения подходы к формированию экономического рынка, роли государства в общественной и экономической жизни, подходы в социальной сфере и в национальном вопросе.
В Израиле никогда не было правых консерваторов, как никогда не было и либералов-социалистов. Пожалуй, единственными консерваторами-традиционалистами в Израиле всегда оставались религиозные ортодоксальные партии.
Изначально сионистская идея опиралась на социалистическую концепцию. Однако первые сионисты-социалисты были далеки от принципов социал-либерализма и их социализм был продолжением сталинизма. Тем не менее, сталинский социализм не продержался в сионизме долго. Это был период крушения всей идеологии сталинско-большевистского социализма. Рухнул он и в Израиле.
Социалисты-сионисты все дальше отходили от своих прежних принципов, и все больше сближались с Западом. В израильском социализме произошло перерождение от сталинизма к клановой партийной бюрократии. И никаких либеральных идей присущих западной левой идеологии, так и не появилось у израильских левых, несмотря на политическое сближение с Западом. Напротив, израильские левые оказались на позициях, пожалуй, самых крайних консерваторов в сионистской идеологии.
Это израильские левые расширяли границы государства в войнах с иностранными агрессорами.
В свою очередь израильские правые, берущие своё начало от ревизионистов Жаботинского, также не смогли противопоставить социалистам никакой идеи консерватизма. Просто, не было в новом государстве никаких традиций консерватизма в общепринятом смысле. Единственными традициями было местечковое прошлое и трагическая история Галута, с которыми в Израиле усиленно боролись. Поэтому все различие между израильскими правыми и израильскими левыми выразилось в борьбе за власть различных групп бюрократии.
Не имея никакой внятной консервативной идеи, правые стали опираться на этно-расовые различия в населении страны. Правые позиционировали себя как выразители интересов выходцев из стран Востока и Магриба и противопоставляли сефардскую общину ашкеназийской. При этом, сами руководители правых в подавляющем большинстве были представлены все той же ашкеназийской общиной выходцев из стран Восточной Европы.
Выходцы из стран Востока использовались всего лишь как инструмент в борьбе за власть. Единственное, что скрепляло народ и страну идейно — это вековые традиции религиозного консерватизма. В такой ситуации все различия между правыми и левыми свелись к одному-единственному вопросу — арабскому. Но и здесь все ограничивалось только лозунгами. Реальное политика и реальное положение Израиля всегда определялись и продолжает определяться арабо-израильским противостоянием, а не лозунгами что правых, что левых.
Как следствие, политика левых израильских правительств никогда не отличалась от политики правых правительств в том, что касается арабо-израильского конфликта. Левые говорили о мире, но возвращали в границы государства разрозненные территории, утраченные в периоды арабских агрессий. Левые правителства расширяли еврейские поселенческие анклавы в Иудеи и Самарии так же, как это делали и правые.
Либеральная идеология не требует многовековых традиций. Напротив, она этим традициям противостоит и ломает их. Различия в лозунгах обострялись, в то время как политическая действительность определяла и продолжает определять действия израильских правительств.
Левые выдвинули лозунг «мир в обмен на территории», что отвечало принципам западного либерализма, а правые как бы противостояли этой идеи. В реальной же политике лозунги левых последовательно осуществлялись правыми правительствам, как и все территориальные отступления — ими же. Начиная с Кемп-Дэвида в 1976 году и дальше, через Хеврон, Гуш Катиф, Амону. Через замораживание строительства в Иудеи и Самарии. Именно правые во главе с Бегиным, передавая Синайский полуостров Египту, впервые на практике осуществили левый лозунг — «территории в обмен на мир». И именно правые тогда в Кэмп-Дэвиде впервые официально признали палестинскую проблему и обязались решить этот вопрос.
Продолжение последовало в Мадриде в 1991 году, когда Ицхак Шамир, тогдашний глава правительства от правой коалиции, пожал руку Арафату и признал его легитимной стороной переговоров.
В 1993 году левое правительство Рабина-Переса подписало с Арафатом Ословское мирное соглашение. Фундаментом для «Осло» послужили обязательства израильской стороны, подписанные Бегином в Кэмп-Дэвиде в 1976 году. Подписывая ословские договоренности, Рабин рассчитывал отделить сектор Газа от последующего переговорного процесса.
Ословские соглашения имели официальное название: «Западный Берег сейчас — Газа потом». Главная опасность для Израиля состоит в территориальном расчленение страны и произойти это может через объединение Газы и Западного Берега.
Сама идея вживления арабского палестинского государства в Израиль основывается на объединении двух этих арабских анклавов. Следовательно, целью носителей этой идеи является территориальное расчленение Израиля.
