Это случилось ровно 205 лет назад. Мальчик радовался летнему дню, солнцу, кобальтовому, как краска мейсенского фарфора, небу. Он много учился, этот мальчик: фортепьяно, скрипка, теория музыки... Но сегодня в солнечный полдень, выпало ему свободное время, а в кармане бренчали монетки — на сладости. Вдруг в отдалении раздались громкие — грубые и визгливые — возбуждённые голоса, выкрикивавшие что-то невнятное хором. Ребёнок замедлил шаг, остановился. Он вспомнил, что недавно взрослые обсуждали беспорядки в разных городах Германского Союза. И связаны они были с евреями. Но это же — Берлин! И всё же мальчик решил не ходить в ту сторону. Хотя ему-то что? Он и его родители — верные последователи Мартина Лютера. Вдруг кто-то крепко схватил его за плечо и резко развернул. Сверху на него скалилась раскрасневшаяся физиономия бурша-студента, фуражка лихо заломлена назад, мундир расстёгнут. От молодца несло пивом.
— Хеп-хеп, юде! — рявкнул он и смачно плюнул ребенку в лицо. Мальчик рванулся и побежал. Он забыл про солнце, лето, монетки. Он бежал, и всё утирал рукавом лицо, а из глаз текли, не переставая, слёзы. На бегу всё не отставали назойливые мысли:
— За что? Почему «юде»? И что за «хеп-хеп» такой?...
Был август 1819 года. Мальчика звали Феликс Мендельсон. И он, конечно, не знал — ещё 2-ого числа в городе Вюрцбург, что в Баварии, улицы огласились этим диким криком. Там начались еврейские погромы, покатившиеся по большей части Германских земель и перекинувшиеся в Австрию и Данию.
Какой-то одной причины не назвать: множество исторических и частных событий привели к накоплению в «рыхлом» Германском Союзе напряжения, которое определённая группа власть имущих направила в нужное ей русло.
Наполеоновские войны как плугом перепахали старушку-Европу. Император легко менял и границы, и правителей, почитая себя строителем «Нового Дивного Мира». В числе прочего он попытался ускорить эмансипацию евреев и их ассимиляцию в своём обширном владении, повсюду давая им равные права с остальными гражданами, уничтожая стены и ворота гетто, снимая запреты на профессии и занятия. Вот как писал об эмансипации сподвижник Теодора Герцля, Макс Нордау:
«Эмансипация евреев была одной из таких вещей, необходимых в обиходе государства, претендующего на высокую культуру, наподобие рояля, который должен стоять в порядочной гостиной, даже если никто из членов семьи играть на нём не умеет. Итак, евреи Западной Европы были освобождены не под внутренним нажимом, а из подражания политической моде эпохи».
Следуя моде, Наполеон забыл учесть, что самые крепкие стены гетто — в сердцах и душах людей, и евреев, и не евреев.
Император был повержен союзниками. Его наследство делили на Венском Конгрессе 1815-ого года. Делёж шёл 9 месяцев — рождался новый миропорядок. Пока великие мира сего решали, кто кому чего должен, и как бы сделать так, чтобы полученное не отобрали, малые обустраивали свою жизнь. А это было не легко. Да, пушки не грохочут, ружья не стреляют, но нарушены связи и отношения. Утеряно доверие. На плаву всякие выжиги и прохиндеи, которые сначала рьяно поддерживали Императора, а потом враз стали тайным сопротивлением «корсиканскому чудовищу».
Слой честных торговцев и ремесленников был изрядно вычищен: кого-то слизал шершавый язык войны, кто-то разорился, кто-то подался, где поспокойнее, и освободившиеся ниши стали активно занимать эмансипированные евреи, полные энергии от открывавшихся перед ними возможностей: совершенствоваться в ремесле, науках и искусстве, делать государственную или даже военную карьеру, создавать производства, и свободно, открыто исповедовать иудаизм! По закону-то все равны! Однако хорошо известно: в период больших потрясений, смен эпох и катаклизмов даже самое законопослушное общество начинает жить не по законам, а «по понятиям». И многие — от знати до низов, — считали включение евреев в общественную жизнь нарушением устоев, прежде незыблемых веками. Никуда не делись предрассудки, суеверия; заскорузлые от времени ненависть и недоверие — тут как тут. И рвался из стеснённых грудей извечный вопль антисемита:
— Да глядите же, что твориться! Они же везде, везде!...
