Эксклюзивно для портала «СТМЭГИ», композитор, журналист и литератор Сергей Колмановский рассказывает о своем знаменитом отце — Эдуарде Колмановском.
Эдуард Колмановский - российский композитор, Народный артист СССР, Лауреат Государственной премии СССР, автор всем известных, культовых хитов: «Я люблю тебя, жизнь», «Хотят ли русские войны», «Алёша», «Чёрное и белое», «Диалог у новогодней ёлки», «Бирюсинка», «Вальс о вальсе», «Бежит река», «Журавлёнок», музыки из киноленты «Большая перемена» и многих –многих других, так искренне полюбившихся народу, ярких, мелодичных композиций. Эксклюзивно для портала «СТМЭГИ», композитор, журналист и литератор Сергей Колмановский, сын этой масштабной фигуры из музыкального мира, откровенно поделился самым сокровенным…
Сергей Эдуардович Колмановский
-Уважаемый Cергей Эдуардович, расскажите, пожалуйста, о вашем детстве и о том, как на вас повлиял ваш отец в воспитании вашего музыкального вкуса? Каково было взрослеть в столичном Газетном переулке? Может вспомните какие-то забавные случаи из юности?
Отец был человеком страстным и музыку любил до безумия. Когда он играл мне, совсем маленькому, что-то своё самое любимое из классики, его глаза светились гордостью за человечество, и это усиливало эмоциональное воздействие музыки, на моё, тогда ещё только формировавшееся воображение. Вскоре я стал сам сочинять пьески. Играя их отцу, от усердия сопел, как все дети, поэтому папа называл меня «композитор Сопен». В композиторском доме жить было непросто — ведь не все жильцы были единомышленниками и друзьями. Не могу забыть, как один из них за что-то отчитывал расшалившегося во дворе мальчишку, а тот огрызнулся: «А папа говорит, что Вы пИшете Юрунду!» А ещё там была жуткая слышимость (надо же, именно в композиторском доме, где все играют!). Сигизмунд Кац говаривал: «Заходи в гости, Лепин новое сочинение написал — послушаем!»
Эдуард Колмановский с семьей
- Почему люди так любят песни вашего отца, которые актуальны до сих пор? В чем секрет их популярности - в мелодичности, в известных исполнителях и пр.?
Я очень рад, что не могу ответить на ваш вопрос. Есть много мелодичных песен, исполненных самыми известными певцами и, тем не менее, не ставших известными или быстро забытыми. Искусство — мистическая категория, и если бы его можно было программировать и препарировать в полной мере, оно бы девальвировалось до нуля. Недаром, ни один компьютер ничего интересного не написал, несмотря на длящиеся уже много десятилетий, усилия учёных.
Эдуард Колмановский и Иосиф Кобзон
- Расскажите про отношения отца и певца, актера — Марка Бернеса. Как они строились, правда ли, что Бернес называл Вашего папу — «рэбе?» Почему? Знаю, Эдуард Савельевич и Бернес долго готовили песню «Я люблю тебя жизнь», так как сначала этому исполнителю там что-то не понравилось... Через какое время эту песню начал петь Иосиф Кобзон…?
Бернес был вообще очень еврейским человеком, хорошо знал идиш. Когда отец сыграл ему первый вариант песни, тот его отверг и чтобы смягчить свой отказ и утеплить ситуацию, употребил это в общем-то расхожее еврейское слово: «Рэбе, это не получилось!» Действительно, они подружились — у них уже был совместный «Перекрёсток». И отец сделал вторую попытку, результаты которой мы все знаем. Папа и сам был одержимым и неуёмным перфекционистом — это сближало его с Марком Наумовичем.
Эдуард Колмановский, Марк Бернес, Евгений Евтушенко
Вскоре, хит «Я люблю тебя, жизнь!» подхватили многие артисты, в том числе и Кобзон. Когда и где он спел её впервые — не знаю. Но если вы уже упомянули это дорогое моему сердцу имя, я позволю себе несколько слов об этом уникальном певце, недавно ушедшем от нас.
