«Ханука - праздник свободы» - мы часто повторяем эти слова, но люди, родившиеся в свободном мире, так до конца и не могут понять их значение.
По-настоящему я почувствовал, что значит быть свободным, только один раз: когда приезжал в Советский Союз на Песах, чтобы встретиться с отказниками.
Когда после трех недель пребывания там, мы, наконец, миновали пограничный контроль и таможню - с нашими списками отказников и письмами от Эли Визеля, израильских властей и просоветских еврейских организаций - мы вздохнули немного легче. Но лишь когда лайнер Swissair взлетел, я ощутил себя легче, свободнее, слегка почувствовав вкус ада, который я оставлял позади.
Я спросил своего соавтора Натана Щаранского, как он проводил Хануку во время девятилетнего пребывания в тюрьме.
Он рассказал, что в «одиночке» или изоляторе праздновать было невозможно, но в колонии жизнь немного улучшилась. Однажды в декабре один из его друзей даже сделал для него ханукию из дерева, и они нашли несколько свечей.
На шестую ночь Щаранский обнаружил, что охрана забрала его ханукию. Борясь за свои религиозные права, Натан объявил голодовку.
В восьмой вечер Хануки Щаранского вызвали в кабинет начальника оперативной части лагеря, майора Осина. Зная о скорой инспекции лагеря, Осин пытался дружелюбно разговаривать с Натаном, пообещав, что больше помех для отправления его религиозных нужд не будет.
«Ладно, - ответил Натан, - верните мне ханукию, и я прекращу голодовку».
Осин отдавать ханукию не хотел, а Щаранскому не очень-то хотелось сразу возвращаться в холодный барак из натопленного майорского кабинета. Тогда он решил слукавить, предложив Осину компромисс: зажечь менору прямо здесь, в кабинете, тогда он прекратит голодовку и откажется от ханукии (праздник все равно заканчивался).
На том и сошлись. Майор раздобыл одну большую свечу, разрезав ее на восемь маленьких. Желая подольше погреться, а заодно продлить этот фарс, Щаранский настоял, чтобы Осин молился вместе с ним, покрыв голову. Тот послушно надел свою офицерскую цигейковую ушанку, Щаранский – свою кепку зека.
Зажигая свечи, Натан произнес свою обычную импровизированную молитву о воссоединении с женой Авиталь в Иерусалиме. Затем, посмотрев на внимательно слушающего Осина, добавил на иврите: «И пусть наступит день, когда все наши враги, которые сегодня планируют наше уничтожение, встанут перед нами, услышат наши молитвы и скажут: «Аминь».
Майор Осин эхом ответил: «Аминь». Так они и стояли, смотрели на свечи, пока они не догорели.
История Щаранского подтверждает неразрывную связь еврейского народа и религиозной традиции. Ведь невозможно рассказать историю Хануки без какой-либо религиозной составляющей, или отрицая неразрывную связь евреев с Землей Израиля.
Как печально, что наши университеты так часто не поддерживают моральную ясность или открытые, критические исследования. И как расстраивает, когда культура отрицания крайне левых странным образом совпадает с запугивающим тоталитаризмом крайне правых.
Важно, что сегодня среди нас есть настоящие борцы за свободу, которые знают, как важно отстаивать личную свободу, национальную идентичность и которые могут противостоять навязываемым нам ложным выборам.
Перевод с Jerusalem Post Аснат Эстриной
