50 лет назад началась одна из самых ожесточенных арабо-израильских войн. В израильской историографии ее называют войной Судного дня, в арабской — Октябрьской войной. Арабы, несмотря на поражение, считают те события поводом для гордости. Для победителей-израильтян же война стала тяжелой национальной травмой. Они до сих пор продолжают рефлексировать на этот счет, соизмеряя происходившее полвека назад с нынешними событиями. В частности, с расколом общества в связи с судебной реформой в Израиле. Среди ее противников есть немало ветеранов войны 1973 года, которые митингуют под лозунгом «Провал 73 – 23».
Неожиданное нападение
На этой неделе в Израиле отметили 50 лет с начала войны Судного дня. По европейскому календарю это 6 октября, но по еврейскому календарю в нынешнем году дата попала на 24–25 сентября.
В 3:50 6 октября 1973 года, в день поста Йом-Кипур (Судный день) — самый священный для евреев день в году, когда жизнь в стране замирает,— телефонный звонок разбудил премьер-министра Израиля Голду Меир. Звонил ее военный секретарь Исраэль Лиор, который сообщил о срочном уведомлении от главы службы внешней разведки «Моссад» Цви Замира, который отправился в Лондон для встречи с высокопоставленным источником. Позднее стало известно, что это был Ашраф Марван — зять на тот момент уже покойного президента Египта Гамаля Абдель Насера, в отношении которого до сих пор идут споры, был ли он двойным агентом или нет.
Цви Замир сообщил, что Египет и Сирия планируют нанести совместный удар по Израилю. Через несколько часов в канцелярию премьер-министра пришла телеграмма с полным отчетом главы «Моссада». Она начиналась с пугающей фразы: «Египетская армия и сирийская армия собираются начать атаку на Израиль в субботу, 6.10.73, ранним вечером». Далее последовала весьма подробная информация о военных планах двух армий. Армия обороны Израиля начала лихорадочно готовиться к атаке противника, в частности началась мобилизация в танковых войсках. Но удар был нанесен раньше, чем ожидалось, в два часа дня.
В этот момент значительная часть населения находилась в синагогах. Представители армии заходили в молельные дома и называли коды подразделений, где началась срочная мобилизация. Один за другим люди вставали и выходили из синагоги. Коды подразделений звучали и по радио, хотя обычно в Йом-Кипур в израильском эфире хранится молчание.
Израиль подвергся нападению сразу с двух сторон: Египта — с юга и Сирии — с севера. К армиям этих двух стран также присоединились иракские и иорданские военные.
Для Израиля война стала неожиданностью. Спецслужбы хотя и знали о передислокации арабских сил и не единожды получали предупреждения о возможной военной операции, но неправильно интерпретировали происходящее. Одна из проблем — конкуренция между «Моссадом» и военной разведкой. Впрочем, закрывало глаза на ситуацию и политическое руководство страны. После окончания военных действий под давлением общественности была создана государственная комиссия по расследованию просчетов руководства накануне и в начале войны. Ее возглавил бывший председатель Верховного суда Шимон Агранат. Комиссия сочла главными виновными начальника Генштаба Давида Элазара, руководителя военной разведки Эли Зеиру и командующего южным военным округом Шмуэля Гонена, которого зачастую называли его первой фамилией Городиш. Однако спустя годы, после изучения мемуаров, интервью и рассекреченных документов, можно прийти к выводу, что комиссия Аграната судила о событиях пристрастно — в частности, в пользу премьер-министра Голды Меир, министра обороны Моше Даяна и членов их кабинета, но против профессиональных военных. Так, к примеру, Голда Меир за неделю до войны встречалась с королем Иордании Хусейном, который предупредил ее, что сирийские войска «заняли позиции в подготовке к броску». 3 октября она провела встречу, на которой присутствовали министр обороны Моше Даян, глава МИДа Игаль Алон и высшее военное командование страны. Они пришли к единому мнению, что непосредственной угрозы войны с арабами не существует. Кроме того, они были убеждены в непобедимости израильской армии.
