20-я годовщина кончины легендарного министра иностранных дел Израиля Аббы Эвена 17 ноября дает возможность поставить вопрос: был ли известный дипломат со звездной международной репутацией столь же эффективным в определении израильской политики, как и в ее отстаивании за рубежом?
Выдающийся студент Кембриджского университета, Эвен окончил его в 1938 году в тройке лучших, что позволяло ему сделать научную карьеру. Но уроженец ЮАР Эвен не мог тихо переждать надвигающийся мировой кризис, который так сильно затрагивал еврейский народ. Он пришел работать в лондонскую штаб-квартиру Всемирного сионистского движения под руководством Хаима Вейцмана (ставшего первым президентом Израиля).
С началом Второй мировой войны Эвен присоединился к британской армии — как офицер разведки в подмандатной Палестине. Демобилизовавшись в конце войны, Эвен вошел в персонал политического отдела Еврейского агентства и был отправлен в Нью-Йорк, где стал связующим звеном со Специальным комитетом ООН по Палестине, помогая лоббировать создание еврейского государства. Впоследствии Эвен участвовал в деятельности, 29 ноября 1947 года обеспечившей необходимое большинство в две трети голосов поданных в Генеральной Ассамблее за раздел.
После успешного вхождения Израиля в ООН в мае 1949 года Эвен стал там постоянным представителем еврейского государства. Параллельно он также был послом в США, на протяжении 1950-х годов работая в Вашингтоне и Нью-Йорке одновременно.
Эвен был знаменитостью. Он считался одним из наиболее выдающихся англоязычных ораторов того периода, наравне с Уинстоном Черчиллем и Джоном Ф. Кеннеди. Генри Киссинджер писал: «Я никогда не встречал никого, кто мог бы сравниться с ним в знании английского языка. Предложения, изливающиеся в сладкозвучные конструкции, достаточно сложны, чтобы проверить интеллект слушателя и одновременно поразить его виртуозностью говорящего».
В дебатах в ООН после подвергшегося резкой критике репрессивного рейда Израиля в Кибии в октябре 1953 года, в результате которого погибли 69 жителей арабской деревни, Эвен осуществил надежную вербальную защиту действий Израиля. Премьер-министр Давид Бен-Гурион прокомментировал: если бы даже сам он изначально не был уверен в легитимности операции, после речи Эвена в Совете Безопасности он бы оказался убежден, что действия Израиля оправданны.
Бен-Гурион называл Эвена за эффективное представление международной аудитории позиций Иерусалима Голосом Израиля. Такое положение сделало Эвена ценным политическим «товаром». Он вошел в руководство правящей партии «Мапай», которая на выборах 1959 года хотела пополнить свой список новыми лицами, и стал депутатом Кнессета вместе с другими «молодыми людьми Бен-Гуриона», Моше Даяном и Шимоном Пересом.
В первые годы работы во внутренней политике Эвен был вынужден довольствоваться постами министра без портфеля, министра образования, а позже в основном церемониальной ролью заместителя премьер-министра. Его «момент» настал в январе 1966 года: после отставки Голды Меир премьер-министр Леви Эшколь назначил Эвена министром иностранных дел.
В мае 1967 года, когда разразился ближневосточный кризис, приведший к Шестидневной войне, Эвен приступил к выполнению чрезвычайной миссии. Он вылетел в Париж на встречу с президентом Шарлем де Голлем, затем в Лондон на переговоры с премьер-министром Гарольдом Уилсоном, и что особенно важно, в Вашингтон, на переговоры с президентом Линдоном Джонсоном.
Американский лидер, осудив угрожающее поведение Египта и согласившись с тем, что израильтяне стали «жертвами агрессии», предостерег Иерусалим от военной реакции. Джонсон предупредил, что «Израиль не будет одинок, если не решит действовать в одиночку».
Эшколь мог лишь временно смириться с американским «красным светом». Стремясь вернуться к этому вопросу, он отправил директора «Моссада» Меира Амита в Вашингтон, чтобы убедиться, что, учитывая провал дипломатии, США по-прежнему выступают против израильского военного ответа на воинственность Египта. Амит разглядел нюансы в американской позиции и доложил в Иерусалим, что свет из Вашингтона был «не красным, а желтым». Последовал превентивный удар Израиля.
Интересно, что в тот кризисный час Эшколь предпочел послать директора «Моссада», а не министра иностранных дел. Был ли Эвен только Голосом Израиля, но не лицом, подходящим для конфиденциальных дипломатических переговоров?
Подобные вопросы продолжали появляться. Киссинджер был ответственным лицом в администрации Ричарда Никсона (1969–74) по всем важным вопросам внешней политики. Соответственно, он поддерживал тесные контакты с послами Израиля в Вашингтоне, Ицхаком Рабином и его преемником Симхой Диницем, а через них — с премьер-министром Голдой Меир. Министр иностранных дел Эвен часто оставался в стороне.
В трехтомных мемуарах Киссинджера о его работе в качестве советника по национальной безопасности и госсекретаря приводятся многочисленные отчеты о важных беседах с Рабином и Диницем, в меньшей степени с Эвеном. Однако Киссинджер ценил красноречие Эвена, особенно когда требовался обструкционист, чтобы выиграть время в Совете Безопасности.
Поскольку Рабин работал непосредственно с Меир, а не через своего начальника в министерстве иностранных дел, отношения между Эвеном и его послом обострились. Когда Рабин в 1974 году стал премьер-министром, Эвена попросили уйти из МИДа. Получив предложение занять лишь весьма второстепенный пост, он решил покинуть кабинет, чтобы уже никогда туда не вернуться.
Последним унижением Эвена была неспособность обеспечить себе место в списке Партии труда на выборах 1988 года (впервые «лейбористы» сформировали список в результате конкурентного голосования). Фотография его с женой Сьюзи, выглядевших удрученными после того, как их исключили из внутреннего партийного бюллетеня, подтверждала его политическое фиаско.
Парадокс Эвена заключается в том, что ему так и не удалось превратить свой огромный международный статус в соразмерный внутренний политический капитал. Эта неудача может быть связана с аристократическим имиджем Эвена, неуместным в шумном мире израильской политики. Но это также может отражать давнее предубеждение, сформированное менталитетом национальной безопасности Израиля, отдающее предпочтение генералам ЦАХАЛа с жесткой силой, таким как Рабин, а не дипломатам с мягкой силой, таким как Эвен.
Эта предвзятость, исторически понятная, учитывая все проблемы обороны Израиля, тем не менее оставила еврейское государство с недооцененными дипломатическими активами, влияя на принятие решений Иерусалимом далеко за пределами взлетов и падений выдающейся карьеры Аббы Эвена.
Jerusalem Post, перевод Марии Якубович
