Расовая теория первого сексолога подмандатной Палестины, запрещавшая «дефективным» людям иметь детей, отстаивалась ведущими деятелями сионистского движения. Эта идея продолжала обсуждаться даже после прихода к власти нацистов.
В 1933 году, когда нацисты пришли к власти в Германии, в подмандатной Палестине была опубликована 20-страничная брошюра под названием «Расовое совершенствование человеческого вида и его значение для нашего народа». Автор, сексолог Авраам Матмон, родившийся в Одессе и выросший в Тель-Авиве, несколькими месяцами ранее вернулся из Берлина на родину, где основал Институт гигиены и сексуальных наук. Институт предлагал населению лечение сексуальных проблем, советы по контрацепции и другую информацию. Брошюра открывается объяснением автора, почему качество важнее количества, когда речь идет о выполнении заповеди «плодитесь и размножайтесь». Другими словами, он высказывал убеждение в том, что нация должна контролировать (и ограничивать!) воспроизводство, пишет Haaretz.
«Чтобы народ не деградировал, мы должны обеспечить не только его количество, но и качество, — писал он. — Значительная часть мыслящих людей, особенно интеллигенция... считает, что численность, будущее и сила нации зависят от заключения наибольшего числа брачных уз и последующих за ними рождений детей. Они не придают большого значения сущности новорожденного, будь он слабым или сильным, умным или невежественным, человеком, который станет мыслителем и принесет пользу другим, или же он станет преступником и будет вредить обществу».
В противовес этому подходу Матмон изложил якобы научную точку зрения, основанную на теории наследственности. Сторонники этой теории, отметил он, знают, что «народ, многие представители которого страдают от генетически передаваемых дефектов, в конечном итоге деградирует». Его прогноз был зловещим» «Множество людей, с точки зрения состояния их организмов, не могут считаться полностью здоровыми», — предупреждал он. В качестве примера он привел «дефекты зрения, которые столь часто встречаются у нашего народа», и далее пояснил: «Без сомнения, у нас есть или была особая склонность в этом отношении. Две тысячи лет жизни в мрачном изгнании в гетто привели к этому».
Но не только очки, которые носят многие евреи, беспокоили Матмона. «Мы упомянем и другие состояния слабости, такие как слабость нервов — склонность, которую многие приобретают по наследству». Он привел многочисленные «психические расстройства», как он их называл, «которые порождают... склонность к самоубийству, к плохому психическому состоянию... к меланхолии... к психопатиям разного рода в сочетании с депрессией, а также к формированию неустойчивой психики». Все эти расстройства, по его словам, передаются по наследству и приводят к вырождению еврейского народа.
Цифры, приведенные Матмоном, вроде бы говорят сами за себя. Только в учебных заведениях Тель-Авива он насчитал «более 25 глухонемых и более 30 дефективных и полуимбецильных детей». Согласно диаграммам, приведенным в брошюре, источником которых послужила книга Артура Руппина (в то время председателя Еврейского агентства) «Социология евреев», евреи во всем мире страдали от генетических дефектов больше, чем христиане. В Венгрии, например, число глухих, «безумных» и «слабоумных» среди евреев было выше, чем среди христианского населения.
По словам Матмона, разница между «безумными» и «слабоумными» заключалась в том, что первые — это «люди, которые изначально были в здравом уме и чья психическая деятельность со временем нарушилась», тогда как слабоумные были «психически больны от рождения». По его словам, тревожные данные были также зарегистрированы в Пруссии в конце XIX века, где из каждых 100 000 евреев 492 были психически больны, 105 слепы и 130 глухи — показатели гораздо более высокие, чем среди христианского населения.
«Подобная ситуация не должна сохраняться, потому что год от года число людей с дефектами увеличивается», — писал Матмон. Одной из причин этого, по его мнению, является то, что «именно те, кто находится на низшем уровне, имеют больше детей и передают им свои черты и склонности». Объясняя важность контроля над качеством грядущих поколений, он писал в брошюре: «Лучший материал... это тот, который всегда движется вперед, толкает народ или, вернее, тянет [вперед] отстающих». Он добавил: «Не будем забывать о многочисленных расходах, которые каждое общество тратит на этих дегенеративных личностей».
После этого вступления автор задал важнейший вопрос. «Таким образом, перед нами встает вопрос о том, как действовать в этой ситуации. Должны ли мы обойтись организацией общежитий и приютов для этих несчастных людей, или же мы позволим им разгуливать без всякого надзора, пока они не исчезнут с лица земли?». Только теперь он переходит к делу: «Мы должны взять судьбу этих людей в свои руки. Дать им необходимую помощь и убежище и в то же время повлиять на их размножение и направить его в русло, подходящее для общества».