После Шестидневной (Июньской) войны 1967 года Израиль пребывал в эйфории. Считалось, что арабские армии не смогут быстро восстановиться после учиненного им разгрома. Тогда в результате превентивного удара Израиль в четыре раза увеличил свою территорию. Были оккупированы Западный берег реки Иордан (в израильской терминологии — Иудея и Самария), сектор Газа, Синайский полуостров и Голанские высоты. Страна находилась на экономическом подъеме и готовилась к очередным парламентским выборам. Правящая партия «Авода» была уверена в своей победе. «Мир установлен на берегах Суэцкого канала, в Синайской пустыне, в секторе Газа, на Западном берегу, в Иудее, Самарии и на Голанских высотах. Границы безопасны. Мосты открыты. Иерусалим объединен. Строятся новые поселения, и наша политическая ситуация стабильна. Все это — результат сбалансированной, смелой и дальновидной политики»,— гласили предвыборные лозунги «Аводы».
Совсем другая атмосфера царила среди арабов. Поражение в Июньской войне впервые подорвало их веру в идеи арабского национализма и арабского единства. Именно тогда был дан первый сильный импульс к активизации политического ислама, в том числе его экстремистских проявлений. События 1967 года стали переломными и для светской части арабского общества, особенно в среде творческой интеллигенции. Война принесла отрезвление от лозунгов, разочарование в лидерах и ощущение катастрофы. Особенно это было заметно в Египте. Анвар Садат, ставший президентом этой страны уже после Июньской войны, решил переломить ситуацию. С самого начала он говорил о реванше и добился своего, блестяще подготовившись к войне со всех точек зрения — военной, разведки и дипломатии, создав в том числе иллюзию возможности переговоров с Израилем о мире под давлением США.
Кроме того, несмотря на разворот к США и изгнание в 1972 году советской группировки, Каир все же сохранил контакты с Москвой. Да и советской военной техники у него к началу боевых действий в любом случае уже было накоплено немало. Еще больший военный потенциал был у Сирии.
Общая численность египетских и сирийских вооруженных сил составляла приблизительно 750 тыс. человек — втрое больше, чем численность израильских вооруженных сил после полной мобилизации.
Кроме того, у ВВС Египта было 550 самолетов, у сирийцев — 310, а у израильтян — 480. У арабов было также танковое превосходство: 2 тыс. советских танков новейшей модели у египтян плюс 1,2 тыс. у сирийцев. В танковых войсках Израиля имелось 1,7 тыс. машин, многие из которых были устаревшими моделями.
В итоге в первые сутки боевых действий египетская армия перешла на другую сторону Суэцкого канала, а сирийцы провели успешную атаку на Голанских высотах, откуда могли обстреливать территорию Израиля. И если на юге до основных израильских городов египтянам нужно было еще преодолеть Синайский полуостров, то на севере страны ситуация была критичной. Еще немного, и сирийские танки могли оказаться в израильских населенных пунктах. Устоять израильтяне смогли очень высокой ценой, но все же уже через несколько суток после начала войны им удалось пойти в контрнаступление. В итоге израильские танки оказались в 100 км от Каира и в 40 км от Дамаска. Пригороды сирийской столицы оказались под прицелом. Именно тогда стороны согласились на прекращение огня.
Боевые действия продолжались почти три недели. За это время погибли более 2,6 тыс. израильских военных. Несколько сотен человек были взяты в плен. Данные об арабских потерях разнятся — от 8,8 тыс. до примерно 18 тыс. военных и гражданских.
От войны к миру
Прекращение огня было достигнуто при посредничестве СССР и США. Обе великие державы активно снабжали арабов и израильтян оружием и попутно вели противостояние друг с другом, конкурируя за влияние в регионе. Москва, обеспечивавшая Каир и Дамаск вооружением еще до войны, продолжила это делать и после начала боевых действий. В период 9–22 октября в Египет и Сирию в среднем прилетало по 30 самолетов с советской техникой в день. Видя ситуацию на фронтах, а также наблюдая активность Москвы, США на третий день войны открыли воздушный мост, обеспечивающий Израиль вооружением, в первую очередь самолетами. Это произошло по настоянию госсекретаря США Генри Киссинджера. Как он сказал в опубликованном накануне 50-летия войны интервью израильской газете «Маарив», США не могли допустить, чтобы арабы продемонстрировали свое превосходство с помощью советского оружия. «Мы придавали большое значение риску, что советское оружие будет восприниматься на международной арене как более качественное в связи с успехами египетской армии»,— сказал он. США потребовалось три дня, чтобы собрать необходимое Израилю вооружение. С тех пор американская поддержка Израиля не прерывалась.
