В середине трейлера нового сериала компании FX «Импичмент» о сексуальном скандале Билла Клинтона на экране мелькает имя одного из продюсеров шоу: Моника Левински. Ожидаемо для этой истории, но как имя персонажа, а не создателя.
В пиар-кампания «Импичмента», стартовавшей 7 сентября, принимают участие продюсер Левински и ее «доппельгэнгер», актриса Бини Фельдштейн. Рецензии и интервью рекламируют дружбу Фельдштейн и Левински и подчеркивают схожесть их биографий.
Доппельгэнгер (от нем. Doppelgänger, «двойник») — в литературе эпохи романтизма тёмная сторона личности, двойник; воплощает бессознательные желания, вытесненные субъектом из-за несовместимости с сознательным представлением о себе.
Учитывая внимание к содружеству Левински и Фельдштейн, кажется любопытным, что большинство СМИ избегают упоминаний об их происхождении: обе они еврейки, причем обе — из Лос-Анджелеса. Удивляет решительное отсутствие интереса к изучению еврейских аспектов истории Левински.
В этой сдержанности нет ничего удивительного. Фактически это полностью определено освещением самого дела. Обычные обвинения в том, что клика евреев послала Левински в белый дом, чтобы посеять хаос в американской политике, или что-то в этом роде, были легко отвергнуты, позволив остальным почувствовать себя добродетельными и толерантными. Пол Брейнс, профессор истории Бостонского колледжа, писал в 2001 году: «Безусловно, ненавистники евреев старательно делали свое дело. Но во всех мейнстримных публичных обсуждениях вопрос орального секса полностью вытеснил еврейскую тему».
Но все знали при этом, что Моника еврейка: самые ранние фотографии изображали ее присутствующей на бар-мицве брата, рядом с отцом в кипе и талесе. Для американской общественности в изложении прессы и следователей Моника стала классической антисемитской карикатурой на еврейскую женщину.
Рив-Эллен Прелл, исследовательница еврейско-американской культуры, написавшая об этой теме для Энциклопедии еврейских женщин, систематизирует архетипы еврейских женщин так: девушка из гетто, еврейская мать, вульгарная еврейская женщина и американская еврейская принцесса.
Архетипы различаются, но в целом по сути демонстрируют один и тот же фундаментальный страх перед еврейскими женщинами: те проявляют неуместные желания. Еврейская женщина хочет слишком многого и слишком открыто. Она стремится подражать какой-нибудь более богатой, гламурной, красивой и, предположительно, этнически другой версии себя. Неуместные желания американо-еврейской женщины приводят ее к чрезмерному потреблению — одежды, еды, секса, чего угодно.
С самого начала СМИ превратили Монику в антисемитскую карикатуру. Прежде чем появились какие-либо очеловечивающие подробности, Левински уже стала гипервоплощением еврейской женственности: одержимой, увлеченной, агрессивной, безудержно влюбленной, с разумом социально отвергнутого ребенка и телом матроны.
Морин Дауд описала ее в «Таймс» как «девушку слишком толстую, чтобы учиться в старшей школе». Сообщалось, что в детстве Моника посещала лагерь для людей с лишним весом; ее походка описывалась как «переваливающаяся». В статье под названием «Я встречался с Моникой Левински» тогда еще неизвестного Джейка Таппера будущий ведущий CNN написал, что «Моника сразу отошла от стандартного порядка свидания за ланчем в Вашингтоне: она не заказала салатик, но присоединилась ко мне в поедании калорийных закускок и горячих блюд».
В одном особенно вопиющем скетче «Субботним вечером в прямом эфире» Молли Шеннон в роли Моники наедается фаст-фудом. «Послушайте, мне плевать, буду я красивой или нет», — настаивает она в перерывах между жеванием.
Для американской публики, слишком наивной, чтобы идентифицировать отношение Моники к еде с греховными (и еврейскими) желаниями, Морин Дауд услужливо объединила их в одно целое. Сумасшедшая погоня за президентом и неженский выбор блюд. Эта погоня рассматривалась как точный расчет, направленный на профессиональный и социальный успех. По версии СМИ, Моника была одержима статусом.
Моника, изображенная в массовой культуре конца 90-х, воплощала худшие из женоненавистнических антисемитских стереотипов. Она слишком много хихикала. Она была вульгарной, помешанной на сексе, была лишена вкуса.
Но в последние годы наблюдается тенденция пересмотра скандала с гораздо более оправдывающим отношением. «Импичмент» — последняя в этой серии попыток.
В этом новом нарративе мы позиционируем Левински как фигуру, которой манипулируют пресса, отрекшийся президент и его следователи. Моника уязвима перед лицом великого зла. Мы настаиваем на том, что ее желание было допустимым, что она просто была наивной. Милая юная девушка, которая действует под влиянием незрелого порыва.
Моника Левински не была ужасной еврейской горгульей, в которую превратил ее мир, но она также не была образцом сухой англосаксонской женственности. Ни одно из ее действий не заслуживало оскорблений, которые она получила, или причиненных ей страданий. У нее был шумный характер. Она желала. Она была дерзкой. Она открыла фантастическую силу своего тела, и ей это понравилось. Она носила плохую одежду и ела настоящую еду. Захотела и взяла.
Посмотрите, как она красива и уверена в себе в видео The price of shame – «Цена стыда»: «В 1998 году я была существом «Зеро», потеряв личную репутацию в глобальном масштабе почти мгновенно...»
Самой подлой характеристикой Моники в СМИ во время скандала было подчеркивание ее неспособности достичь желаемого. Это с точки зрения СМИ делало Монику такой жалкой архетипичной еврейкой. Ее главный грех заключался не только в желании быть популярной, богатой, хорошо одетой и знаменитой; ей не удавалось достичь всего этого. Эта неудача, писали СМИ, заманила ее в ловушку постоянного желания. Вы можете желать только того, чего вам не хватает.
Стремиться к отношениям с президентом Соединенных Штатов — чрезмерное желание. Но ведь главное — Моника получила то, что хотела. Она соблазнила президента США. Самый могущественный из людей того времени несколько мгновений находился под ее контролем. И на какое-то время она сумела поколебать стабильность американской империи.
Иногда такое случается.
The Forward, сокр. перевод Марии Якубович