О Кобзоне много говорилось и писалось, но почему-то никто не упоминает о его важнейшем и редчайшем для эстрадного певца качестве — удивительном чувстве собственного достоинства на сцене. А ведь именно это качество сделало его незаменимым в исполнении песен гражданского содержания даже на официальных концертах, несмотря на еврейскую фамилию и тысячелетнюю скорбь в глазах. В одном из последних стихотворений, Н. Добронравов пишет: «Не просил подаянья Утёсов, и Вертинский не хлопал себе». Вот и включил бы в эту когорту Кобзона.
Эдуард Колмановский и Евгений Евтушенко
- Какую роль сыграл в творчестве Э.С.Колмановского - поэт Евгений Евтушенко?
Особая роль Евтушенко в творчестве папы состоит не только в написании дивных стихов для песен, но и в редкостном умении поэта – сочинять стихи на готовую музыку. Ведь это всегда вызывает технические трудности — надо уложиться в прокрустово ложе мелодии, и зачастую эти трудности приводят к потере качества стиха. Поэзия Евтушенко полноценна и в этом случае. На готовые мелодии отца, он написал стихи к таким песням, как: «Вальс о вальсе», «В нашем городе дождь», «Бежит река», танго — «У меня есть тайна». Но гораздо бОльшую роль сыграл отец в творчестве Евтушенко. Он привёл поэта в песню, а потом познакомил его с Бабаджаняном, что тоже вылилось в известный художественный результат.
- Вы или ваш папа - сталкивались ли когда-то с антисемитизмом, с притеснением по национальному признаку? С какого момента лично вам пришло осознание еврейства?
Как это не парадоксально, считаю, что национальность по большому счёту, помогла отцу. Его травили не по этническому признаку, а за то, что его песни рассказывали о жизни - во всей её многозначности, а не о придуманном властями благополучии. В своё время, так же травили такого отпетого великоросса, как Борис Мокроусов. Когда жизнь взяла своё и Эдуард Колмановский стал недоступным для критики классиком, власть ему ещё долго не воздавала. Например, не написавший ни одной по-настоящему любимой народом песни Игорь Лученок - значительно превосходил отца по званиям и регалиям. Но ласка властей, ордена и премии —всё это редко бывает подлинным союзником творца в поиске творческого самовыражения.
Талант папы, его высокая общая и музыкантская эрудиция были весьма привлекательны для руководства Союза Композиторов, но его природный недостаток не позволял власти предложить ему вступить в партию и вообще «поставить» на него, как на функционера. Но настал момент такого расцвета его славы в народе и авторитета в музыкальных кругах, что беспартийность и еврейство - перестали иметь значение, и начальство - таки посадило отца на пост председателя бюро комиссии песни. При его добросовестности и ненависти к дрязгам и интригам, он промучился в этом кресле несколько лет, пока с большим трудом не сбросил с себя это ярмо.
Как любой еврей в СССР, я постоянно сталкивался с бытовым антисемитизмом, а значит, чувствовал себя евреем с молодых ногтей, но государство меня по этой линии не притесняло — спасало положение наследного принца. Разве что мою маленькую дочку не взяли в престижную английскую школу из страха, что мы семьёй эмигрируем, как евреи, а у директора учебного заведения начнутся неприятности.
Прожив много лет в Германии, где сегодня за проявление антисемитизма можно получить 10 лет, стараюсь не разбрасываться обвинениями в этом пороке. Когда моя дочь Оля училась на языковых курсах, к ней стал придираться преподаватель, пособник уравниловки, а девочка была на порядок выше других учеников. Однажды, он стал осыпать её совершенно необоснованными упрёками, в присутствии руководства курсов. Тут она ему и говорит: «А Вы часом не антисемит?» От страха её преследователь, что называется, проглотил язык, долго не мог произнести ни звука. И его немедленно уволили. Между тем, Оля совершенно лишена семитских черт лица, и фамилия у нас довольно нейтральная. Думаю, что теперь, проживши 27 лет в правовом государстве, она не стала бы почём зря обвинять в антисемитизме, даже отъявленного негодяя.
Кстати, руководство курсов предложило ей закончить их экстерном. (Подозреваю, что если бы она согласилась, того учителя вернули бы, как только за Олей захлопнулась бы дверь).
