Термин «нация стартапов» уже не является газетным штампом для описания успеха израильской высокотехнологичной экономики. Он стал целым мировоззрением, парадигмой, через которую многие сторонники Израиля во всем мире представляют себе еврейское государство.
Смысл понятия «нация стартапов» (Startup Nation) довольно прост: несмотря на десятилетия невзгод, Израиль сегодня является передовым, современным, процветающим экономическим и технологическим центром. Он стал Гонконгом Леванта, местом роскоши, гламура и изобилия. Благодаря своему технологичному хозяйству, Израиль сегодня является экономической сверхдержавой, которая ведет мир к лучшему благодаря развитой промышленности и инновациям.
Конечно, в этом есть доля правды. Израиль, безусловно, намного богаче, чем он был даже десять лет назад, и огромную роль в этом сыграла экономика технологий. Сейчас Израиль является более или менее развитой страной первого мира, сумевшей создать какой-никакой средний класс. Его достижения в области науки и технологий вполне реальны и действительно играют непропорционально большую роль в мировой экономике.
Тем не менее парадигма «нации стартапов» по большей части является мифом. Я вспомнил об этом несколько дней назад, когда увидел, что израильский эксперимент по проведению национальной лотереи по продаже квартир со скидкой был продлен из-за огромного количества заявок. Другими словами, так много израильтян отчаянно нуждаются в доступном жилье, что, когда появилась возможность его получить, система сломалась.
Это было признаком скрытой реальности, которая ставит парадигму нации стартапов под сомнение, показывая, что огромное количество израильтян в нынешних условиях не могут позволить себе купить недвижимость. В США владение домом воспринимается как само собой разумеющаяся данность. В Израиле даже квартира — это настолько несбыточная мечта, что люди вынуждены прибегать к лотереям, чтобы иметь хотя бы шанс на ее осуществление.
Однако это лишь симптом, и, как все симптомы, он указывает на еще большую проблему. В последнее время я несколько раз обсуждал эту тему с моими израильскими друзьями, и проблема сводится к простому факту: работающим людям становится все более сложно позволить себе жить в Израиле.
Этому есть несколько причин, и они выходят далеко за рамки дороговизны жилья. Во-первых, зарплаты в Израиле, по сравнению с другими развитыми странами, довольно низкие. Однажды мне предложили работу в одном из израильских изданий с зарплатой 30 шекелей в час. Я очень хотел работать у них, но обнаружил, что могу получать 30 долларов в час в американском издании — и принял соответствующее решение. Моя знакомая, работающая в сфере ухода за детьми (очень сложная профессия, требующая изрядного образования), зарабатывает всего 60 шекелей в час (около 18,75 долларов), и это стандартная ставка для многих других важных и ответственных профессий. Другие мои знакомые, работающие учителями, медсестрами и т.п., сообщают о подобных проблемах.
Более того, эти зарплаты чаще всего находятся в состоянии стагнации. Как и в Соединенных Штатах, «реальные зарплаты» в Израиле, в основном, очень медленно растут, если речь не идет о секторе высоких технологий. Они просто не успевают за инфляцией и ростом стоимости жизни, поэтому израильтяне, по сути, ежегодно снижают свою зарплату с точки зрения реальной покупательной способности.
Это усугубляется тем, что стоимость жизни в Израиле просто запредельная. Тель-Авив недавно был назван самым дорогим городом в мире по версии Economist Intelligence Unit, причем стоимость жизни является основным фактором, и это справедливо для большинства израильских городов и большей части страны в целом. Даже базовые продукты питания, цены на некоторые из которых контролируются государством, могут стоить непомерно дорого, что вызвало протесты в связи с ростом цен, например, на творог, так что правительство было вынуждено вмешаться.
Присовокупите к этому тот факт, что израильские налоги относительно высоки, иногда доходят 50% от дохода, и вы получите ситуацию, в которой многие, а возможно, и большинство израильтян живут от месяца к месяцу, зачастую не имея возможности покрыть свои основные расходы. Финансовый сектор решает эту проблему, предоставляя легкие кредиты, но ни одна страна не может существовать в рассрочку. В какой-то момент плотина прорвется, и массовые дефолты могут обрушить все здание.
Экономика высоких технологий, конечно, является исключением из всего этого. В технологической отрасли зарплаты относительно высоки, а льготы обильны, и люди, как правило, получают то, чего они стоят, и могут вести соответствующий образ жизни. В этом суть парадигмы нации стартапов, и на это постоянно указывают ее сторонники. Решение экономических проблем Израиля, по их мнению, заключается в том, чтобы вся страна превратилась в гигантский Google.
Однако это чистая фантазия. Во-первых, любая отрасль в той или иной степени ограничена. Она может вырасти очень значительно, но рано или поздно она не сможет предложить больше рабочих мест даже тем, кто по уровню квалификации вправе их занимать. Также абсурдно думать, что страна может существовать только за счет одной отрасли, что сейчас демонстрируют нефтяные государства Персидского залива, спешащие развивать альтернативные экономические возможности. Нации нужны не только кодеры и технологические предприниматели. Ей также нужны врачи, учителя, водители автобусов, строители, сантехники, таксисты и многие другие — и все они заслуживают такой же справедливой компенсации и прожиточного минимума, как и те, кто занят в технологической отрасли. В настоящее время они их не получают.
Парадигма нации стартапов также создает сильное классовое разделение. Индустрия высоких технологий требует элитного образования в очень специфических областях. Не все имеют талант к такой специализации и не преуспеют в ней, а другие просто не испытывают к ней интереса и хотят посвятить свою жизнь другим достойным занятиям, таким как медицина, образование или ведение собственного малого бизнеса.
