| Белла Кердман
Белла Кердман

Две еврейки

9 августа 1942 года в Освенциме была уничтожена из за своего еврейского происхождения Эдит Штайн, известная также под именем Св. Тереза Бенедикта Креста — немецкий философ, монахиня-кармелитка. 11 октября 1998 года она была канонизирована по инициативе папы Иоанна Павла II. Вторая после Девы Марии еврейка стала христианской святой.

Эдит Штайн и Ханна Арендт. Две женщины из буржуазной еврейской среды довоенной Германии. Два выдающихся философа. Той же, можно сказать, научной школы: Эдмунда Гуссерля, родоначальника феноменологии, одного из основных направлений в философии ХХ века. Что такое «феноменология», понять непросто даже специалистам. В нашем случае достаточно краткого определения из Интернета. Предмет ее – феномены человеческого бытия: сознание и самосознание, любовь и ненависть, познание и художественное творчество, воля и желание, страх и совесть, свобода и смерть, бытие другого и собственное бытие и т.п. Феноменология предлагает изучать субъективность для того, чтобы четко различить, что же принадлежит нашему сознанию, а что – самому предмету. 

Итак, Эдит и Ханна. Между ними 15 лет разницы в возрасте. Они в чем-то схожи: обе с юных лет вундеркинды, причем, отличаются не только высокими способностями, а и своенравием. Однако несопоставимо разнятся судьбами. Эдит, принявшая католичество и ставшая монахиней-кармелиткой, была, невзирая на это, сожжена нацистами в газовой камере, как еврейка. Ханна же, смолоду не чуждая идеям сионизма, успела вовремя покинуть Германию, а затем и Францию (накануне ее оккупации), реализовала свои недюжинные способности в Америке – писала статьи и книги, преподавала в университетах. И если Эдит принято называть религиозным философом, то Ханну – политическим. На суде над нацистским преступником Эйхманом в Иерусалиме (1961 г.) Х.Арендт представляла американский журнал «Нью-Йоркер», и серия ее статей об этом процессе вызвала в еврейской стране острую неприязнь к автору, сохранившуюся на долгие годы, о чем мы еще поговорим. Впрочем, и Э. Штайн, отринувшую веру предков, у нас также не празднуют. 

Имя Эдиты Штайн (так оно звучит по-польски) я впервые услышала в августе 1992 года в Варшаве, где гостила у своей приятельницы-журналистки. По радио сообщили, что состоится шествие памяти Януша Корчака – по маршруту, которым он с еврейскими детьми отправился в последний путь пятьдесят лет назад, как раз в августе 42-го. Приятельницу с утра вызвали в редакцию, так что к месту, где можно будет присоединиться к шествию, я отправилась одна. И долго стояла в ожидании, пока появилась рядом голубоглазая блондинка Ирэна, типичная полька. Она почему-то сразу поняла, что мне «к Корчаку», и мы вместе пошли к памятнику повстанцам Варшавского гетто, куда, сказала она, наверняка подойдут люди: там будет митинг. По пути она рассказывала о восстании и повстанцах. На мемориальной аллее, останавливаясь у каменных глыб с именами героев массового сопротивления евреев нацистскому режиму, Ирэна так горячо говорила о каждом, словно была с ним лично знакома… 

К скверу с памятником Героям гетто стали подтягиваться еще люди. Основная же масса двигалась издалека, от Дома сирот, откуда отправился с детьми к вагону на Треблинку Януш Корчак. Наконец, появилась плотная колонна, в основном, немолодых людей. И моя новая знакомая, вдруг вспыхнув, закричала кому-то из распорядителей: «Ну, конечно же, коммунисты впереди! А где вы были, когда мы при Гомулке ходили этим маршрутом? Помогали нас разгонять?!». Я спросила, кто это «мы», и услышала: «Члены международного Общества имени Эдиты Штайн». Ирэна рассказала историю еврейской женщины, родившейся в польском городе Вроцлаве, который в ту пору назывался Бреслау и входил в состав Германии, о ее трагической гибели. Эдита была убеждена, что бог у иудеев и христиан один, и члены Общества, носящего теперь ее имя, проповедуют единение двух религий: иудаизма и христианства. «А ислам?», - спросила я. «Не, то – не!», - прозвучал жесткий ответ. 

