Я сидела у себя на кухне и работала, когда увидела, как несколько молодых женщин, говоривших по-арабски, фотографируют через отверстие в воротах мой двор. В последнее время поступило несколько сообщений о взломах домов, а ситуация с безопасностью держит всех в напряжении. 

Я вышла поговорить с женщинами — их было пять, всем около 20 лет — и спросила, что они делают. Они ответили, что фотографируют, потому что это их история. Я спросила, жили ли их бабушки и дедушки в Эйн-Кареме, и они ответили отрицательно. Они спросили разрешения войти во двор и посмотреть дом. Я сначала отказала, но затем смягчилась и разрешила, но без фотографирования. Я сказала, что почти все дома здесь были построены в 80-х годах, что лишь небольшая часть (и я показываю, какая именно) сохранились с тех времен, когда в Эйн-Кареме жили арабы.

— А-а-а, — говорят они, — так вы признаете, что здесь жили арабы.

— Да, — говорю я, — я знаю, что это была арабская деревня.

Я воздерживаюсь от упоминания, что за много веков до арабов это был еврейский город, в котором родился еврей Иоанн Креститель.

Их заинтересовал орнамент из плитки на полу террасы соседнего дома. Это точно было здесь тогда, говорят они, а я возражаю, что не уверена в этом, поскольку в доме здесь же, в Эйн-Кареме, где я жила раньше, пол в гостиной тоже был выложен подобной плиткой, которую купил и уложил предыдущий владелец, еврей.

Они спросили, одна ли я живу. Я подумала, как лучше ответить, чтобы предотвратить взлом, и ответила, что нет (в конце концов, я живу со своей кошкой), и что на этой территории живет несколько семей. Возможно, мне следовало подумать о том, как лучше всего предотвратить теракт, как предположили несколько моих друзей позже, когда я опубликовала эту историю в социальных сетях.

Я спрашиваю девушек, откуда они. Оказалось, что одна из Умм-эль-Фахма, вторая из Акко, третья из Аррабе (местный совет в Северном округе). Все они учатся в Еврейском университете. Я снова спрашиваю, происходит ли кто-нибудь из их семей из Эйн-Карема, и если нет, то почему это ИХ история. Они отвечают: «Вообще-то наши бабушки и дедушки живут не там, где родились». Я отвечаю, что мои бабушки и дедушки тоже не жили там, где родились (семьи моих бабушек и дедушек по материнской линии бежали от погромов на Украине). Они говорят: «Это не одно и то же». Я отвечаю, что это то же самое: они бежали, спасая свои жизни. И я не упоминаю, что никто не предложил им план раздела, который они не приняли, а также, что существует так много различных рассказов о 1948 годе, что очень трудно понять, что на самом деле произошло тогда...

Война — это всегда трагедия, но, к сожалению, войны происходили во все времена, и в результате люди всегда и везде на планете становились беженцами. Но каким-то образом палестинцы имеют уникальный статус, который увековечивает их как беженцев и жертв, как в глазах всего мира, так и в их собственном сознании, в то время как они пользуются преимуществами жизни в Израиле, учатся в Еврейском университете, работают на израильских предприятиях за израильскую зарплату и т.д.

Мои братья и сестры не посещают дома, где жили наши бабушки и дедушки на Украине (уж точно не сейчас!) или где родился дедушка моих сводных братьев и сестер в Марокко, и не пытаются заставить людей чувствовать себя виноватыми, подпитывая собственную гордую самоуверенность. Наши семьи просто продолжали жить своей жизнью в новой стране, куда они приехали с пустыми руками. Они не хранят ключи от своего прежнего дома на почетном месте и не мечтают о том дне, когда они туда вернутся. Они, как и многие другие, добивались процветания, потому что таково было их отношение. Двигаться вперед. Делать лучшее, что они могли, и быть лучшими, какими они могли быть.

Ситуация далеко не однозначная, и я ни в коем случае не говорю, что мы полностью правы, а они полностью неправы, потому что есть правые и неправые с обеих сторон. Я говорю, что пока мы смотрим назад, а не вперед и спорим о том, кто был здесь первым, мира не будет. Только если смотреть вперед и пытаться найти способ, чтобы мы все вместе жили здесь безопасной и полноценной жизнью, мы сможем достичь этого. И когда этот день наступит, я буду встречать арабов, приехавших посетить дом своих предков, без подозрений, предлагать им чай, и, надеюсь, мы сможем в спокойной обстановке выслушать истории друг друга.

Times of Israel, перевод Ларисы Узвалк