В прокат вышел фильм «Сопротивление», основанный на реальных фактах — участии будущего знаменитого мима Марселя Марсо (тогда — юного сына страсбургского мясника Марселя Манжеля) во французском Сопротивлении и спасении им нескольких тысяч еврейских детей от нацистов. История действительно примечательная, но в руках постановщиков она превратилась в очередную малооригинальную помесь байопика и «кино про холокост».
Фильмы о холокосте, которые давно уже превратились в отдельный поджанр внутри военной драмы,— предмет довольно каверзный, всегда представляющий собой вызов как для кинематографистов, так и для зрителей. Какими выразительными средствами изобразить на экране невыразимые ужасы и как при этом добиться эмоционального отклика от публики, уже столько раз видевшей эти полосатые робы, истощенные тела, дымящие трубы крематориев и полные страха детские глаза, что их настоящая суть, как ни цинично это прозвучит, почти стерлась от частого употребления?
Одни режиссеры придерживаются канонов большого голливудского исторического кино, которые потому и работают, к какой теме их ни применяй, что выстроены с математической точностью и проверены многими поколениями сценаристов и режиссеров (классический пример — «Список Шиндлера» Стивена Спилберга). Другие, не прячась за жанровыми конструкциями, погружают зрителя в настоящий, нефильтрованный концлагерный ад, как, например, Ласло Немеш в «Сыне Саула», откуда в «Сопротивление» перешел исполнитель главной роли Геза Рёриг, здесь сведенный к шаблонной фигуре второго плана. Третьи экспериментируют со стилем и формой, превращая истории о холокосте в притчу, мелодраму, почти комедию («Кролик Джоджо» Тайки Вайтити), а то и сказку — страшную и поражающую нездешней красотой («Война Анны» Алексея Федорченко) или слезливо-сентиментальную («Жизнь прекрасна» Роберто Бениньи).
В «Сопротивлении» венесуэльца Хонатана Якубовича, впрочем, нет никаких попыток переосмыслить темы Второй мировой и холокоста и взглянуть на них под каким-то новым углом.
Напротив, режиссер (он же автор сценария) как будто взялся расставлять галочки в длинном списке штампов, не пропуская ни одной (разве что до концлагеря здесь, слава богу, дело не доходит, но пытки в гестапо есть, однако зрительский покой они не потревожат, потому что будут только красочно описаны, но не показаны). Точнее, таких списков у него два — второй взят из мануала «жизнь замечательных людей», и здесь тоже будет все положенное: конфликт между прагматичным отцом и сыном-художником, непонимание окружающих, установление контакта с родственными душами, духовный рост и взросление героя и финал-апофеоз — триумфальное выступление, в котором все пережитые героем страдания переплавились в высокое искусство.
В фильме задействован международный актерский состав: помимо американцев, французов и немцев здесь есть, например, компатриот режиссера Эдгар Рамирес в роли ортодоксального немецкого еврея с бородой и пейсами — впрочем, этой причуде кастинга не успеваешь удивиться, как его убивают нацисты. Все они действительно стараются придать эмоциональный объем сценам, в которых вынуждены участвовать, однако сценарий тут чаще мешает, чем помогает. У некоторых выходит даже с перехлестом — шеф лионского гестапо Клаус Барби действительно был садист и психопат, но в исполнении Маттиаса Швайгхёфера он превращается в настолько карикатурного злодея, что его очень трудно воспринимать всерьез.
Основная нагрузка тем не менее ложится на плечи Джесси Айзенберга в главной роли Марселя Марсо. Задача у него отнюдь не легкая — актер, фирменным приемом которого являются скоростные невротичные монологи, играет человека, который в основном молчит и взаимодействует с окружающим миром с помощью пантомимы, к тому же ему 37 лет, в то время как Марселю на момент начала событий было 16, а к их финалу — 22 (и реальный возраст на самом деле очень многое объяснил бы в поведении персонажа). Однако Айзенберг удивительным образом сумел сделать своего героя убедительным — это, конечно, ни разу не подросток и в очень малой степени Марсель Марсо, но все-таки и не совсем Айзенберг, каким мы его привыкли видеть в предыдущих ролях. Лучше всего ему удаются моменты, балансирующие на грани комедии, но, пожалуй, даже пламенные речи о судьбе еврейского народа в его исполнении звучат не так неловко, как в случае других персонажей. Впрочем, спасти картину ему все равно не удается — и, когда она наконец заканчивается неизбежным посвящением жертвам холокоста, ловишь себя на мысли, что в данном случае их память лучше всего было бы оставить в покое.