По возвращении в Одессу я спрашивала у своих знакомых об Эдите Штайн, однако никто о ней ничего не слышал. Сенсационная новость настигла меня уже в Израиле: папа Иоанн Павел II перед многотысячной толпой на площади св. Петра в Риме сообщил «urbi et orbi», что к лику святых причислена сестра Тереза Бенедикта от Креста (в миру Эдита Штайн) – доктор философии, еврейка, ставшая католической монахиней и погибшая в Освенциме. Она была объявлена небесной покровительницей Европы. 

Эдита родилась 12 октября 1891 года (между прочим, в Йом Кипур), последним ребенком в многодетной семье лесоторговца Зигфрида Штайна и его жены Августы. Отец умер, когда «мезинке» не было и двух лет, на руках матери остались и торговое предприятие, и дети. И она, женщина глубокой иудейской веры, твердого характера и крепкого здоровья, с честью справилась с экономической задачей: торговля лесом у Августы пошла даже успешнее, чем у покойного супруга, что позволило поставить на ноги детей, дать им хорошее образование. Однако передать своим потомкам духовное наследие предков вдова не сумела: они оставались равнодушными к религии, а две дочери – Эдита, а за ней и Роза, стали христианками, чем глубоко травмировали мать. 

Характер у юной Эдиты был бунтарский. В 14 лет она бросила школу в Бреслау и на год уехала в Гамбург, к старшей сестре Эльзе, в чьей семье никакой религии не придерживались. Вернулась она оттуда убежденной атеисткой. Продолжив учебу, девочка блестяще оканчивает гимназию и поступает в местный университет, где два года изучает психологию. И активно включается в общественную жизнь студенчества, в частности, в борьбу за права женщин. 

Тем временем набирает популярности в студенческой среде философ из Геттингена Эдмунд Гуссерль с его феноменологией и собравшимся вокруг него «Философским обществом». И Эдит, которой решительности было не занимать, снова бросает родной город, разочаровавшую ее психологию, и отправляется на поиски «инструмента ясных знаний» в Геттинген. А на календаре уже весна 1913-го, канун первой мировой войны. И когда война случится, новая ученица философа, несмотря на увлечение феноменологией, оставит университет и на два года уйдет в прифронтовой лазарет выхаживать раненых и тифозных больных. 

К любимому учителю она вернется в 1916-м, уже во Фрайбург, где Гуссерль к тому времени стал работать. Эдит Штайн блестяще защищает докторскую диссертацию и становится его ассистенткой. В новом окружении она знакомится с людьми, евреями по рождению, которые отказались от религии предков и перешли в христианство. Эти знакомства, а также ряд житейских невзгод (не удостоили профессорской должности в университете, ибо «не женское это дело», расстроился роман с любимым человеком, также из помощников Гуссерля), выбили Эдит из равновесия, побудили искать духовной опоры. И она находит свою «истину» в автобиографии средневековой писательницы мистического толка – св. Терезы Авильской, чья книга попала к ней в руки, можно сказать, случайно. Она пытается постичь «истину вещей», «истину любви», средоточием которых является Иисус Христос. Сделав такой выбор, Эдит оставалась ему верна до последнего дня жизни. 

1 января 1922 года доктор философии Эдит Штайн принимает крещение, а через месяц проходит конфирмацию. Теперь она, католичка с новым именем Тереза Бенедикта начинает новую жизнь: в течение 8 лет преподает немецкий язык и историю в школе доминиканского монастыря св. Магдалины, ведя аскетический образ жизни, и в то же время пишет статьи, выступает с докладами по радио. Вняв утверждению св. Фомы Аквинского, что и наукой можно служить Богу, наша неофитка участвует в многочисленных конференциях, ее приглашают выступить в Кельне, Фрейбурге, Базеле, Вене, Зальцбурге, Праге, Париже. Наконец, в 1932 году Эдита Штайн получила право свободного преподавания в Мюнстере, в Высшем германском научно-педагогическом институте. Ее студенты отмечали, что ей не было равных в остроте ума, широте культуры, совершенству формы изложения и внутренней убежденности. 

Обращение в христианство приводит Эдиту и к более глубокому осознанию своих еврейских корней. Теперь, приезжая домой на каникулы, она сопровождает маму Августу в синагогу, читает там псалмы – правда, на латыни. Не этот ли факт ее биографии послужил основанием для создания в католической Польше и еще ряде стран Общества ее имени? 