«В этом, — замечает Матмон, — заключается новая роль современной гигиены: защитить человечество от наплыва неполноценных и преградить им путь к проникновению в человечество, лишив их возможности передавать свою неполноценность грядущим поколениям». Научная теория, под эгидой которой следует действовать, по его мнению, представляет собой «новую отрасль гигиены: гигиену воспроизводства, а именно евгенику, или улучшение человеческого рода».
Матмон происходил из выдающейся сионистской семьи. Его родители, д-р Иегуда Лейб Матмон-Коэн и Фаня Матмон-Коэн, входили в число 66 семей, основавших Тель-Авив. Они же принимали активное участие в создании тель-авивской гимназии «Герцлия». Жена д-ра Матмона, Техила, активно выступала за права женщин и основала феминистский журнал «А-иша ба-Медина» («Женщина в стране»), который призывал к равному представительству женщин в израильском обществе.
Через 90 лет после прихода нацистов к власти на первый взгляд трудно представить, как еврей, которого не постигла участь шести миллионов его единоверцев только потому, что он в детстве иммигрировал в Палестину, мог писать в таком ключе — да еще и на иврите. В то время, однако, евгеника имела множество приверженцев из числа добросовестных ученых. Она была разработана в конце XIX века британским эрудитом Фрэнсисом Гальтоном, который придумал сам термин «евгеника», означающий улучшение генетического качества человеческой расы путем искусственного отбора. В начале 20 века эта теория была популярна в Западной Европе и США, а в некоторых странах была законодательно разрешена стерилизация людей, которых называли «слабоумными» или «сумасшедшими», а также преступников и других, которых считали «бесполезными».
В сионистском движении тоже были сторонники этой теории, среди них были общественные деятели и врачи, которые рассматривали евреев как расу, которую необходимо культивировать. В список сторонников входили основатель политического сионизма Теодор Герцль («еврейская раса должна быть немедленно улучшена, чтобы евреи стали хорошими бойцами, трудолюбивыми и добродетельными»); Макс Нордау, соучредитель вместе с Герцлем Сионистской организации («мы должны сделать все возможное, чтобы поднять восточноевропейских евреев, которые вырождаются, на более высокий экономический, моральный и духовный уровень»); Артур Руппин («чтобы сохранить чистоту нашей расы, такие евреи должны воздерживаться от деторождения»). Были и врачи, такие как доктор Йосеф Меир, в честь которого названа больница «Меир» в Кфар-Сабе («не заводите детей, если не уверены, что они будут здоровы телом и душой»).
Нацисты взяли на вооружение некоторые из принципов этого метода, когда разрабатывали расовую теорию, послужившую основой для уничтожения еврейского народа. Сотни тысяч немцев также поплатились за это жизнью. В рамках программы «эвтаназии» под эгидой Закона о предотвращении потомства с наследственными заболеваниями убивали инвалидов и психически больных немцев. Больные и слабые люди рассматривались как помеха, чьи потребности мешали финансированию немецкого представления о здоровом народе.
Десятки врачей принимали участие в этой операции по массовому убийству, которая продолжалась с 1939 по 1941 год. Она была прекращена в связи с протестами общественности, но продолжалась тайно до конца войны. Физически и умственно отсталых детей и подростков насильно забирали из семей и увозили в «центры здоровья», где их убивали. Семьи получали письма, в которых сообщалось, что их близкие умерли от болезни. Опыт массовых убийств, приобретенный в этом проекте, нацисты позже применили во время геноцида европейского еврейства.
Матмон не предлагал убивать людей, которых он выделял, но был непогрешим в использовании терминологии для их описания и того, как с ними следует «обращаться». «Если это так, то что нам теперь делать? — писал он. — Как должен действовать народ, чтобы предотвратить распространение всех этих неполноценных людей, которые опустят нацию на очень низкий уровень человечности?». Его ответ: «Есть только один способ. Мы должны сделать все, чтобы эти существа исчезли из мира».
Он отметил, что в древней Спарте слабых и больных детей убивали, «чтобы они не стали обузой для общества». Однако, по его словам, «мы не можем позволить себе такие варварские средства». Точно так же кастрация и стерилизация (последняя использовалась в Соединенных Штатах) «не являются ни хорошими, ни справедливыми средствами». Стерилизация, по его мнению, подходит для преступников, проституток «и им подобных», но «какой грех совершили честные люди и спокойные труженики, которые всегда стремятся делать добро, если на них повлияло наследство, полученное ими от родителей? Должны ли они поэтому терпеть то же отношение, что преступники и убийцы?».
