Слово «Прага» происходит от prag — порог по-чешски. Издавна столица Богемии — один из самых таинственных городов Европы. Считалось, что в месте, где основала его княгиня Либуше, незримое глазу человеческому смешивается с видимым - отсюда и название, отсюда и тайна, пропитавшая город, как влага губку. Плещется незримое у Порога, стремиться в наш мир, явью стать, себя показать. Столько историй о волшебстве, призраках, пророчествах и чудесах не расскажут ни в каком другом месте! Тут и палач без головы, и страшная, громадная жаба, и русалки, и ведьмы, чародеи, алхимики, астрологи, мудрецы, императоры, богачи, бедняки, и, конечно же, евреи...
Потомки гонимого народа издавна стали селиться у подножия Пражского Града, рядом с несущей сонные воды Влтавой. Ведь предсказала своему сыну, князю чехов, премудрая Либуше, обладавшая даром предвидения, "приход народа малого, мирного, в единого Б-га, веру имеющего, земле нашей много пользы принесущего". Предсказанное сбылось при её правнуке, Гостивите. (Интересно, что имя это означает "тот, кто привечает гостей"). В год 850 явились посланцы от группы евреев, вынужденных бежать из Византии в поисках приюта и покровительства. Вспомнив предсказание Либуше, князь разрешил пришлецам поселиться у подножия Холма и на другом берегу реки. Так было положено начало Пражского Гетто.
Собственно, тогда и слова-то такого не было - "гетто". Оно втиснется, пролезет чуть ли ни во все языки мира, вылетев чёрной, горестной птицей с одного из венецианских островов, Ghetto Nuovo ("Новая Литейня"), где только и дозволялось в зловещей, опутавшей своими кознями всю Европу, республике Дожей, селиться евреям.
А до того времени чехи называли новое поселение просто: "Еврейским Местечком" или "Еврейской Слободкой".
Жилось тут по разному... Как в Писании, в главе о Иосифе сказано - "семь тучных лет, потом - семь худых"?... Жители местечка занимались ремёслами и торговлей, возделывали виноградники, служили в войске князя. Были среди них уже и придворные, и советники у трона. Помогали правителю сладить с зарившимися на Богемию тевтонами и звонкой монетой, и словом разумным, и мечом. Однако веры и обычаев своих потомки изгнанников не забывали. И росло еврейское поселение, рождались дети, притекали соплеменники из земель немецких, польских, прослышав, что под защитой чешских правителей спокойна жизнь детей Израилевых.
Когда число пражских евреев возросло настолько, что верующим уже не хватало места в первом деревянном молитвенном доме, состоятельные представители пражской общины собрали денег на большую каменную синагогу.
Запущенный холм в Еврейском городе, покрытый грудами булыжников, кустами и трухлявыми деревьями, нужно было сровнять и построить новый молитвенный дом. Во время перекапывания этого холма обнаружили несколько совсем не поврежденных стен из белого строительного камня, оставшихся от какого-то прежнего строения. И вдруг, расчистив заваленную землёй нишу, нашли свиток Торы и молитвенники на иврите! Тут некогда уже жили евреи, тут стояла синагога! С благословения раввинов было решено использовать руины при строительстве. Немедля наняли зодчих из Саксонии и в 929 году здание было завершено. Эта синагога и по сей день стоит в Праге и зовётся Староновой. В ней неразрывно слиты и древность и новизна и легенды. По преданью её построили необычайно быстро, и не только потому, что зодчим помогали всем миром. Говорят, по ночам, когда усталые работники спали, здание продолжали строить Ангелы, ставшие её хранителями, и даже в наши дни некоторые могут услышать шорох их крыльев над крышей Староновой.
Ещё говорят, что некий мудрый книжник из Палестины тогда же отправил своих учеников в Прагу. Когда ученики узнали, что предстоит им везти в незнакомый город кроме святых книг, то впали в недоумение. А прибыв в разгар строительства, в очередной раз подивились прозорливости своего наставника, отправившего с ними несколько камней, некогда бывших частью разрушенного римлянами Храма. Дар был принят с благоговением и камни, не обтёсывая, уложили наособицу, дабы, когда будет воздвигнут Третий Храм, их можно было вынуть из Староновой синагоги без вреда для здания и вернуть на Святую Землю.