Но вот ставший рейхсканцлером Гитлер запретил евреям занимать любые общественные должности, и 25 февраля 1933 года доктор философии Эдита Штайн провела последнее занятие в институте и выполняет свое давнее намерение уйти в старинный кармелитский монастырь в Кельне. Теперь ее полным именем становится: Тереза Бенедикта от Креста. Она живет в простоте и смирении, так что остальные сестры и не знают о ее славе выдающегося ученого. 

Натура все же активная, эта еврейка-католичка понимает «жизнь по вере» как служение и Богу, и человеку. Приход к власти Гитлера вызвал в ней острую тревогу за свой народ, еврейский. Получив приглашение в Рим на торжества по случаю 1900-летия распятия Иисуса Христа, наша монахиня туда не едет: сначала ей нужно выяснить, как Ватикан относится к нацизму. И сестра Тереза Бенедикта пишет письмо Папе Пию ХI, в котором призывает его открыто выступить в защиту еврейского народа. Папа ответил частным письмом, передав монахине свое благословение. Ну, позицию тогдашнего Папы мы знаем… 

В 1938 году, когда фашизм набрал полную силу, Эдиту, пытаясь спасти, переводят в голландский монастырь в городе Эхте. Она берет с собой сестру Розу, также намеренную принять постриг, и поселяет ее при монастыре. Но…2 августа 1942 года к воротам Эхтского монастыря подъехал броневик гестапо. Оккупационные власти потребовали выдать «монахиню-еврейку». Их с Розой забрали прямо с богослужения. Последний труд ученой монахини - «Scienua Crucis» (Наука Креста»), о духовном опыте Иоанна Крестителя был почти завершен. Эдита успела еще передать для настоятельницы монастыря записку, в которой просила не искать ее и не пытаться спасти. 

Эта подлейшая акция нацистов имела целью не просто уничтожить еще двух евреек, а и глумливо поквитаться с высшими чинами католической церкви Голландии, которые протестовали против депортации евреев, даже не зная пока, что она означает физическое их уничтожение! Епископы осудили оккупантов в коллективном письме, его читали во всех церквях 26 июля. А на следующий же день было принято распоряжение рейхскомиссара: "Поскольку католические епископы вмешались в дела, их лично не затрагивающие, все евреи-католики должны быть депортированы в течение недели. Никакое вмешательство в их защиту не должно приниматься во внимание». 

«В личности Эдиты Штайн выражена та подлинная богословская трагедия, которую мы еще не осмыслили до конца: она, еврейка, была убита потому, что в ее жилах не текла "нордическая кровь", была убита бывшими христианами, которые выдумали новую языческую религию, и была убита потому, что была христианкой, в отместку тем епископам, которые осудили это язычество», - написано в одной из публикаций в Интернете. Тут, как говорится, без комментариев. 

Скульптурный памятник в Кельне состоит из трех фигур. Эдита Штайн, которую называют одной из величайших личностей ХХ века, представлена в трех ипостасях: выдающийся ученый-философ, смиренная монахиня-великомученица и еврейка, как все еврейки из концлагеря, перед грудой сброшенной при последнем шаге – к газовой камере – обуви… 

Прочитав в свое время о канонизации Эдиты Штайн, я надолго выпустила ее из вида, – ведь это имя по понятным причинам в нашей стране не популярно. Но вот читая в русском переводе книгу Ханны Арендт «Банальность зла» с подзаголовком «Эйхман в Иерусалиме», стала параллельно выяснять в Интернете личность автора. И что-то знакомое замаячило в этих именах, в этой топонимике: Гуссерль, Хайдеггер, Марбург, Фрейбург… Эдит, конечно же! – подсказал Google. 18-летняя Ханна так же жадно припала к феноменологии, как в свое время юная Эдита. Ее тоже увлекли труды и личность философа Гуссерля. Дальнейшим ее учителем, ее гуру становится его ученик и преемник Мартин Хайдеггер. И, как первая всю жизнь остается верной своему учителю, так и вторая – своему. С одной существенной разницей: Гуссерль для Эдиты оставался наставником, тогда как Хайдеггер для Ханны стал еще и любовником, предметом мучительной страсти. 

Осенью 1918-го, когда Гуссерль и его жена Мальвина заболели тяжелым гриппом, Эдита взяла на себя роль их сиделки и домработницы. Причем, к тому времени она уже отказалась от должности его личной ассистентки, и это место вот-вот займет восходящая звезда философии Хайдеггер, который впоследствии сменит на кафедре и самого учителя. 

