| Яир Розенблюм
Яир Розенблюм

Еврейская и мусульманская жизнь в Европе вне закона?

Еврейская и мусульманская жизнь в Европе вне закона?
Зоозащитники в костюмах курицы, овцы и коровы держат транспарант с надписью: «Да — свободе вероисповедания, нет — ритуальному забою без анестезии. Немедленно измените законы о защите животных» перед зданием ведомства федерального канцлера в Берлине. 5 января 2012 Фото: Шон Гэллап / Getty Images

В ноябре 2020 года, пытаясь побороть новую мутацию коронавируса, Дания умертвила всю свою популяцию норок — 17 млн особей. Об этом эпизоде я размышлял после того, как Европейский суд высшей инстанции предпочел поддержать несколько региональных запретов на кошерный и халяльный забой животных, введенных в Бельгии, и тем самым оставил иудеев и мусульман, соблюдающих свои религиозные обряды, без единственного локального источника мяса.

Видите ли, шесть лет назад Дания тоже запретила кошерный и халяльный забой за жестокость по отношению к животным — в то же время оставаясь на первом месте в мире по производству мехов. Для того‑то в стране и развели столько норок. В этом смысле Дания — показательный пример того, как европейское большинство, принадлежащее к христианской культуре, использует «права животных» как предлог для преследования мусульманского и еврейского меньшинств. Эта страна охотно выражала свою глубокую и неизменную обеспокоенность благополучием животных лишь до той поры, пока издержки за это несли презренные религиозные секты, не имеющие никакого политического или экономического веса, а не остальное население.

Бельгия не экспортирует норковый мех, но практикует разведение всяческого скота и птицы, от кур до индюшек, на фермах‑фабриках. Это реально существующие индустрии, обслуживающие всю страну. Для сравнения: в Бельгии, население которой составляет 11,5 млн человек, евреев всего 30 тыс., а мусульман около 570 тыс. Другими словами, на практике запреты на кошер и халяль в этой стране не столько в существенной степени защитят права животных, сколько ущемят права мусульман и евреев. Эта политика ни о чем не просит население в целом и никак не повлияет на жизнь и потребление пищи этим населением. Она лишь служит некрасивым сигналом, намекающим, что евреи и мусульмане уникальным образом злонравны в области прав животных, хотя в действительности они лишь легкая мишень для нападок. В то время как защитники подобных усилий предпочли бы, чтобы предметом дебатов были права животных, даже при мимолетном взгляде на ситуацию ясно, что в действительности речь идет о чем‑то другом.

Именно так часто действовал антисемитизм, как и прочие виды фанатизма: он находил способ бесплатно щегольнуть своей добродетельностью, позволяющей большинству уверять, что оно озабочено некоей нравственной проблемой, а одновременно делать меньшинства козлами отпущения за эту проблему, но самому никогда не жертвовать ничем.

Это более аристократичное проявление антисемитизма распространено в Европе гораздо шире, чем кажется многим из нас. Еще в 2017 году лидер французских ультраправых Марин Ле Пен — между прочим, в первом туре последних по времени выборов в своей стране она заняла первое место  — подтвердила, что поддерживает запрет на ношение еврейских ермолок в общественных местах как часть общего запрета на (в основном мусульманскую) религиозную одежду, который призван оградить секулярное общественное пространство в стране. «Борьба с радикальным исламом должна быть совместной борьбой, и каждый должен говорить: “Вот видите, мы чем‑то жертвуем”», — сказала она в интервью одному израильскому изданию. Эта позиция наводит на вопрос: если каждого просят чем‑то пожертвовать — примечательно, что просьба обращена к евреям и мусульманам с их характерным стилем одежды, — как насчет христиан? Ле Пен дала удобный ответ — стала уверять, что «у католической религии нет издали заметных символов». Оказалось, что издержки за благородную борьбу за французский секуляризм будут нести меньшинства, а не большинство.

Тот же избирательный стандарт в действии можно наблюдать в вынесенном на прошлой неделе решении Суда Европейского союза, где подтверждены запреты на кошер и халяль в Бельгии. Он появляется, когда суд пытается увернуться от вполне очевидного вопроса: запреты обязывают оглушать животных перед забоем (совершать то, что делает религиозный обряд недействительным). Но если оглушение необходимо для благополучия животных, не следует ли сделать его обязательным и при гораздо более распространенных в Европе нерелигиозных практиках, от охоты до убийства животных на развлекательных и культурных мероприятиях?

Нет, ни в коей мере не следует, постановил суд высшей инстанции в Европе, перечислив прогрессирующую серию отличий, работающих на своекорыстные интересы. Эти различия достойны цитирования без купюр (курсив наш):

«Охота или развлекательная рыбалка имеют место в контексте, где условия забоя крайне отличаются от тех, которые применяются к животным, выращиваемым на фермах, а охота подпадает под конкретные законы. Следовательно, надлежит вывести за рамки настоящего Постановления убийства, происходящие во время охоты или развлекательной рыбалки.

В протоколе № (33) подчеркивается необходимость при формулировании и проведении в жизнь политики (Европейского союза), в том числе в области сельского хозяйства и внутреннего рынка, уважать положения законов и административных актов, а также обычаи государств‑членов, в особенности те, которые касаются религиозных обрядов, культурных традиций и регионального наследия. Следовательно, надлежит вывести за рамки настоящего Постановления культурные мероприятия, где соблюдение требований к благополучию животных повлияло бы негативно на сам характер означенного мероприятия.