До наших дней дошла гравюра того времени - вид Праги и подпись "Матерь израильтянам".
Да только вышло - спокойствие это как тишь перед бурей.
Время шло, укрепилось в Богемии христианство, но для сердец наполненных завистью и злобой, алчных до чужого, какая бы вера не была - всё едино.
И первый в Чехии погром случился в Праге в 1096 году, во времена первого же крестового похода. Обошлось без многочисленных жертв. Науськанная опасавшимися роста еврейского влияния на князя вельможами, толпа на сей раз удовлетворилась грабежом.
Впрочем, далеко не всегда бесчинства сходили погромщикам с рук. При короле Владиславе решили устроить смуту последователи движения бичующихся-флагеллантов. Вернувшиеся с Востока, из крестовых походов, принесли с собою проклятье В-го - чуму. Флагелланты требовали всеобщего покаяния с самобичеванием, однако во всём у них виноваты оказывались евреи и те, кто им покровительствует. Устав от происков фанатиков, король приказал кающимся покинуть чешские земли и каяться в ином месте. Не решившись напасть на Град, смутьяны захотели сорвать гнев на тех, кто послабее - на евреях, и сильно просчитались! Всяк, способный держать оружие, встал на защиту родных и ближних, на защиту святынь, хранимых в синагоге, на защиту имущества, наконец! Под началом тех, кто привык к крови - резников - погромщики были биты и в ужасе бежали. А после замерло Еврейское Место, понимая, что власти ведь могут и спросить за жизни христиан... Пусть противников короля, смутьянов, но всё же...
Король вызвал к себе во дворец главу Еврейского поселения, старшего из резников и тех, кто отличился в битве. Перед всей дворней властитель чехов благодарил их за храбрость и жаловал Еврейскую Слободу новой землёй и правом возвести вокруг поселения стены да поставить врата, которые будут запираться на ночь от лиходеев.
Евреи, жившие у подножия Холма, перебрались к остальным соплеменникам, за реку. Стены же и ворота стали не только защитой, но и границей - первое гетто наконец воплотилось в нашем мире, получило зримый образ.
И пошло-поехало...
Латеранский Собор католической церкви, состоявшийся в 1215 году, принял первые постановления о запрете евреям владеть землей и обрабатывать её, "если они отказывают матери-церкви в десятине". Так же решено не допускать евреев к общественным должностям; не позволять им показываться на улицах в дни страстной недели, накануне католической Пасхи; следить, чтобы крещеные евреи не соблюдали обрядов прежней веры; обязывать евреев, купивших дома у христиан, платить налог в пользу церкви. Кроме того, глава 68 из решений Собора гласила, что всякий еврей (и сарацин) начиная с 12 лет "да носит на своей одежде знак в ладонь, обозначающий не христианина". Знак разрешалось заменить особой шапкой.
Сей знаменательный Собор принял и ещё одно постановление, которое имело отношение к обрядовой стороне католицизма и евреев, вроде бы, не касалось. Речь идёт о "преосвящении гостии". Постановление аукнется пражской общине чуть ли не через 200 лет во время самого страшного в её истории погрома 1389 года. Поводом стал слух, что какие-то евреи НАПАЛИ на священника с дароносицей, торопившегося соборовать умирающего и осквернили освящённый хлеб... Стены Староновой синагоги окрасились кровью мучеников, отказавшихся менять веру. С тех пор места, залитые кровью, не красят. В годовщину же обязательно читают созданный пережившим резню мистиком Авигдором Каро "Плачь":
Многие были убиты.
Кто же число им знает?
Юноши, девочки, старики, дети...
О, Повелитель всех душ!
Должен ли я напоминать Тебе:
Суд за Тобою?!
Ты рассудишь всех и Тобой все освятится!
Мало помалу власти дошли до того, что запретили евреям заниматься ремеслами с целью продажи своих изделий христианам. Разрешались лишь торговля, мена денег и ростовщичество, то есть дело, согласно католической вере, нечестивое. Кроме того, было приказано ограничить контакт с христианским населением и жить только на отведенных территориях.
У ворот Еврейской Слободы поставили королевскую стражу.
Но тут же - чудные дела творятся на белом свете, - король объявил евреев (а значит, и всё им принадлежавшее!) собственностью государевой казны. Сигнал для знати был ясен. Говоря языком российских 90-ых: этих "коммерсов" крышую я!