В начале 1924-го в эту их орбиту входит 18-летняя студентка Ханна Арендт. Она, как в свое время Эдита, была единственной на факультете женщиной, всерьез занявшейся наукой философией. Между ней и Мартином Хайдеггером, который был на 17 лет ее старше, начнется сначала тайный (он был женат), а затем и явный роман. У нее будут еще романы и замужества, как минимум, два, но Хайдеггер останется главной, мучительной любовью на всю ее жизнь. Те, кто знал эту женщину смолоду, пишут о ее яркой внешности, о прекрасных, чарующих глазах Ханны, перед которыми устоять было невозможно. 

Женщина в науке. Типичная ситуация: коллега-мужчина, тем более – учитель, никак не принимает ее ровней. Эдита в одном из писем приятельнице иронизирует, что Эмунд Гуссерль считает ее чуть ли не своей собственностью. А Хайдеггер, -шутила доктор философии Ханна, и не подозревает, что она умеет считать до трех, и даже до четырех. Накануне выхода ее книги «Истоки тоталитаризма» (1955 г), сразу получившей широкое признание в мире, она отказывается от встречи с Мартином, ибо «…готова вести себя с Хайдеггером так, будто за свою жизнь не написала и не напишу ни единой строчки. И это есть не облекаемое в слова, но непременное условие всех наших взаимоотношений», - признается Ханна в одном из писем. 

Но если бы этот мужчина ее жизни был только эгоцентриком, солипсистом! В мае 1933 года Хайдеггер вступает в НСДАП (партбилет № 3-125-894), причем, сразу становится «первым учеником». Режим Третьего Рейха, отстранивший от преподавания Гуссерля и других евреев, обеспечил Хайдеггеру пост ректора университета Фрайбурга. И этот талантливый ученый, именитый философ побежал впереди паровоза: он ввел в вузе "принцип фюрерства" еще до того, как этот принцип был официально утвержден новой властью. Он много месяцев не созывал ученый совет, обрекая коллективный орган на бездействие. Он ратовал за введение в университете фашистской формы приветствия, отказался консультировать студентов-евреев… Возможно, такое поведение Хайдеггера послужило дополнительным стимулом для бегства Ханны из нацистской Германии. Однако жизнь со временем покажет, что от Гитлера ей удалось убежать, а от Хайдеггера (или все же от себя?) – нет. После войны у них будут еще встречи. Ханна станет помогать опальному профессору пройти денацификацию, вернуться к преподаванию, издавать свои труды; даже посылки с книгами, пластинками и продовольствием будет посылать ему из Америки. 

Как такое возможно: умная, талантливая, красивая еврейка, противница нацизма всю жизнь любит коричневого старого эгоиста? Вопрос не ко мне. Скорее всего, к Фрейду.


Несколько лет назад в Петербурге вышла в русском переводе книга Рюдигера Сафрански «Хайдеггер: германский мастер и его время». Это добротная исследовательская работа. Автор не делает уступок ни своему герою, ни его времени. Одно только смущает: книга вышла в России в серии «Жизнь замечательных людей», а каким «замечательным человеком» был выдающийся философ Мартин Хайдеггер, мы знаем… 

А теперь – книга Ханны Арендт об Адольфе Эйхмане и суде над ним в Иерусалиме. Она была написана в 1962 году по следам процесса, который автор регулярно освещала в американском «Нью-Йоркере». Тот, кто полагает, что в этой книге просто собраны оперативные отчеты для журнала, ошибается: по жанру это не репортажи с суда, а попытка исследования и объяснения Холокоста. Объективная и беспристрастная по мысли самой Ханны Арендт. В объективности ее однако усомнились в Израиле, в том числе и ее близкие друзья. Многие даже расторгли с ней отношения. 

Мои бывшие соотечественники из старших поколений помнят, надеюсь, как мы восприняли тогда процесс над Эйхманом. Как гордились, что разведка молодой еврейской страны выследила и поймала беглого нациста в далекой Аргентине, что его посадили на скамью подсудимых в Иерусалиме, и еврейский суд уничтожил к чертовой матери эту сволочь, на чьей совести миллионы еврейских жизней. 

Есть такое слово в языке идиш: «а некуме», во всей полноте на русский непереводимое. Ну, скажем: удовлетворение возмездием, пусть так. Пепел близких, ушедших в небо дымом газовых камер, стучал в сердце каждого еврея, особенно тех, кто пережил Холокост. Отмщение своим судом нужно было здесь и тогда, как воздух! 