Классовое разделение, которое это породило, можно увидеть почти повсюду в Израиле, и удивительно, как ловко адепты нации стартапов умышленно его игнорируют. Это очень хорошо видно в моем родном городе, Тель-Авиве. Мне повезло, что я относительно хорошо зарабатываю и не женат, поэтому я могу позволить себе жить в элитной северной части города. Но стоит пройти несколько кварталов на юг, и вы столкнетесь с совершенно другим городом. Южный Тель-Авив беден и, по сути, заброшен сильными мира сего. Он страдает от нищеты, преступности, разрушающейся инфраструктуры, безработицы, десятилетий запустения и всеобщего безразличия. Люди, живущие там, мужественны и горды, но они прекрасно понимают, что представляют собой низший класс. И нация стартапов до сих пор ничего для них не сделала. Даже когда их районы благоустраиваются, богатые люди быстро скупают имеющуюся недвижимость и выселяют бывших жителей, многие из которых прожили там всю жизнь.
Эти районы бедности и запустения отнюдь не ограничиваются Южным Тель-Авивом. Они разбросаны по всему Израилю, особенно на северной и южной периферии, с ее городами развития и проблемными арабскими деревнями, удаленность которых от жизненно важного центра Израиля дает удобное оправдание для их игнорирования.
Все это неприемлемо, как бы нас ни убеждала парадигма нации стартапов. Во-первых, существует очевидный человеческий фактор: ужасно жить в бедности, особенно в стране, которая имеет возможность избавить от нее своих граждан. Существует также вопрос обязательств Израиля как еврейского государства. Хотя еврейские левые, особенно в Америке, могут быть невыносимы в своих попытках заявить, что социализм — это иудаизм, а иудаизм — социализм, нет никаких сомнений в том, что еврейская традиция изобилует заботой о бедных и справедливости, которая им причитается. Этос гиперкапитализма, который британский философ Норман Герас назвал «контрактом взаимного безразличия», без сомнения, абсолютно не соответствует еврейской мысли и морали.
Самые ярые неолибералы, как в Израиле, так и в других странах, несомненно, не согласятся с этим, поэтому следует отметить, что существуют и прагматические причины для отказа от парадигмы нации стартапов и для попытки найти ей более социально приемлемую альтернативу. Во-первых, классовое разделение и экономическое неравенство по своей сути опасны для социальной солидарности, а без нее Израиль не может выжить. Как любят говорить израильтяне, мы живем на Ближнем Востоке, а не на Среднем Западе. Это предъявляет к израильтянам такие требования, как обязательная служба в армии, жизнь в условиях опасности войны и терроризма, а также состояние постоянной тревоги. Если израильский народ придет к убеждению, что он сражается не за свое общество, а за частную собственность других людей, которым, по большей части, нет до него никакого дела, результаты могут быть катастрофическими.
Симптом этого можно увидеть в явлении иммиграции из Израиля, называемой на иврите «йерида» (спуск вниз). Хотя одной из причин этого явления являются военные действия, большинство йордим, с которыми я сталкивался, покинули Израиль, потому что просто не смогли там достойно жить и не видели в будущем возможности улучшить свое благосостояние. Поэтому они отправились в другие места — в том числе, в Берлин, — где стоимость жизни ниже, зарплаты выше, а из трясины бедности и долгов можно выбраться гораздо скорее и успешнее. Учитывая, что враги Израиля открыто признают, что рассматривают демографию как оружие войны, экзистенциальная угроза, которую представляет собой массовая йерида, должна казаться очевидной.
Однако, помимо этого, существует вопрос простой взаимности. Однажды, обсуждая этот вопрос с кем-то из правых, мой собеседник высмеял то, что он назвал менталитетом «магия ли» («я это заслужил»), среди израильских сторонников социальной справедливости. Эти люди, по его мнению, просто хотят, чтобы правительство дало им то, чего они не заслуживают. Но израильтяне действительно заслуживают этого. Они приносят огромные жертвы для своей страны, неся военную службу, платя высокие налоги и во многих других аспектах жизни. Они несут жертвы, намного превышающие те, которые требуются от граждан большинства других развитых стран. Государство требует от них многого, поэтому они имеют право предъявлять определенные требования к государству, и требование просто иметь относительно достойную жизнь, в конечном счете, не столь уж запредельно.
Однако самым важным является вызов, который парадигма нации стартапов бросает самому сионизму. Она ставит простой вопрос: в чем смысл еврейского государства, в котором евреи не могут позволить себе жить? Ответ должен быть очевиден: никакого. Еврейское государство, в котором его граждане живут в бедности, неравенстве или в тихом экономическом отчаянии, — это, в лучшем случае, очень горькая шутка.
Если мы хотим избежать того, чтобы все больше израильтян задавались этим вопросом, то, похоже, пришло время сформировать лучшую парадигму, чем «нация стартапов». Парадигму, которая приняла бы более коммунитарные ценности и стремилась бы подчеркнуть не просто адский экономический рост и приобретение богатства немногими, а социальную рыночную экономику, в которой таланты «нации стартапов» к инновациям и росту направлены на повышение благосостояния всех граждан Израиля. Такое социальное рыночное общество не только осветит будущее страны, но и укрепит основы сионизма и идентичности Израиля как еврейского государства, которые она, увлекшись неолиберальной идеологией нации стартапов, начала разрушать.
The Algemeiner, перевод Ильи Амигуда
