Почему я не способен ненавидеть Авигдора Либермана? Прежде всего потому, что он напоминает мне отца. А я люблю своего отца. Любить отца нелегко. Либермана тоже любить непросто. Несколько лет назад, выйдя на пенсию, отец предпринял попытку отрастить идеально оформленную либермановскую бородку. Мы сказали ему, что он похож на Либермана, он же утверждал, что выглядит, как Джордж Майкл. Несколько месяцев спустя он сдался и выбрил щеки. Такую аккуратную бороду нужно подправлять ежедневно, чтобы успешно скрывать отсутствие зубов во рту. Я не знаю, что скрывает Либерман под своей бородой, могу лишь догадываться.

И у моего отца, и у Либермана на лице постоянная гримаса гнева. Это сердитое выражение присуще многим иммигрантам из бывшего СССР.  Тяжелая жизнь при коммунистическом режиме выгравирована у них на лице. Даже когда они всем довольны, они дают тебе почувствовать, что вот-вот выпустят в тебя очередь из автомата Калашникова. Перед тем, как открыть рот, они направляют на тебя свой пугающий взгляд. Взгляд пантеры перед прыжком. Когда я был ребенком, отец приучил меня к советской дисциплине, используя именно этот взгляд. Ему было достаточно лишь посмотреть на меня, и я тут же становился тенью.  Либерман именно таков. Вместо глаз – у него два лазерных излучателя производства российского ВПК.

Мой отец и Либерман сделаны из одного и того же человеческого материала, у них общие корни. Больше, чем во что бы то ни было, они верят в силу. В 2001 году Либерман был обвинен в нападении на трех подростков, которые, по его словам, избили его 12-летнего сына. Он всего лишь защищал своего ребенка. Мой отец тоже защищал меня, когда я был в этом возрасте.  Два здоровых жлоба подстерегли меня возле дома с дубинками и набросились на меня с ударами. Отец услышал мои крики и бросился вниз с пятого этажа. Он схватил этих двух и отвесил им звонкие пощечины, довершив дело хорошими пинками под зад. Это был одним из самых волнующих моментов нашей близости с отцом. Я буду помнить об этом всю жизнь. Он был моим спасителем, моим мессией. Я не хочу оправдывать насилие, но именно так мой отец и Либерман преодолевают хаос окружающего мира. Им неведомы другие способы преодоления. Сегодня, когда я сам стал отцом, я могу понять эти чувства. Если кто-то дотронется до моего сына, я не знаю, что я с ним сделаю. Может быть, сброшу на него атомную бомбу.

Так почему же Либерман вызывает во мне симпатию? Потому что он один из немногих политиков, которые думают о некоем практическом решении проблемы оккупации территорий. Левые сионисты застряли в бесперспективной парадигме “два государства для двух народов”. Право-поселенческий лагерь мечтает о невозможной аннексии и о замаскированном апартеиде. Либерман опубликовал свою программу об обмене территорий и населения. Это, как минимум, оригинальный вариант. Будучи левым либералом, я не вижу в земле ничего “святого”. Выплатите мне приличную компенсацию и можете переселять меня куда угодно. Это то, что меня отличает от поселенцев и ХАМАСа. Я не целую камни и не распластываюсь на могилах. Либерман также, мне думается, не склонен лобызать камни. Он достаточно гибкий националист. Проблема в том, что он, как и мой отец, расист. Он хотел бы сдвинуть палестинцев из Вади Ара на территорию автономии, не спрашивая у них согласия. Может быть, вначале передвинуть сотни тысяч еврейских поселенцев, которые торчат на территориях, как заноза в заднице? Но кроме этого – в принципе – в переносе людей с одного места на другое я не вижу особой беды. Мы не оливковые деревья.

