Александр Разгон – журналист и историк. Он родился в Москве, окончил факультет журналистики Московского университета, работал в центральной прессе.  Его знаменитый дядя Лев Разгон - писатель, литературный критик, правозащитник, узник ГУЛАГа, один из основателей Общества «Мемориал».

В Москве, в советское время, Александр Разгон занимался нелегальной еврейской прессой. Четыре периодических издания выпускал сам и еще в нескольких был литературным редактором. Посвятил много времени поиску архивных материалов о еврейской общине Москвы прошлых столетий. В последнее время наш собеседник занимается документальным кино.

В 1988 году Александр Разгон был приглашен обработать архив Нахума Цемаха, основателя театра «Габима». На основе его переписки с Мирьям Гольдиной – его женой, актрисой того же театра, он сделал пьесу, которая была поставлена в Петербурге.

Недавно он прочитал ряд лекций в еврейских и нееврейских точках Москвы, включая еврейскую общину Сокол - Аэропорт, Еврейский музей и центр Толерантности, театральный музей им. А.А.Бахрушина и другие.

- Александр, у Вас довольно известная фамилия...  Что она означает?

Моя фамилия - Разгон. Разгон – это вовсе не ускорение на старте, а аббревиатура – рабби Саадия Гаон. Человек, который жил 1000 лет назад в Вавилоне, перевел на арабский язык Тору, был философом, поэтом, полемистом, т.е. это - очень крупная личность. 150 лет назад шла паспортизация евреев России, и писарь наверняка спросил моего предка: «Как тебя  кличут?» Тот ответил «Расгон». И его грамотно записали – «Разгон», через «з». Но сохранились синагогальные хроники, в двух маленьких городках Белоруссии – Горках и Несвиже. И сейчас они находятся в архиве Стендфордского университета, где написано, что в общине есть потомки рабби Саадии Гаона, именуемые Расгон. Это о моих дальних корнях.

- Вы родились в Москве?

Да. Потому мои ближние корни –это арбатские переулки, где я вырос. Мой отец был превосходным литератором, журналистом, но в условиях СССР не мог реализоваться как писатель, потому что сначала он был враг народа, и отбывал свой срок в сталинских лагерях до войны, потом прошел войну, потом началась борьба с космополитами, и он сидел без работы, подрабатывал, как литературный пролетарий.  Только в Израиле я смог издать книжку отца «Рассказы военного журналиста».  А мама тоже нахлебалась таких вот вещей, хотя детство ее начиналось очень безоблачно. Ее отец был советским консулом в Гамбурге, а мать была с ним, и видела вживую таких людей, как Гитлер, Геббельс, Борман. А потом было все, как у других евреев, и маме тоже пришлось столкнуться с рядом проблем советского времени.

Но несмотря на все тяжести той жизни, родители сохранили свой высокий культурный, интеллектуальный уровень, и это проявлялось во многих вещах. Домашняя наша кухня сохраняла еврейские блюда. Отец и бабушка временами переговаривались на идиш, когда нужно было что-то скрыть от меня. И как это ни удивительно, но в СССР были детские книги о еврейской жизни. Правда, там описывалось местечко, и как там было тяжко жить, и как потом стало хорошо, уже при советской власти. И тем не менее, в литературе СССР уже была зафиксирована еврейская жизнь.  

Тогда были превосходные педагоги в арбатской 58-й школе. Причем почти половина педагогов были евреями. И когда директору моей 58-й школы власти не в прямой форме ставили это на вид, упрекая его в странном подборе кадров, он, бывший фронтовик, как и хромающий после войны завуч, делал наивные глаза и говорил, что у этих людей есть дипломы о высшем образовании, почему бы их не взять на работу?! Школа моя была очень хорошей, она числилась в районе как очень достойная. Я получил там прекрасное образование. Вообще, подбор педагогов, обучавших меня и других арбатских ребят, был превосходный.