И что же политический философ из Америки профессор Ханна Арендт? Она пространно, тщательно выписывает портрет Адольфа Эйхмана, показывая его не фанатиком идеи «окончательного решения еврейского вопроса», а «всего лишь» добросовестным бюрократом, исполнявшим предписания начальства, человеком «с душой почтальона», по выражению его адвоката. Она не скрывает своего неприязненного отношения к прокурору, «обслуживающему интересы Бен-Гуриона», пытаясь превратить Иерусалимский процесс в шоу, упрекает адвоката в недостаточной активности защиты. Она так много пишет о еврейском коллаборационизме, в частности, об «юденратах», что неискушенный читатель почти готов принять обиходное ныне у антисемитов «сами виноваты». И я, читатель книги Аренд «Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме» ловлю себя на том, что за всеми этими ее талантливо написанными пассажами почти теряю из вида «героя» процесса! 

Вот вам цитата из книги Аренд: «В центре процесса может быть только тот, кто все и совершил – именно в этом отношении он подобен герою пьесы, - и если он страдает, то страдать он должен за свои деяния, а не за то, что причинил страдания другим». Что это, если только не изъян перевода?! Что, по автору книги, содеял Эйхман, если не «причинение страдания другим»? И за это он не должен страдать? Его неактивный, по мнению Арендт, защитник, Роберт Сервациус из Кельна, назвал стерилизацию и умерщвление газом евреев … «медицинскими процедурами». По прочтении же строк из письма Х.А. ее другу, известному немецкому философу Карлу Ясперсу: «Я постоянно говорю себе: осторожно с осуждением немцев, мы точно такие же», - остается только руками развести. 

Ханна считает, что процесс над Эйхманом надо было сделать не только еврейским, это бы усилило его. Она осуждает некорректные методы поимки и доставки обвиняемого в Иерусалим, хотя затем, в Эпилоге книги, признает, что рамки закона не оставляли выбора: в Аргентине уже действовал «срок давности». Ханна Арендт утверждает, что Израиль должен был выступить только обвинителем Эйхмана, но никак не судьей. Однако отмечает, что суды над нацистскими преступниками к тому времени повсюду прекратились, а если и были где-то, то оканчивались весьма щадящими приговорами. Тем не менее, она считает процесс над Эйхманом в Иерусалиме провалом Израиля… 

Мне была особенно интересна в книге Арендт оценка поведения разных стран в период Третьего рейха. Она упрекает еврейских лидеров в неправильной ориентации относительно неевреев: если бы они не видели в других народах только врагов, результаты Холокоста могли быть не столь ужасающими. Возможно. Были же страны, которые, даже входя в гитлеровскую коалицию, даже будучи оккупированы, не выдавали своих евреев. Особенно интересен в этом отношении пример болгар, которые в упор «не понимали», чего от них и их евреев хотят немцы. Ну, а относительно нашего бывшего отечества – территории сплошной «дружбы народов», политический философ Х.Арендт полного представления никак не могла иметь: советская цензура бдела. Евреи, убиенные, в том числе, и при активном участии соотечественников, в ту пору назывались только «мирными советскими гражданами». 

Пишет Ханна и о Голландии, где население повело себя в то треклятое время достойно. К моему сожалению, она не рассказывает о протесте высшего католического духовенства этой страны против депортации евреев, не упоминает о расправе с монахиней-еврейкой, выдающимся философом Эдитой Штайн, с которой просто не могла не быть лично знакома… 

Я не ставила себе задачи рецензировать книгу Арендт о суде над Эйхманом в Иерусалиме. То, что она вышла наконец-то на русском языке (а на иврите несколькими годами ранее), – факт безусловно положительный. Сегодня – да, время пришло. И все же, все же… Если даже я, человек, не впрямую травмированный Холокостом, даже сейчас испытываю чувство неприятия ее «объективизма», как бы отстраненности от еврейства, то как же должны были воспринимать ее отчеты с процесса здесь, куда прибыли и продолжали прибывать узники лагерей и гетто, тогда, когда еврейское государство, в войнах и лишениях, становилось на ноги? 

Две талантливые, знаменитые еврейки. Как резко выламываются обе из вековых традиций своего народа! И как близко друг к другу поместила их судьба во времени и пространстве…

Источник: Мы здесь
Похожие статьи