Еще кое-что. Либерман – единственный политик, приехавший в Ашдод, чтобы поддержать борьбу против закрытия магазинов в субботу. Да, он приехал, чтобы выразить солидарность с протестующими возле филиала торговой сети “Тив-Таам”. Русский приехал в “Тив-Таам” —  ха-ха-ха, как смешно!  Всегда, когда рассуждают о слабости секулярного сектора в Израиле, почему-то забывают об огромной группе населения, которая ведет секулярный образ жизни с гордо поднятой головой – не считая нужным ни просить за это прощения, ни кричать об этом на всех перекрестках. Да, они не израильские сабры. Не тель-авивские левые. Но речь идет о критической массе людей.  Захава Гальон, которая, по идее, должна быть королевой секулярного сектора, даже не сочла нужным выразить солидарность демонстрантам в Ашдоде. Она предпочитает прохаживаться по площади у театра Габима в Тель-Авиве. Опытный Либерман быстро понял, что речь идет о большой группе населения, которая готова бороться за свое право публично есть свинину в любой день недели. Я бы не стал относиться с пренебрежением к этому праву. Эти люди могут сыграть решающую роль в борьбе за сохранение Израиля в качестве секулярного государства. Что из того, что они правые? Мы все граждане “тивтамовой” республики.

И, наконец, безумная ненависть к Либерману (он ее, разумеется, честно заслужил) вытаскивает из людей наружу все, что у них прячется внутри. То, что сказал на прошлой неделе Гиди Гов, вовсе не досадная оговорка. Он на самом деле считает, что Йонатан Гефен — “соль земли”, а Либерман — “новый репатриант с русским акцентом”. Этими словами Гов всего лишь выразил общие ощущения своего круга. Называйте представителей этого круга, как вам хотите: “ахусалим” (секулярные ашкеназы, социалисты-сионисты), или еще как-нибудь.  Какая разница? Если Либерман, живущий в Израиле уже 40 лет, “новый репатриант”, то каковы мои шансы, сына советских иммигрантов, родившегося в центре асборбции в Хадере, быть “правильным” израильтянином? Будет ли мой сын “правильным” израильтянином? Сможем ли мы когда-нибудь соответствовать высоким стандартам Гиди Гова и его друзей? Удостоюсь ли я когда-нибудь почетного звания “соль земли”? Или регистрация закончена, и больше нет мест?

Если вы смотрели кулинарную программу “Прекрасное путешествие Гиди и Аарони”, то вам наверняка открылся убогий внутренний мир “соли земли” Гиди Гова, который представляет агонизирующую израильскую “культурную элиту”. Гова отправили в самые красивые места земного шара – дальние страны с богатой и интересной историей, с яркой и удивительной культурой.  И что же он может сказать по этому поводу? Ровным счетом ничего. Он все время мычит и кряхтит,  периодически выплевывая мерзкие расистские шуточки. Гов типичный антиинтеллектуал. Узколобый обыватель, с презрением относящийся к словам, людям, культурному разнообразию. Знаете что? Если Гиди Гов – это израильская культурная элита, то все могут быть культурной элитой. Уличные тель-авивские коты тоже могут быть культурной элитой.

Гиди Гов требует к себе и ему подобным особого отношения. Может быть, из-за ансамбля “Каверет”, может, из-за сатрического телешоу “Вот и всё”, может быть, из-за военных подвигов Пальмаха. Я не слышал, например, чтобы Брюс Спрингстин требовал к себе царского отношения лишь потому, что он является автором самых прекрасных песен в истории популярной музыки. Ему вполне достаточно быть просто Брюсом Спрингстином. Он не награждает себя и своих друзей званием “соль земли”. В Израиле же разные Гидиговы требуют для себя особых привилегий – в музыке и в социальной иерархии. Ты должен испытывать вечную благодарность за то, что они облагодетельствовали своим искусством  невежественные массы. Гиди Гов считает себя не просто артистом, а символом величия государства Израиль. Он образцовый сионист, выдающийся сионист. Старожил. Это важнее всего. Все здесь новые, и только Гиди Гов – старожил. Это в общем-то его самое большое жизненное достижение. Прадедушка и прабабушка приехали сюда раньше всех. Действительно: честь и хвала! Во многих смыслах я предпочитаю Гиди Гову — Эвика Либермана. Он хотя бы не притворяется.