Некоторые, писал он, предлагают запретить таким людям вступать в брак. «Но и здесь возникает вопрос, имеем ли мы право принимать такое решение. Кто мы такие, чтобы запрещать людям, даже если они неполноценны, удовлетворять свои влечения, которыми их наделила природа? У нас нет ни власти, ни права требовать от кого-либо отказаться от естественного удовлетворения своих желаний ради нашего душевного спокойствия и благополучия», — писал он. Более того, «у нас нет возможности изменить наше сексуальное влечение, и поэтому было бы необычайно жестоко блокировать сексуальное влечение тех, кто может произвести на свет неполноценных новорожденных. — Напротив, — продолжал он, — мы должны дать им возможность выпустить наружу бурлящие в них силы, чтобы они... не вспыхнули без всякого закона, без порядка и режима и не привели к гибели части человечества».
Каково же было решение? Запретить людям с ограниченными возможностями производить на свет потомство: «Мы имеем полное моральное право запретить им производить потомство — то есть потребовать, чтобы они не производили детей и не распространяли свои дефекты в обществе».
Путь к достижению этой цели был основан на половом воспитании, которое он ввел в качестве дисциплины в своем институте. Он назвал ее «контролем брака». Она заключалась в «обследовании потенциальных жениха и невесты, чтобы выяснить, здоровы ли они и нет ли у них дефектов, которые могут передаваться генетически; и в соответствии с этим [решить], могут ли они иметь детей или нет».
Он добавляет: «Существуют средства, которые дают людям с патологиями, чьей социальной и моральной обязанностью является отказ от деторождения, возможность удовлетворять свои сексуальные потребности, не опасаясь, что они создадут поколение жалких дефективных личностей, идиотов и инвалидов. Предбрачное медицинское обследование, или контроль брака, — вот что должно сообщить нам, какие люди обязаны использовать эти средства».
Высшая цель носит национальный характер, утверждал он. «Повысить качество нации и произвести на свет поколение если не идеальных людей, то, по крайней мере, здоровых телом и разумом, и совершенно без дефектов». В конце брошюры Матмон добавил список «наследственных дефектов», в который вошли слабоумие, психические заболевания, страстное влечение к алкоголю, кокаину и морфию. Он не опустил и «извращенные формы сексуального влечения, такие как гомосексуализм и тому подобное». Негативный подход Матмона к гомосексуализму был удивителен в свете того, что он был учеником Магнуса Хиршфельда, немецкого врача и сексолога еврейского происхождения, который считался пионером движения за права ЛГБТ и был вынужден отправиться в изгнание после прихода к власти нацистов.
Матмон завершил памфлет цитатой из программы Министерства здравоохранения Пруссии: «У каждого человека есть священный долг — для него и для его будущего партнера, для его потомства и для его родины — заявить заранее, позволяет ли состояние его здоровья создать семью».
Он продолжал распространять эту доктрину даже тогда, когда реализация «Окончательного решения» достигла своего апогея, и ее отголоски прокатились по всему миру, в том числе и в Палестине. В декабре 1942 года в ивритских газетах Палестины появилось объявление, приглашавшее на лекцию Матмона на тему «Раса, наследственность и национальная цель». Впоследствии, по понятным причинам, распространенность этой теории в еврейско-сионистских кругах была приуменьшена, и этот мрачный эпизод в жизни нации был отправлен в архив.
В то же время, как известно каждой беременной израильтянке, как еврейке, так и нееврейке, остатки этой доктрины до сих пор дают о себе знать, о чем свидетельствуют всесторонние генетические тесты, которые предлагает современная медицина с целью выявить как можно больше недостатков и дефектов еще до рождения ребенка.
Матмон обрел широкую популярность благодаря другой книге, которую он опубликовал в 1938 году, через пять лет после провозглашения своей расовой теории. Книга имела огромный успех, вышло восемь изданий тиражом около 20 000 экземпляров. Первоначально названная «Человеческая сексуальность», она была переименована в «Азбуку любви для мужчины и женщины». Матмон, умерший в 1974 году, гордился тем, что с помощью своей книги ему удалось ввести в современный иврит слово, которое используется и сегодня: זִקפָּה (зикпа) — эрекция.
