«Речь – это свирель сердца, а песня – свирель души».
Раввин Шнеур Залман из Ляды
Вечер праздника Симхес Тойре, 1958 год, Бруклин, Нью-Йорк. Центральный учебный зал Любавичского Хасидута в районе Краун-Хайтс полон. Любавичский ребе Менахем-Мендл Шнеерсон стоит в центре и поет новый нигун – но этот нигун имеет мусульманские корни.
Каждый праздник, в течение десяти лет с 1954 года, реб Менахем-Мендл обучал учеников незнакомой хасидской мелодии из минувших дней. В праздничный вечер, после традиционного хакафота Симхес-Тойре (кругового танца со свитками), он повернулся к пастве и сказал:
«Я услышал эту мелодию вместе с историей. Когда российское правительство начало расширять страну за счет захвата больших территорий, они нацелились на Кавказские горы, населенные свободными людьми, у которых был свой император по имени Шамиль. Несмотря на численное преимущество регулярных войск, они не смогли покорить местных жителей, так как те жили в высоких горах. Пока не обманули их – пообещали замириться с ними и предоставить им снисхождение... и в конце концов они захватили Шамиля.
Когда Шамиль был в российской ссылке, он вспоминал о высоких горах, где был свободен от правительственных оков... и великая тоска по горам, где он был свободен, как орел на небесах, побуждала его петь эту песню, которая начинается с тоски и заканчивается надеждой – что в конце концов он вернется домой».
Имам Шамиль, лидер племен Северного Кавказа, суфийский мусульманин, политик и мятежник, вел упорную борьбу против стремления России расширить свою империю путем завоевания земель в кавказском регионе, сдался русским войскам и был сослан в Калугу. Рассказ раввина Менахема Мендла в общем согласуется с историческими фактами, но как насчет песни? Известен ли ее источник? Поется ли песня в разных кавказских общинах?
Раввин Иегошуа Мондшайн, уважаемый исследователь Хасидута, много лет работавший старшим библиотекарем в отделе рукописей и архивов Национальной библиотеки, предположил, что, возможно, была поставлена пьеса о Шамиле:
«Шансы узнать, что на самом деле пел Шамиль в тюрьме, ничтожны, и только песня, опубликованная в драматургическом произведении, могла стать известной».
Профессор Эдвин Серусси с музыкального факультета Еврейского университета и директором Еврейского музыкального исследовательского центра поддержал Мондшайна:
«Эта песня интересовала меня много лет. Любавичский ребе сказал, что он слышал мелодию от хасидов; я полагаю, что они жили в русском регионе. Музыкальные компоненты песни отличаются от традиционных хасидских нигуним, особенно от любавичских. Русские были очарованы Шамилем, его личность широко описывалась в русской литературе конца XIX и начала XX века. Вполне возможно, что эта мелодия использовалась как музыка для театральной постановки. Евреи наверняка были знакомы с этой литературой и с ролью Шамиля. Инстинкт подсказывает мне, что это правильный подход. Кроме того, несколько лет назад я работал над сборником музыки горских евреев вместе с большим экспертом в этой области музыкантом Перецем Элиягу. Мы обсуждали связанные с Шамилем песни в кавказской музыке. Эта приписываемая Шамилю мелодия неизвестна. Перец даже сказал: «Это – песня ашкенази. Короткая мелодическая линия имеет необычайно широкий диапазон. Несомненно, такое мелодичное движение заставило Ребе интерпретировать песню так, как он ее интерпретировал».
«Нигун тоски и надежды (Нигун Шамиля)», Песнь 302 в Книге Песен Любавичского Хасидута
Реб Менахем-Мендл Шнеерсон сказал своим последователям:
«История о Шамиле – всего лишь притча, созданная для того, чтобы извлечь из нее мораль для служения Богу. Душа, которая по своей природе абстрактна, спускается из возвышенного мира в наш физический мир и заключается в тело. Физическое тело с потребностями и желаниями может ограничить душу и стать для нее своего рода тюремной камерой. Душа жаждет духовной свободы и удовольствий, которые она испытала, прежде чем погрузиться в наш мир. Песня тоски Шамиля отражает тоску души по ее истокам».
Послушайте инструментальную запись этого нигуна.
В своем эссе в польском журнале еврейских исследований «Studia Judaica» Серусси рассказывает связанную с этим нигуном историю, первоначально изложенную Мордехаем Стейнманом в сборнике «Нигун: истории хасидских песен, вдохновляющих евреев». Участник ее Шмуэль Шприцер подтвердил ее профессору Серусси.
Молодой Шприцер в 1970 году вместе с другом Шмуэлем Лангсамом приехал в Портленд (Орегон, США) для музыкальной агитации. «Пара в черных костюмах и шляпах» ждала в доме музыканта Блоха прибытия любимого и давнего друга хозяина – Леонарда Бернстайна. Не зная, кто такой Бернстайн, Шприцер начал убеждать его надеть тфилин. Тот отказался, но попросил что-нибудь сыграть. Шприцер выбрал «Нигун Шамиля» из-за истории, которую слышал о записи пьесы в 1936 году. Принимавший участие в записи нееврейский скрипач начал испытывать странные физические и духовные ощущения, и поэтому сыграл особенным трогательным образом.
Бернстайн сказал присутствующим: «Как еврей, я несу много музыки в своей душе». «Потому что даже ваш вздох слышен на небесах, как вздох Шамиля», – ответил Шприцер. «Кто такой Шамиль?» – спросил Бернстайн. «Вы встретите его в песне, у вас много общего». Бернстайн внимательно выслушал песню и сказал: «Мне нравится эта песня, я чувствую с нею связь. Вы понимаете музыку, и я надену тфилин, если вы пообещаете, что будете заниматься музыкой в будущем».
Спустя годы в Бостоне Бернстайну снова предложили надеть тфилин. На этот раз он согласился. Помогая ему, раввин спросил, впервые ли он это делает. «Нет, – ответил Бернстайн, – первый раз был десять лет назад, одним летним вечером, когда я услышал «Нигун Шамиля» и глубокий внутренний зов».
Послушайте в исполнении Любавичского Ребе раввина Менахема-Мендла Шнеерсона другой нигун, но в духе «нигуна Шамиля», на слова псалма, глава 63 (перевод с www.chabad.org):
«Моя душа жаждет Тебя; Моя плоть жаждет Тебя, в засушливой и жаждущей земле, без воды: когда я увидел Тебя в Святилище, я так жажду увидеть Твою силу и Твою славу».