Утрата территориальной целостности подрывает весь фундамент суверенитета и безопасности не только в случае Израиля, но и любого другого государства. И не важно, каким способом объединить Газу с Западным Берегом: наземными или подземными транспортными и коммуникационными магистралями. В любом случае речь идёт о территориальном разделе Израиля.
Чтобы нейтрализовать опасность раздела Рабин и Перес пошли на создание палестинской автономии на Западном Берегу, оставив Газу за рамками соглашения.
Политический расчёт был сделан на то, что автономия станет основой для будущего Палестинского государства, не включающего в себя Газу.
Однако все получилось совсем не так, как рассчитывали архитекторы «Осло». Газа никуда не испарилась и осталась частью требований не только палестинцев, но и всего арабского мира в любых переговорах о создании палестинского государства. Идея расчленить Израиль и вытеснить с карты Ближнего Востока не сошла с повестки арабского мира.
Подписание ословских соглашений привело к новому витку насилия со стороны палестинцев. Рабин и Перес привезли в Израиль из Туниса отсиживающихся там террористов ФАТХа во главе с Арафатом, предоставив им полную международную легитимацию в качестве партнеров на переговорах по урегулированию конфликта. В ответ Арафат развязал Вторую Интифаду, жертвами которой стали тысячи израильтян. Мир так и не состоялся и конфликт не закончился.
В результате израильтяне стали все дальше отходить от левых, а электорат правых усиливался из года в год. »Осло»стало могильщиком израильской левой идеологии. Потеряв власть более чем на десять лет, израильская левая партия Авода превратилась в политического банкрота.
К идейному банкротству израильских левых привело «Осло», к политическому — утрата власти.
Ни одна политическая партия не может оставаться жизнеспособной без власти. Точно так же, как банкир становится банкротом, не имея доступа к финансам, так и политическая партия становится банкротом, не имея доступа к власти.
Правые в этой ситуации прочно заняли место у руля. Так и не приобретя характера консерваторов-традиционалистов, израильские правые превратились в центристов и теперь — в главных носителей идеи двух государств для двух народов по принципу «мир в обмен на территории».
Израильская политическая система хотя и остаётся многопартийной демократией, но в ней образовалась фактическая монополия одной партии. За более чем десятилетие нахождения у власти, вокруг Ликуда и Премьер-министра Нетаньяху выросла бюрократическая и финансовая элита, получившая в свои руки все рычаги влияния в государственных и финансовых структурах. В свою очередь, монополия власти Ликуда опирается на эту элиту.
Израиль оказался в ситуации, когда сплетение политики, бюрократии и финансовых интересов большого бизнеса привело к невиданному росту коррупции. Собственно, это — закономерный итог любой монополии, несменяемости власти.
Однако, другие группы интересантов в бюрократии и бизнесе тоже хотят получить доступ к заветным рычагам. Никакой идеологии эти группы противопоставить правящей партии не могут. Левая идея приказала долго жить, правая так же бесперспективна. Остаётся все тот же центризм. Но это — не знамя в политической борьбе за власть. Невозможно противопоставить центризм центризму. Поэтому конкуренты правящего Ликуда из Кахоль-Лаван приняли в качестве лозунга борьбу с коррупцией и лично с Премьер-министром Нетаньяху.
Никакой идеологии в израильской политике нет. Есть бескомпромиссная борьба за власть различных групп интересантов. Теперь, когда не осталось идеологии, произошло объединение в блоки, главная цель которых: либо остаться у власти, либо сместить тех, кто при власти и самим добраться до властных вершин. Мол, вы своё уже нахапали, теперь наша очередь. Отойдите по-хорошему. Но разумеется, никто отходить в сторону не собирается. Поэтому борьба за власть принимает все более острый характер.
Образование политических блоков привело к тому, что блок арабских партий занял место равноправного игрока. Пожалуй, одним из самых неоднозначных итогов всего происходящего в израильской политике стал тот факт, что Кнессет теперь состоит из двух крупных политических блоков еврейских сионистских партий и третьего по численности блока арабских антисионистских партий.
Если прежде голоса арабских избирателей распределялись между левыми и, частично, между другими израильскими партиями, то сегодня, когда больше нет левого лагеря и нет никакой идеологии, голоса арабских избирателей переместились в сторону одного антисионистского партийного блока.
Главная задача — не допустить, чтобы лидеры арабского блока заняли место главы парламентской оппозиции в Кнессете, или стали партнерами по правящей коалиции. Но это маловероятно! И дело не в том, что это арабы. Дело в том, что блок арабских партий опирается на антисионизм — на идеологию, подрывающюю весь идейный исторический и политический фундамент современного Израиля. Сейчас становится все более очевидным, что перемены в политической конъюнктуре произойдут. Хочется надеяться, что все израильское общество вынесет из этого урок и разобщенность уступит место объединению всего народа Израиля.