Я стал журналистом, как и отец. Окончил факультет журналистики МГУ. Венцом моей карьеры была работа в центральной газете. Для еврея и при том не члена коммунистической партии я сделал превосходную карьеру. В какой-то момент близко сошелся с правозащитниками, часто бывал у А.Д.Сахарова, общался с ним. И это наложило отпечаток на всю мою жизнь. Я включился в еврейскую тему, стал заниматься еврейским самиздатом. Мы начали пытаться уехать, и это очень долго не получалось - фактически в течение восьми лет. Был отказником. Работал сторожем в гараже, покинув с треском центральную газету. И занимался самиздатом, делал четыре еврейских журнала, меня даже назвали «королем самиздата».

- Что было потом?

Мы наконец уехали в Израиль, моя жена и наши две дочери. В Израиле я продолжал заниматься печатной и радиожурналистикой. Потом перешел на видеожурналистику. И как мне один раз сказали, я являюсь основателем русскоязычного интернет–телевидения в Израиле. Действительно, 13 лет назад я начал делать сайт, на который выставлял свои же видеосюжеты, сам снимал их, монтировал, озвучивал. Два года назад начал делать ТВ-программу на 15-20 минут из нескольких рубрик, занимался этим в течение года. Кроме того, стал снимать документальное кино. Потому что увидел, что люди, составлявшие еврейское движение в СССР, уходят. Хотелось сохранить историю. В 70-80-е годы снял несколько фильмов, и один из них был своеобразным образом отмечен на международном фестивале. И сегодня я продолжаю делать документальные сюжеты.

Кроме того, в отказе я занимался еще историей еврейской Москвы, это было мне очень интересно. В Израиле я выпустил книжку «Евреи Москвы». Это шесть очерков. Иногда выступаю с лекциями на эту тему. А когда я приехал тридцать лет назад в Израиль, мне предложили описать поступивший в Театральный музей Еврейского университета в Иерусалиме личный архив какого-то человека. Это оказался архив основателя театра «Габима» Нахума Цемаха. И я описал его, попросив разрешения скопировать часть документов. Среди этих документов была его переписка с его женой Мириам Гольдиной - актрисой этого театра. Сначала переписка велась на территории США, а потом он уехал в Палестину, создавать свой театр, и переписка шла между двумя концами света. И в какой-то момент я вдруг увидел здесь пьесу, и написал ее, на основе этих писем.  Пьеса – это диалог двух людей. Конечно, где-то я вмешивался в текст, редактировал его. Но в общем, эта переписка сохранилась в оригинальной форме.  Через три года мою пьесу поставили в Петербурге, и меня пригласили на премьеру.

- Почему Вы сейчас приехали в Россию?

Несколько лет назад ко мне обратилась женщина и попросила стать литературным редактором книги, которую она готовила. Речь шла о книге ее сына Зэева (Владимира) Фридмана, который рано ушел из жизни. Это была еврейская семья из Ростова-на Дону. Когда сын умер, она стала разбирать его архив и обнаружила готовый роман, рассказы, стихи, публицистику.  Это оказался превосходный роман. На него дали очень высокий отзыв именитые литераторы Израиля. Я сделал свою работу, книга «Когда зажжется свет в ночи» вышла. И мама, чтобы увековечить память сына, провела ряд презентаций в городах Израиля, а затем книга начала жить своей жизнью. Сейчас роман вышел в Киеве. Возможно, будет издание во Франции. Осуществилось переиздание в Чикаго, в Москве. И я поехал в Москву проводить презентации. Общим числом, прошло пять презентаций этой книги, в еврейских центрах и не только. В части московских точек захотели послушать мои лекции. В «Еврейском музее и центре толерантности» я прочел три лекции – «История евреев Москвы», «Еврейский самиздат» и «Происхождение еврейских фамилий».