Параллельно США и СССР вели переговоры насчет возможностей прекращения огня. Генри Киссинджер прилетал в Москву. Обе стороны убеждали Каир остановиться. При этом с самого начала боевых действий звучали предложения, чтобы все остались на территориях, занятых к моменту заключения соглашения о прекращении огня. В первые дни войны это никак не устраивало Израиль. Египет же мог оказаться в более выгодных условиях, но Анвар Садат предпочел воевать, в итоге потеряв достигнутое. Еще более несгибаемым был Дамаск. Согласно некоторым иностранным источникам, сирийцы остановились только после того, как получили предупреждение: если они пересекут Иордан, израильская армия нанесет ядерный удар по Дамаску. По слухам, посредником в этом деликатном деле выступил Евгений Примаков, занимавший тогда пост заместителя директора Института мировой экономики и международных отношений. Известно, что между 1971 и 1977 годами он несколько раз конфиденциально приезжал в Израиль с «неофициальной миссией» и встречался с представителями израильского руководства в Вене. После Шестидневной войны Голда Меир пыталась наладить контакты с Москвой. В свою очередь, руководство СССР хотело через Евгения Примакова прощупать возможность арабо-израильских переговоров, но из этого в итоге ничего не вышло.
Тем не менее условием прекращения огня в 1973 году, согласованного совместно США и СССР, стало начало прямых переговоров между арабскими государствами и Израилем. Правда, на осуществление этого ушли десятилетия.
Мирные переговоры с Сирией, которые активно шли в 1990-х, закончились безрезультатно. А вот Египет пошел на мир с Израилем практически сразу после Октябрьской войны. Это стало возможным в том числе благодаря реваншу, который Каир получил в начале боевых действий — унижение 1967 года было если не забыто, то смыто кровью. Спустя несколько лет в результате мирных переговоров с Израилем Египет вернул под свой контроль Синайский полуостров.
Смешанные чувства
Неудивительно, что до сих пор египтяне отмечают 6 октября — день начала Октябрьской войны — как день величайшей победы. И если материалы, посвященные 1967 году, в арабской и египетской прессе полны болезненной рефлексии, то 1973 год расценивается как момент триумфа, к которому хотелось бы возвращаться вновь и вновь. И речь здесь не сколько о ситуации на поле боя, сколько об атмосфере. Если в 1967 году рухнул миф об арабском единстве, то в 1973-м возникло ощущение, что это все-таки возможно. Арабские страны солидарно с Дамаском и Каиром заявили, что не будут поставлять нефть США и другим западным странам, поддержавшим Израиль. В результате мировые цены на нефть подскочили в четыре раза. Бойкот длился до марта 1974 года. Единодушие и национальный подъем царили и в Египте. Так, несколько лет назад в материале египетской газеты «Аль-Яум ас-Сабия», посвященном одной из годовщин войны, местные политологи и политики подчеркивали, что египетская нация сплотилась ради того, чтобы вернуть утерянное в предыдущей войне достоинство.
«Единство всегда делает то, чего не делает разделение, даже перед лицом величайшей силы на земле. После войны наступает мир. Успех Египта открыл перед ним горизонты для мирных переговоров о возвращении земель»,— это уже цитата с египетского сайта «Шбабек», специализирующегося на проблемах воспитания молодежи. Текст — краткое пособие для учителей, ведущих уроки на тему Октябрьской войны.
Но иллюзия единства длилась недолго. После того как в 1977 году Анвар Садат первым из арабских лидеров посетил Израиль, а спустя два года подписал с ним мирное соглашение, Египет был исключен из Лиги арабских государств на десять лет. 6 октября 1981 года во время парада, посвященного годовщине войны, Анвар Садат был убит исламистами. С тех пор и Египет, и арабский мир в целом пережили многое. Особенно непростыми были последние годы — арабская весна, смена режимов, вмешательства в дела друг друга, очередные межарабские бойкоты. Но все же идея о возможности переговоров и мира с Израилем была внесена в повестку дня, и это стало возможно в том числе в результате войны 1973 года.
