Израильтяне любят бить себя в грудь с упреками в собственный адрес, и нигде это не проявляется так очевидно, как в их отношении к Войне Судного дня 1973 года.

В последний день войны, 24 октября 1973 года, Израиль оказался на западной стороне Суэцкого канала, всего в 100 км от Каира. На севере ЦАХАЛ пересек Голанские высоты и оказался в Сирии, в 32 км от Дамаска — примерное расстояние от Иерусалима до Бейт-Шемеша.

Все это произошло после того, как в самый священный день еврейского года страна оказалась застигнута врасплох.

В Египте Октябрьскую войну (войну Рамадана) ежегодно отмечают военными парадами, концертами, спортивными мероприятиями и поездками в прославляющий ее каирский музей.

В Израиле эта дата отмечена мрачной музыкой, военными мемориалами и бесконечными дискуссиями о провале разведки, политических лидеров и военных.

Египтяне отмечают военный конфликт, в котором они потеряли тысячи солдат (считается, что от 8 000 до 20 000,) и их столица осталась незащищенной, — как великую победу. Израильтяне, чудесным образом превратившие войну из катастрофы в головокружительный успех, рассматривают ее как катастрофу.

Почему?

Легко понять точку зрения Египта. Через семь лет после унизительного поражения в Шестидневной войне, когда все их военно-воздушные силы были уничтожены еще на земле, они пробили непобедимость Израиля, застали его врасплох и переправились на восточную сторону Суэцкого канала, восстановив арабскую гордость.

Но почему Израиль, добившийся неоспоримой военной победы, выдержавший первоначальные атаки, проникнувший глубоко на территорию противника, убедивший арабские государства, что они не смогут одержать победу над ним в обычной войне, до сих пор рассматривает Войну Судного дня как явную катастрофу?

Историк, бывший посол в США Майкл Орен объясняет: «Мы судим о войне не по ее итогам, а по ее началу».

И начало было полной катастрофой.

Орен отметил, что, когда он посещал американские военные академии в качестве посла, больше всего изучалась израильско-арабская война, по иронии судьбы не молниеносная победа в Шестидневной войне, а перелом на поле боя во время Войны Судного дня. То, что Израиль смог импровизировать и менять тактику, привело к громкой военной победе. Однако не это проникло в душу израильтян, их коллективную психику и осталось там с тех пор, а травма.

Почему? Все просто: из-за жертв. Потери были велики. За 18 дней боев Израиль потерял 2688 солдат (0,08% своего населения).

Уди Лебель, исследователь военно-гражданских отношений в Школе коммуникаций Бар-Иланского университета, сказал, что кампания на Синайском полуострове стала отличной отправной точкой для того, чтобы понять, как катастрофа раскрывает израильское общество: «Сотни людей были убиты, Израиль был вынужден отступить. Однако никто не вышел на улицы и не потребовал свержения правительства Бен-Гуриона-Переса, которое согласилось превратить Израиль в аутсорсинговую организацию для Франции и Британии, чтобы попытаться повлиять на Насера». Вместо этого, по его словам, израильтяне были воодушевлены победой и мало обращали внимания на жертвы и дипломатическое значение того, что произошло.

Перенесемся на 17 лет вперед. «Израильтяне почти не обратили внимания на победу в Войне Судного дня, сосредоточившись почти исключительно на потерях, — говорит Лебель, написавший эссе о семьях, потерявших близких во время той войны, вошедшие в недавно выпущенный сборник статей о войне «В'терад га-Арец» («И земля задрожала»). — На этот раз акцент на жертвах, в отличие от 1956 года или даже Шестидневной войны, когда страна отказалась позволить скорбящим вторгнуться в послевоенную эйфорию, объясняется тем, что некоторым ключевым сообществам нужен был рассказ о национальной травме, чтобы продвигать свои планы».

Например, новые израильские левые, представленные организацией «Шалом Ахшав», возникли после войны и «питались» ее травмами и ценой. Их главный аргумент заключался в том, что войну (и все ее жертвы) можно было бы предотвратить, если бы премьер-министр Голда Меир положительно отреагировала на мирные предложения Анвара Садата и была готова уйти с Синая и заключить мир с Египтом. Урок войны: территориальные уступки предотвратят войну и ее неизбежные жертвы.

Такое мышление, порожденное травмой той войны, превратило партию «Авода» из очень воинственной (более правой, по словам Лебеля, чем многие сегодняшние правые) в новую левую партию европейского образца, что привело к Соглашениям Осло.

Война Судного дня породила также и новых правых, и поселенческое движение Гуш-Эмуним. «Урок войны для новых правых: если бы тогдашние лидеры прислушивались к своим здоровым сионистским инстинктам, как в прошлом, тогда они могли бы приказать начать “превентивное нападение”, призвать резервы, мобилизовать нацию и не бояться того, что скажут США, Европа и ООН». Если бы это было сделано, утверждали правые, жертв войны можно было бы избежать. Следовательно, правые для продвижения своей повестки тоже были заинтересованы в увековечении войны как громкого поражения.

Еще одно сообщество, извлекающее выгоду из восприятия поражения и травмы, — лоббисты, выступающие за увеличение расходов на оборону и разведку. Всякий раз, когда речь идет о бюджете ЦАХАЛа, отмечает Лебель, упоминается Война Судного дня и необходимость использования самых современных технологий для сбора разведывательной информации, чтобы предотвратить повторение тех событий.

Активировалось гражданское общество Израиля. Средства массовой информации, ранее лояльно настроенные к правительству или военным, стали гораздо более критичными. НКО, которых до войны было мало, приобрели известность, поскольку люди стремились добиться перемен через гражданское общество. Все это в немалой степени было обусловлено внезапным падением веры страны в институты, которым она полностью доверяла ранее: армию и правительство.

Возможно, самое значительное влияние травм той войны: целое поколение израильских политических лидеров стало опасаться решения о вступлении в войну. Теперь они знают, что страна не сможет выдержать слишком большие потери и что о любой войне будут судить не только по тому, как она обернется на поле боя, но и по тому, сколько жизней она унесет.

После Войны Судного дня и тем более после войны в Ливане девять лет спустя политики усвоили, что любая война приведет к следующему сценарию: жертвы, протесты и комиссии по расследованию, приводящие к отстранению от должности тех, кто ушел сражаться. Все операции теперь должны быть быстрыми, ограниченными и технологичными: страна не потерпит жертв.

Премьер-министр Биньямин Нетаньяху не участвовал в Войне Судного дня, отметил Орен, «но он является ее продуктом. Он очень не склонен к риску, войне и конфликтам».

Для лауреата Нобелевской премии Исраэля Аумана такая точка зрения представляется ошибочной. В статье 2020 года в «Макор Ришон», посвященной 47-й годовщине войны и озаглавленной «Настоящая трагедия войны Судного дня в том, как мы на нее смотрим», Ауман написал, что войне удалось подорвать уверенность Израиля в себе не из-за египетских сил, но из-за того, что война была воспринята как провал.

«Хотя изменить общественное мнение, формировавшееся годами, кажется невыполнимой задачей, мы должны его исправить, — написал он. — Ради павших, ради нашей национальной устойчивости, ради будущего. Пришло время публично заявить: мы выиграли Войну Судного дня. Большое время».

Jerusalem Post, перевод Марии Якубович