Многие израильтяне имеют польское происхождение. Так откуда же взялись расистские стереотипы?
Как выглядит польский след в израильской культуре? Время от времени среди нас возникает вопрос о «польскости», и почти всегда – в издевательской, если не унизительной форме. Последняя возможность для сограждан так пошутить появилась в связи с новым польским телесериалом «Sexify» (доступным на Netflix), легкой комедией о молодых полячках, которые изобретают приложение для улучшения оргазма у женщин.
Известно, что в США тоже долго имела место социальная стигматизация поляков, привезенная иммигрантами из Европы: до сих пор французы говорят «пьяный, как поляк», немцы – «пьяный, как поляк в день выплаты жалованья». Ее развили антииммигрантские настроения в Великую депрессию – не зря глупенькая Душечка из «В джазе только девушки» – из Польши, а в анекдоте про количество людей для вкручивания лампочки первыми ее вкручивали «поляки» именно в США. – Прим. ред.
Современная Польша производит остроумные (и феминистски выверенные) культурные продукты. Но в Израиле обзоры сериала тут же подхватили клише о фригидности польских женщин, как будто это самоочевидная черта. Сразу вспомнились анекдоты на польскую тему, характерные и для Израиля, взявшие свое начало в отношениях между ашкеназами и мизрахим. В других странах никто не приписывает польским женщинам бо́льшую фригидность, чем немкам, англичанкам, русским. Если в Европе и существует стереотип, отождествляемый с польскими женщинами, то это их непревзойденная краса – образ, звучавший уже в стихах Гейне и Пушкина – «Нет, отец мой; полячка младая!» Кроме того, поляки считаются романтиками и сентименталистами. Что угодно, только не «заливная рыба».
В любом случае в Израиле не возбраняется говорить о польском все, что угодно. Очевидно, это связано с предположением, что «польскость» равна «ашкеназности», что в свою очередь означает «белую кость». Но на самом деле о польской культуре большинство из нас ничего не знает. Несмотря на то, что многие израильтяне действительно имеют польское происхождение, польской культуры в Израиле практически нет. В значительной степени ее можно даже характеризовать как подавленную культуру.
Я не из тех, кто утверждает, что культура ашкенази в целом подавлена в Израиле культурой мизрахи. Даже если за последние несколько десятилетий культурный баланс сил в некоторой степени сместился в сторону мизрахи, ясно, что ашкенази остаются доминирующими в культурной, академической и политической элите. Я говорю о другом: с момента появления сионизма «польскость» подвергалась внутреннему подавлению со стороны ашкеназов. А выдавливала ее на самом деле прежде всего русская культура.
В этом нет ничего нового: ситуация восходит к периоду Второй алии (1904—1910 годы). В 2014 году литературовед Игаль Шварц опубликовал на иврите книгу «Ашкенази: центр против востока». Шварц описывает разрыв между двумя культурными типами, существовавшими в европейском еврействе: русским – у евреев, живших в Российской империи, и галицким – у центральноевропейских евреев этого региона современной Польши, живших под властью Австро-Венгерской империи (немецкие евреи почти не упоминаются). Глобальные различия в менталитете между русскими и евреями Галиции, или Галичины, Шварц показывает на примере произведений С.Ю. Агнона, Дэвида Фогеля и Гершона Шофмана, хотя ссылается и на более поздних авторов, даже нынешних.
Еще несколько десятилетий назад в Израиле все еще изобиловали анекдоты о галицианерах и галицийском акценте. Например: «Почему Бог перестал с нами разговаривать? Потому что он не хотел, чтобы мы знали, что он галицианер». Сколько людей в сегодняшнем Израиле вообще знают, что такое галицийский еврей и в чем разница между ними и русскими евреями? Тем, кто вырос в ограниченной израильской культуре с ее упрощенными образами, очень трудно уловить разницу. Фактически многие ашкенази даже не знают, откуда они сами. Различия рассматриваются как несущественные нюансы, но Шварц доказывает, что это два разных ментальных мира.
В целом русский еврейский тип – бдительный, неистовый и публичный, с тенденцией к дидактическому и декларативному. Вызовите в памяти радикала времен русской революции, произносящего огнедышащую речь на политическом митинге, и сразу представляются их местные аналоги, Mapainiks – «мапайники», из гегемонистской партии Мапай, предшественницы сегодняшних лейбористов партии «Авода», разглагольствовавшие на заседаниях каких-нибудь рабочих советов.
Этот тип активистов определенно доминировал во Второй алии и после нее. Напротив, по Шварцу, типичный галицианер рефлексивен, неуклюж, меланхоличен, склонен к негативной оценке происходящего, самокопанию и страусиной политике.
Нетрудно заметить, что в сионистском климате русский типаж в буквальном смысле оказался выигрышным по сравнению с галицийским. Многие утверждают, что ивритская культура подверглась «русификации». Будучи более подкованными идеологически и политически, более громкими и склонными к драматическим жестам, русские задавали и задают тон. Шварц не говорит об этом прямо, но можно отметить, что результат этого наглядно виден в общей израильской культуре: неистовой и решительной. В соответствии с российскими культурными кодами и мужественность, и женственность здесь имеют тенденцию быть экстремальными и не иметь промежуточных уровней.
Идеи Шварца забавны, они многое в нашей жизни объясняют, хотя он применяет их исключительно к литературным произведениям. Более интересная задача – определить воплощение этих литературных прототипов в израильской культуре среди политиков, знаменитостей и даже простых людей. Потому что, как все же отмечает Шварц, эти два типа персонажей продолжают существовать в местном контексте – даже среди тех, кто не имел генетической связи ни с русским, ни с галицийким еврейством.
Другая недоработка заключается в том, что Шварц рассматривает галичан без включения в уравнение польского фактора. Это сложный вопрос, потому что Польша не существовала как независимое государство с конца XVIII века до Первой мировой войны. Она неоднократно разделялась, а затем покорялась своими могущественными соседями Германией и Россией. Соответственно, многие евреи испытывали влияние и Польши, и России. Тем не менее активная польская культура сформировала поколения евреев не только в Галиции (где поляки были доминирующим культурным элементом), но и в тех частях Польши, которые находились под властью России.
К сожалению, в Израиле у польской культуры оказалось мало значительных агентов влияния. Даже носители польского языка вынужденно уступали русскому господству. Более продвинутые израильтяне подражали Германии или Франции, прежде чем все было смыто бурными водами американской культуры. Редким исключением был покойный критик и переводчик Йорам Броновски, который больше, чем кто-либо, внес вклад в то, чтобы польская интеллектуальная традиция в Израиле сохранилась. После него остались переводчики польской поэзии. Но поклонники поэзии – небольшая тихая страта. Насколько богаче была бы израильская культура, если бы любящая литературу молодежь носила в рюкзаках романы Станислава Виткевича или Витольда Гомбровича. К сожалению, таких почти нет.
Много лет назад я впервые посетил Польшу. С тех пор, когда смотрю в зеркало – вижу поляка. И я не одинок. Многие из нас – поляки, и не только те, чьи предки родились в Польше.
Перевод с Haaretz Марии Якубович