Вдобавок культурные традиции имеют отношение к унаследованному, устоявшемуся или привычному образу мысли, действий или поведению, фактически включающему в себя понятие чего‑то переданного предшественником или перенятого от него. Они способствуют созданию длительных социальных связей между поколениями. При условии, что эти действия не влияют на рынок продуктов животного происхождения и не мотивируются целью производства чего‑либо, надлежит вывести за рамки настоящего Постановления убийство животных, происходящее во время этих мероприятий».

Обнаруживается, что «счет», выписанный обществу за соблюдение прав животных, должны будут оплатить евреи и мусульмане — и больше никто. Это потому, что, согласно суду, требование оглушать животных в обстоятельствах нееврейского и немусульманского толка «повлияло бы негативно на сам характер означенного мероприятия». (По‑видимому, для еврейских и мусульманских мероприятий это не проблема.) Тем же образом, многовековые мусульманские и еврейские традиции не считаются выведенными из‑под действия закона «культурными традициями», которые «способствуют созданию длительных социальных связей между поколениями». Эта привилегированная ниша зарезервирована для остальных граждан Европы. Иначе говоря, бой быков дозволяется, а грудинка на Рош а‑Шана — нет.

Анализируя эту нелепую казуистическую гимнастику, один еврейский критик с горьким юмором заметил: «Возможно, выход в том, чтобы бельгийские евреи превратили ритуальный забой в вид спорта, где команды шохтим  соревновались бы, чтобы выяснить, кто сумеет забить больше животных за час, а семьи могли бы громогласно за них болеть. Как‑никак в убийстве животных ради развлечения нет ничего дурного, верно?»

Но факт тот, что запреты типа бельгийского — не повод для смеха, ведь они типичны для гораздо более коварного явления — приемлемой для общества санкции на фанатизм.

Всякому понятно, что скинхеды, марширующие под фашистскими знаменами, или террористы, обстреливающие еврейские институты, хотят сделать Европу непригодной для жизни все еще остающегося в ней еврейского населения. Но то же самое делают те, кто стремится запретить базовые еврейские и мусульманские религиозные практики — не только ритуальный забой, но и обрезание младенцев мужского пола (тем самым они идут против общего мнения глобального здравоохранения). Они всего лишь маскируют под праведными речами свою идеологию ограничения доступа, чтобы она стала приемлемой в благородном обществе.

Никто не должен поддаваться на эту уловку. Такие попытки должны быть недопустимы не только тогда, когда это инициатива черни, но и тогда, когда они являются частью кампании, инициированной элитой, и позиционируются как высоконравственная культура. Как‑никак европейский антисемитизм всегда претендовал на нравственное превосходство над отсталыми обычаями притесняемых им евреев. От этого он ни в малейшей мере не становится лучше, а только становится опасным.

К счастью, Европа пока не одобрила этот намечающийся план подавления еврейской и мусульманской религиозной жизни. Большая часть государств не ввела запреты на кошерный и халяльный забой и, скорее всего, не желает их вводить. Накануне решения суда, принятого на прошлой неделе, генеральный адвокат ЕС собственной персоной порекомендовал суду отвергнуть бельгийские ограничения как нарушающие законодательство ЕС и противоречащие его приверженности свободе вероисповедания. Но решение суда не посчитаться с этой рекомендацией и поддержать бельгийские запреты создало тревожный прецедент, способный подстегнуть сходные усилия на всем континенте.

Дело людей и стран, небезразличных к правам евреев и мусульман, — возвысить свой голос и удержать другие регионы Европы от следования этому примеру.

На прошлой неделе сенат США проголосовал за то, чтобы спецпосланник США по мониторингу антисемитизма и борьбе с ним был повышен по статусу до уровня посла, что обеспечит его ведомству дополнительное финансирование и полномочия. Как ни печально, и то и другое спецпосланнику понадобятся. Президенту Байдену следует — желательно пораньше — назначить кого‑то на этот пост, и, когда президент это сделает, на его назначенца будет возложена обязанность давить на европейские страны, чтобы те защищали права своих религиозных меньшинств.

Кто бы ни занял этот пост, ему или ей следует кристально четко уяснить один нюанс: запреты многовековых еврейских и мусульманских практик — шаги антиеврейские и антиисламские. Несомненно, многие европейцы, проталкивающие эту политику, искренне уверены, что поступают правильно в нравственном отношении, а традиционные иудаизм и ислам не правы в нравственном отношении. Таково их право, но они не должны делать вид, что при выдвижении таких претензий они не занимают антиеврейскую или антимусульманскую позицию. Когда вы стремитесь поставить вне закона основополагающие обряды некоей религии и объявляете ее отсталой, вы не должны позиционировать себя как защитник этой веры или свободы вероисповедания — либо слова ровно ничего не значат.

Многие европейцы столетиями уверяли, что их культурные практики имели нравственное превосходство над еврейскими практиками, но сегодня ко всем этим европейцам относятся, мягко говоря, далеко не положительно. Возможно, наши современные крестоносцы станут первыми, кто выйдет из этой ситуации героями, а не просто последними в долгой череде антиеврейских деятелей, внушивших себе, что путем подавления иудаизма они служат человечеству.

Но рискнете ли вы в это поверить?

Tablet

Перевод Светланы Силаковой, Лехаим

Похожие статьи