Эти настроения в обществе стали искусно и обстоятельно подогревать — прежде всего в немецких землях, где управление и авторитет властей пошатнулись, а экономическая ситуация была аховой: пир наполеоновской свободы обошёлся втридорога.
Антиеврейские устремления охотно стали поддерживать в академической и университетской среде. Профессора богословия вытащили освящённые именами прежних проповедников и траченные молью мифы об иудеях из книгохранилищ и устроили настоящую вакханалию антисемитизма. При почти полном, надо сказать, попустительстве властей. На улицах клеили листовки, раздавали газетёнки с такими текстами, что Юлиус Штрейхер, редактор «Дер Штюрмера», аплодировал бы стоя. Что ни неделя — то собирается куча народу послушать очередного горлопана, что ни месяц — то памфлет на желтоватой бумаге, да с лубочными картинками. Эти идейки захватили и студенчество. А как же —зачем на лекции ходить, когда в пивной твой профессор возглашает прочувствованную речь со смыслом «всё не так, робяты»! А бурши всегда не прочь побузить и подраться, особенно если ответственность — побоку! А тут, кажется, будут дела-дела. И дела были.
В 1816 году профессор философии из Йены Фридрих Фриз, знамя студенческого объединения, наваял статью о страшной деморализующей силе Народа Книги, заключавшейся в его влиянии:
— Евреев необходимо искоренить из-за опасности для общества. Еврейство — болезнь нашего народа.
В 1817 году под его руководством были сожжены буршами книги, имеющие отношение к евреям.
И вот 2-ого августа 1819 года рвануло в славном баварском Вюрцбурге. Толпа, возглавляемая почтенными на вид горожанами и студентами, с воплем «Хеп-Хеп, юден!» волной прокатилась по улицам города, избивая всех, кто внешне напоминал им представителя Древнего Народа. Били иудеев, били крещёных. Били палками, кулаками, ногами. Несколько человек погибли. Грабили лавки, магазины, склады и дома. Осыпались стёкла от камней, надписями и кувалдами уродовались фасады. Грабежи и избиения длились несколько дней. Спасая жизни, евреи — все четыре сотни, — покинули пределы Вюрцбурга и, как некогда их предки, расположились в палатках на окрестных полях. Грозным пророчеством звучали в ночи слова Плача Йеремии:
«И домов не стройте, и семян не сейте, и виноградников не разводите и не имейте их, но живите в шатрах во все дни жизни вашей, чтобы вам долгое время прожить на той земле, где вы пребываете» [35:7].
Войска, вызванные для прекращения беспорядков, прибыли лишь через несколько дней.
Говорят, что клич «Хеп-Хеп» придумали студенты-историки, взяв аббревиатуру латинского выражения времён крестовых походов: «Hierosolyma est perdita» — «Пропал Иерусалим»! Якобы так кричали крестоносцы во время штурма Вечного Города. Может и кричали, но кто-то очень ушлый соединил «славную историю рыцарства» с бытовым антисемитизмом: во Франконии издавна пастухи криком «Хеп-Хеп» сгоняли мелкий домашний скот. Получилась крепкая смычка интеллигенции и люмпенов.
Весь август бурлила Бавария — погромы шли в тихих, сонных городках и живописных деревушках. А беспорядки заразой перекинулись и на другие области в долине Рейна: Бамберг, Дармштадт, Мангейм, Франкфурт, Кобленц, Кёльн... Погромы достигли Бремена, Гамбурга и Любека.
Сохранилась гравюра тех времён, изображающая погром в родном городе семейства Ротшильдов — во Франкфурте-на-Майне. На переднем плане женщины, вооружившись метлой и вилами, наседают на уже потерявшего равновесие еврея. (Вот они и предвосхитили Ницше с его «Падающего — толкни»!) Добротно одетый горожанин в очёчках — чиновник или вовсе учёный — замахнулся тростью на присевшего в страхе грузного торговца, лавку которого уже разорили. А тут ещё науськивают собак, да сверху льют воду (хорошо, если воду)! Но на улицу уже подоспели конные войска со вздетыми палашами...