Эдуард Колмановский с супругой
- Ваша мама трудилась педагогом, расскажите, пожалуйста, о ней, откуда идут ее корни? Ведь у ваших родителей была уникальная любовь, еще со школьной скамьи…
Моя мама, Тамара Наумовна Майзель - дочь врача-психиатра, который совсем молодым, был пристрелен своим пациентом. Моя бабушка тоже была врачом. Профессиональное формирование мамы пришлось на самый пик борьбы с «космополитами», поэтому она вынуждена была взять фамилию своего русского отчима - Сергеева. Однако это её не спасло. Она была внаглую уволена из Института языкознания по надуманной причине, причем 31 августа. Это казалось полным беззаконием! Как она могла найти работу, накануне начала учебного года? Каким образом она потом устроилась в Институт физкультуры, где преподавала английский, до самой своей гибели в автомобильной катастрофе - я не знаю. С отцом они начали встречаться со второго класса школы, и мама не дожила всего полгода до их серебряной свадьбы. В середине 50-х годов, она защитила кандидатскую диссертацию, в семье стало больше денег, и это дало возможность отцу «на риск» - уйти с работы на радио. Иначе, он бы не состоялся, как композитор.
Тамара Наумовна Майзель
Думаю, от мамы у меня — любовь к языкам, которая сыграла огромную роль в моей адаптации в Германии. Не уверен, мамины ли это слова, или она кого-то цитировала, но отчетливо запомнил их: «Человек живёт столько жизней, сколько знает языков».
- Как сложилась ваша судьба в Германии? Чем вы там занимаетесь, как идет процесс сочинения музыки на чужбине? Израильско - российский психолог Александр Ройтман считает, что эмиграция - это всегда испытание. Согласны ли вы с ним? Или эмиграция — начало новой жизни?
Тут я совершенно согласен с психологом Ройтманом. Скажу больше: для сколько-нибудь думающего человека, эмиграция - последний, отчаянный шаг, продиктованный безвыходностью ситуации (не обязательно политической, может статься и личной) на Родине.
Больной гангреной, вынужден идти на ампутацию ноги. Он вылечивается, но остаётся калекой, инвалидом. Потеря Родины - аналогичное увечье, и подумывающие – ехать - не ехать, должны точно представить себе, в чём состоят их проблемы на Родине, и будет ли эмиграция правильным рецептом при таком диагнозе?
Конечно же, это мощный стимул начать новую жизнь, но исходная этого начала - даже не ноль, а минус. Меня надо было бы считать пустышкой, если бы я при всём вышесказанном, считал бы себя полностью счастливым в эмиграции. Утешает мысль о том, что у рождённых в эмиграции моих внуков - полноценное яркое детство, и все возможности и дальше быть счастливыми, все уже зависит от них. Однако и для приезжающих с элементарными целями, эмиграция — тяжёлое испытание. Первый, полученный мною в Германии документ назывался – Duldung (от слова Dulden — терпеть).
Вот так примерно к нам и относится коренное население, и это естественно, хотя немцы даже терпят учтиво и цивилизованно. Но по необъяснимой причине, многие эмигрирующие полагают, что их тут должны встречать с оркестром и носить на руках. А с какой стати? Их ведь никто сюда не приглашал. Здесь надо себя как-то проявлять, чтобы заработать заинтересованность принимающей стороны, а это трудно, тем более, что не каждый человек здесь отличает плохое владение немецким языком от умственной неполноценности.
И вообще, при всех нынешних возможностях получить исчерпывающую информацию о жизни в Германии, представить себе её особенности заранее, в полной мере, невозможно. Для этого надо здесь пару лет пожить, и бывает, что после этого человек и хотел бы вернуться, а мосты уже сожжены.
Это как у портного. На первой примерке ещё нельзя ничего толком понять, а на второй - уже поздно что-то менять. Процесс сочинения музыки везде одинаков, но в Германии легче ставить музыкальные проекты на ноги, и называя вещи своими именами, легче искать спонсоров. Тут у меня нет комплексов.
- Где сегодня живет Мария, сестра Эдуарда Савельевича?
Мой дед, Савелий Маркович, очень рано умер от скарлатины, и через какое-то время, на моей бабушке женился его брат - Александр Маркович - это в обиходе у евреев. Маша появилась на свет уже в этом браке. Таким образом, папа и Маша - по матери родные брат и сестра, а по отцам - двоюродные.