Москва - это древний исторический город. Наверное, каждый, проходя или проезжая мимо многочисленных памятников архитектуры или просто красивых мест центра Москвы, невольно поддается размышлению о судьбах тех, кто создавал все это или жил тут в этих домах.  Есть немало мест на карте Москвы, которые связаны также с историей евреев. Еврейская община Москвы предшествующих столетий, по понятным причинам, не была многочисленна, но в ней были яркие, незаурядные люди нередко тяжелых и трагических судеб, чья вера, смекалка, трудоспособность и юмор помогали выжить и даже преуспеть.  

В Сахаровском центре я выступил с лекцией «Трудная судьба театра «Габима». Там я рассказывал о культурной и политической обстановке тех лет и о том, как это влияло на театр, как он зависел от этого, какие шли процессы в этой среде, чем это все закончилось. Лекцию о театре «Габима» прочел также в Музее театрального искусства им. А.А.Бахрушина – естественно, под другим углом.

- Как Вы выучили иврит?

Иврит начинал учить в подпольном ульпане. Немного что-то успел, потом продолжил в Израиле. Язык – очень интересный, постоянно дает массу открытий. В Израиле я снова занялся журналистикой. Кроме того, у меня родилось еще четверо детей. И сейчас их - шестеро.

- Что расскажете об Израиле?

Мы с женой постоянно открываем для себя Израиль с новых сторон, на самых разных уровнях. Как известно, местные жители Израиля, сабры – это кактусы, колючие снаружи и отзывчивые внутри. То и дело убеждаемся в этом.

- А о жене добавите немного?

Жену мою зовут Сара–Кира. Она была в этой отказной среде советского времени, как и я, в среде активистов. Ее дядя - один из первых преподавателей иврита в Москве. Жена входила в ансамбль ивритской песни, и по воскресеньям они выступали перед отказниками, на квартирах. В маленькую московскую квартиру набивалось человек 30, и они давали свои концерты.  Потом один еврейский активист решил провести гастроли этой группы в Ленинграде. При этом власти тогда делали все, чтобы евреи разных городов не очень поддерживали связь между собой.  И он сумел провести эти гастроли, нашел пять квартир, смог привести людей - и за два дня ансамбль дал пять концертов, их послушало примерно 200 человек. Недавно я сделал об этом документальный фильм, который так и называется «Квартирные гастроли». Так вот, моя жена пела в этом ансамбле. А в Израиле она еще четырежды стала еврейской мамой, а теперь она и бабушка, у нас шестеро внуков. Она постоянно ездит по стране, помогает дочерям.

- Ваш знаменитый родственник, Лев Разгон, известен всем. И он так много страдал в то страшное время…

Я помню день, когда Лев Разгон вернулся из ссылки. Мне было 6 лет, помню вокзал, чугунные решетки… Подошел поезд, на перрон вышел худой мужчина в серой одежде, с деревянным чемоданом в руке. Они обнялись с моим отцом, и вот этот приехавший человек и был Лев Разгон. Помню, что Лев, после всех злоключений, работал в Доме детской книги, а потом стал детским писателем, был членом Союза писателей, состоял в комиссии по детской литературе. Он откладывал для меня хорошие детские книги, выходившие в то время, прямо стопками. Дядя как-то влиял на мое воспитание вот таким опосредованным способом. Мы много общались.

У него была попытка передать свои рассказы в Европу для издания, но этого не случилось. А когда его книги наконец вышли, это было уже в период и после Перестройки, он приезжал в Израиль, и был полон хороших впечатлений. В какой-то момент он мне сказал – «Ты занимаешься издательской работой, в частности. Может, ты сделаешь сборник из моих вещей, которые не вошли в книги, а были в еженедельниках, альманахах?» Я согласился, и эта книга появилась на свет в Иерусалиме.

Когда Льва Разгона хоронили, проводить его в последний путь пришли десятки людей, и я читал кадиш на кладбище. Все эти люди дружно ответили мне в конце молитвы - «Амен».

- Ваши творческие планы?

Беседовала Яна Любарская