Современники сообщали, что перед конторой и банками Ротшильдов собралось до 6000 возбуждённых обывателей, буйства которых принесли огромный ущерб. (Уж не они ли сгрудились там, на задах картинки?)
Не везде погромщиков ждали успех и сочувствие. Если власти или войска вмешивались вовремя, беспорядки тут же стихали. В Гейдельберге два профессора и студенты встали на пути у погромщиков, устыдили людей и добились ареста зачинщиков. Под Штутгартом генерал Брукнер, комендант города, организовал солдатские патрули. Когда на улицах замаршировали вооружённые отряды, злоумышленники потеряли пыл, хоть и не разошлись сразу. Они даже оскорбляли генерала и угрожали побить его камнями. Но повидавший всякое генерал и бровью не повёл. Он лишь громогласно обратился к горевшим желанием наказать нарушителей спокойствия военным:
— Спокойно, ребята! Пусть орут себе. Но только попробуют перейти к действиям, задайте им жару!
Ружья были взяты на изготовку. Толпа быстро начала редеть.
— Я подошёл ближе к домам послушать, что горожане думают о произошедшем, — вспоминал еврейский драматург Людвиг Роберт, — Игравшие на пороге дети со смехом вспоминали случившееся. Никто из старших не осёк, не урезонил их. Больше всего взрослых злило то, что генерал приказал закрыть пивные. И где же священники? Ведь именно сейчас для них открылась возможность взывать к милосердию и состраданию!
В Карлсруэ погромы шли три дня. Вмешался правитель, Великий герцог Бадена Людвиг. Он прибыл с войском, остановился в доме главы местной общины и приказал выкатить на улицы пушки.
А вот в Пруссии всё обошлось довольно мирно. Бунты пресекались в зародыше. Правитель, Фридрих-Вильгельм III, не желал создавать в своих владениях среду, благоприятную для революционных идей: Пруссия и так чудом уцелела во время Наполеоновских походов!
Погромы перекинулись и на соседние страны: потрясения испытали Австрия, Чехия, Нидерланды, Дания, Эльзас. В Российской Империи произошли возмущения в Польше и Риге.
История не сообщает явно, каковы были цели тех, кто стоял за погромами и добились ли они своего. Найдя жителям немецких земель общего врага — евреев — эти политики вольно или невольно подтолкнули Германию в сторону объединения. К тому же на тайном совещании в Карлсбаде были приняты общие для всех государств Германского Союза указы, ограничивающие свободу печати, националистических и студенческих братств. Демон антисемитизма сделал своё дело, и его попытались загнать обратно в бутылку — до грядущих времён. А вот еврейская община после событий августа 1819-ого оказалась расколотой. Часть евреев пришла к выводу, что лишь став «немцем до мозга костей» можно жить в безопасности, и устремилась навстречу эмансипации и ассимиляции, забывая язык и традиции, сторонясь своего же народа. Другие же, наоборот, как Мозес Гесс, постарались выше поднять знамя еврейства. Их стремления и идеи стали основой движения сионизма. Существовала и третья партия, считавшая, что жизнь бок о бок с антисемитами — испытание, посланное евреям, с целью сплотить их и научить ценить свой народ и свою религию больше жизни.
Бунты удалось прекратить лишь спустя месяцы. Бунты прекратили, но причины, их породившие, остались. В Вюрцбурге ещё с десяток лет в годовщины беспорядков неизвестные уродовали стены и двери домов евреев надписями «Hepp-Hepp, Jude!» и кидались камнями в окна.
P.S.
Вюрцбург, хоть и выглядел милым и тихим, мог похвастаться бурной историей. Здесь прошёл первый в немецких землях рыцарский турнир. В 1147 и 1298 года город прославился гонениями на евреев.
В 1402 году тут основан один из первых университетов в Германии, закрытый почти на сотню лет после надоевших горожанам буйств студентов и насильственной смерти ректора. А в XVII веке длившаяся 4 года охота на ведьм стоила жизни девяти сотням женщин.
Феликс Мендельсон, будучи известным композитором, снова столкнулся с неприкрытым антисемитизмом. Теперь его гонителем выступал коллега по цеху — Рихард Вагнер. Правда, основной удар своему оппоненту автор «арийских» опер нанёс посмертно: статья «Еврейство в музыке» вышла через три года после кончины Мендельсона.