Сегодня все больше арабских стран нормализуют отношения с Израилем.
После войны 1973 года и визита в Иерусалим Анвара Садата о неизбежности мира задумались и в Израиле. Начинают возникать организации, выступающие за переговоры с арабскими странами и возвращение оккупированных территорий. Но все же для израильтян война 1973 года в первую очередь не про мир. Это серьезная национальная травма. Израильтяне вновь и вновь ищут ошибки, переживают провал политического и военного руководства. Тогда под гнетом ответственности и на фоне беспрецедентной на тот момент волны протестов правительство Голды Меир ушло в отставку, но облегчения обществу это не принесло.
Война 1973 года стала историей про то, как в одночасье можно потерять страну. И это особенно актуально сейчас, когда израильское общество оказалось расколото из-за судебной реформы, продвигаемой правительством. Впрочем, дело не только в реформе. В Израиле все чаще говорят о том, что страна находится на грани гражданской войны. В обществе нет единства ни по одному вопросу, в том числе в том, что казалось раньше незыблемым.
Весьма показательная история произошла как раз на Йом-Кипур, в день 50-летнего юбилея войны. В Тель-Авиве начались стычки во время молитвы на открытом воздухе.
Одни настаивали на разделении общественного пространства для мужчин и женщин (согласно иудейской традиции, но вопреки запрету суда на этот шаг), другие пришли с лозунгами против навязывания религиозных догм. Раньше Йом-Кипур был одним из дней, вокруг которого складывался национальный консенсус.
После этого, выступая на государственной церемонии, посвященной юбилею войны, президент Израиля Ицхак Герцог осудил «раскол, поляризацию, бесконечный спор». Он назвал это «реальной опасностью» для израильского общества и безопасности страны и призвал «остановиться здесь и сейчас». «Враги Израиля неоднократно говорили об этом. Они называют наш внутренний кризис первым этапом дезинтеграции Израиля. И хотя они совершенно неправы, мы должны опомниться, понизить тон, прислушаться, протянуть руку помощи и положить конец внутреннему кризису, в котором мы находимся»,— подчеркнул он.
В то же время премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху напомнил, что в 1973 году израильская общественность, «светские и религиозные, левые и правые, евреи и неевреи доказали, что у них было больше общего, чем того, что их разделяло». Правда, именно его правительство многие в Израиле обвиняют в том, что оно создало в стране атмосферу вражды и ненависти. И весьма характерны слова премьера в социальной сети X (бывшая Twitter), когда он обвинил «левых протестующих» в том, что они «взбунтовались против евреев во время молитвы». А за неделю до этого Биньямин Нетаньяху также обвинил тех, кто выступает против юридической реформы в сговоре с врагами Израиля. Правда, лидер оппозиции Яир Лапид также добавил масла в огонь, заявив сразу после событий в Тель-Авиве:
«Религиозные экстремисты пытаются принести войну и к нам домой».
Все эти слова не приносят успокоения обществу. И совсем неслучайно сегодня среди протестных организаций в стране — объединение ветеранов войны Судного дня, так же как и объединение родственников павших солдат. «Провал 73 – 23» — один из популярных лозунгов в Израиле, намек на непрофессионализм правительства тогда и сейчас. Слова «Не напрасно!», «Он пал ради демократического государства», «От памяти к протесту» постоянно появляются на плакатах в ходе проходящих в эти дни церемоний памяти павших и в целом во время протестов против юридической реформы, которые не прекращаются в стране с начала января. В то же время бригадный генерал запаса и один из героев войны Судного дня Авигдор Кахалани с первых дней протеста критиковал попытки увязать события 1973 года с тем, что происходит сейчас, а также выступал против решений резервистов не появляться на сборах в знак протеста против реформы. Более того, он называл это попыткой военного переворота.
На таком фоне израильтяне раз за разом возвращаются к событиям полувековой давности, опасаясь, что внутренний раскол помешает противостоять все еще существующей внешней угрозе. Они вновь боятся потерять и страну, и себя.