Эдуард Колмановский с сестрой Марией
Помимо родственных отношений, их многое сближало в судьбе. Во время войны, у маленькой Маши стала развиваться дистрофия. Как только в 1945-м году отец стал членом Союза Композиторов, он достал путёвки Маше с мамой в Дом Творчества «Сортавала», где и тогда было прекрасное питание, таким образом, девочка восстановилась. Впоследствии, Маша вышла замуж за школьного друга отца и прожила с ним больше 50-и лет. В молодости у Маши, как и у её отца, были ярко выраженные математические способности, но несмотря на золотую медаль, дававшую ей право поступить в любой ВУЗ без экзаменов, на Мехмат её не приняли, придравшись к плохому зрению. И вообще, никуда не принимали — ведь это было начало 50-х годов. Ректор одного из ВУЗов так и заявил её маме: «Откровенно говоря, вашей дочери не место в нашем институте». Она не сдержалась: «А вам место в чёрной сотне!». Каким-то образом, Маша поступила на химфак и до пенсии успешно работала по этой специальности. Её старшая дочь Катя, ещё в СССР стала ортодоксальной еврейкой и первая репатриировалась в Израиль. За ней потянулась младшая сестра, а затем и Маша, живущая сегодня в Иерусалиме.
- Композитору Эдуарду Колмановскому посвящены две доски, с гордостью украшающие дома в Москве и в Белоруссии. Расскажите, пожалуйста, подробнее об этих проектах.
В 2011-м году я был на гастролях в Белоруссии. На концертах я рассказывал аудитории о своих белорусских корнях - мой прадед, Неух Павловицкий, был талантливейшим фельдшером, у которого лечился весь Могилёв. Однажды, после выступления ко мне подошёл один из зрителей, со словами: «Мои предки въехали в квартиру, которую покинул ваш прадед с дочкой и совсем маленьким внуком (это был мой папа — С.К.), переезжая в Москву. Вот адрес».
После этого, я добился приёма у заместителя могилёвского мэра - Игоря Шардыко, энтузиазму которого во многом обязана эта акция. Но был ещё один момент везения — в доме, где родился отец, находится банк, который и обязали взять на себя все расходы по созданию и водружению на доме мемориальной доски. В Москве же у меня долго ничего не получалось, мне трудно было сориентироваться в запутанных коридорах столичной бюрократической элиты. Руку помощи протянул председатель ФЕНКА г-н Штернфельд, и при поддержке Совета ветеранов войны, болгарского посольства (ведь папа - автор «Алёши») и Союза Композиторов, цель всё же была достигнута.
- Насколько серьезно вы выучили немецкий? Знаете ли идиш, ощутили ли эту связь двух языков? Помогло ли знание идиша, в новой жизни?
- Я понимал, что творчески смогу выжить в Германии, только если немецкий язык станет для меня родным. Ведь в споре с режиссёром или дирижёром и по-русски порой трудно найти убедительные аргументы. Бросил на изучение языка все силы, и через пару лет стал практически двуязычным. Но не осуществилось моё желание насладиться в полной мере моими любимыми немецкими поэтами в оригинале.
В СССР, переводами часто занимались придавленные режимом выдающиеся поэты, и теперь, дословно понимая, скажем, стихи Рильки на его родном немецком, я уже никогда не почувствую их шарм, мне они кажутся очень средним переводом с русского.
Идиш же — я совсем не знаю, и это довольно драматично. Ведь на концертах я пою на этом языке, пишу музыку на идишеские стихи. И, казалось бы, зная немецкий, мог бы выучить и идиш — это ведь по-существу немецкий диалект, но, видимо, исчерпал свои лингвистические способности, изучая немецкий, да и годы берут своё.
- Где вас сегодня могут услышать ваши поклонники?
Недавно, в Ганновере, с хором и оркестром, была успешно исполнена моя кантата на религиозную тему — «Не тесни чужака».
Сейчас закончил оперу: «Здесь таких нет», где речь идёт о Холокосте, и целиком погружён в поиски возможности её постановки. Более конкретно высказываться пока опасаюсь, из суеверия...
- Что конкретно предпринимаете, для сохранения памяти о вашем папе, великом, потрясающем композиторе Эдуарде Колмановском? О чем мечтаете?
Память отца в любой стране увековечивает его музыка. Делаю в этом плане, что могу, но ведь читателю интересен не процесс, а результат. Так что и тут пока воздержусь от конкретики. А на мечты, простите, не хватает времени.