Что ж, община приспособилась. В её руки, по сути, были отданы финансы Богемии.У пражских евреев - связи по всему миру: от Московии до аравийских пустынь. Да и запреты можно обойти: найди компаньона-христианина, пусть он продаёт вышедшее из-под руки мастера-еврея. Медицина, опять же: к скольким знатным больным в Праге - Пасха или не Пасха, -торопился умелый лекарь из Еврейского квартала!
Порою правители благоволили и защищали своих подданных, носивших, словно печать проклятья, особый знак.
Был принят, скажем, такой закон: обвинять еврея в том, что он пьёт кровь христианскую, можно, если найдёшь трех очевидцев-католиков и трёх очевидцев-евреев. За облыжное обвинение - смертная казнь. Может, потому-то почти и не было в Праге подобных наветов.
Император Карл IV, много чего построивший в Праге на ссуженные еврейскими купцами деньги, и даже перенёсший сюда свою резиденцию, за помощь мошной в тяжёлое время даровал Еврейскому кварталу право обладать флагом, " с тем своим символом, коий пожелают". Позже, уже в XVII веке, во время Тридцатилетней войны, за поддержку в борьбе против протестантов-шведов, католический император Фердинанд II пожаловал на этот флаг богемского льва с раздвоенным хвостом. Вот так и возник хранящийся в Староновой синагоге багряный стяг (цвета крови мучеников и царского одеяния) с золотым щитом давидовым и вставшим на дыбы геральдическим хищником. Первый известный в истории случай, когда шестиконечная звезда попала на знамя.
Интересно, что этот самый Фердинанд так невзлюбил протестантов, что после одержанной победы предложил поверженным врагам выбор: переход в католичество или в иудаизм. Мол никаких вероотступников в его владениях не будет! Случай, скажем прямо, уникальный и едва ли не единственный.
Пика своего развития Еврейское гетто Праги достигло при императоре Рудольфе Габсбурге. Император был весьма незауряден, и кто-то считал его безумцем, а кто-то - мудрецом на троне клонящейся к закату Священной Римской Империи. Рудольф собрал огромнейшую оккультную библиотеку. Во дворец свозили диковинки и научные изобретения со всего света. Имелась тут и большая коллекция древнееврейских манускриптов. Вдоль стены Града в домиках, где раньше жили стражники, обрели приют духовидцы, алхимики и прорицатели. Рудольф плевал на папские запреты и указы. Главным законом в его империи было "Я хочу". А хотел он, к примеру, беседовать о тонкостях книги "Зогар" с самим великим Махаралом, раввином из гетто. Понять из нашего времени, чего в действительности хотел этот внезапный, неуёмный, с переменчивым настроением, человек, не просто. Этого не понимали и современники императора. Однако Еврейская Прага при его правлении расцвела. Большая часть сохранившихся до сего дня построек гетто возведена именно в ту эпоху стараниями богатевших горожан, прежде всего благодаря деньгам и усилиям Мордехая Майзеля, старейшины евреев Праги. Говорят, в молодости он был беден и помогал старенькой матери заботиться о слепом отце и торговать в лавке железным ломом. Был он добр сердцем и, как мог, старался следовать Торе. Видно, поэтому, Б-г избрал его для великих свершений. По легенде горные духи, гномы, набили для него большой сундук золотыми самородками под самую крышку. Юноша пустил обретённое золото в дело и со временем стал богатейшим человеком Богемии. На его средства вымостили все улицы Еврейского квартала, он жертвовал на бедных, покупал для безденежных молодожёнов дома, вносил за них обеспечение в городскую казну (по одному из законов Праги создать семью, не имея звонкой монеты, мог лишь еврейский первенец, но не остальные дети). Обновлялись синагоги, получали помощь раввины, книжники и их ученики. Появились общественные бани, миквы, фонари на улицах и даже еврейский театр. Сам же Мордехай Майзель, бывший уже старейшиной-примасом пражских евреев, по своей скромности даже не имел постоянного места в доме молитвы, чем его укоряли домашние - где твоё достоинство, это же унизительно! Тогда Мордехай выкупил участок земли и оплатил постройку новой синагоги для своего семейства, получившей название Майзелевой. Передают, что родичи его устыдились своего поведения и попрёки прекратились.
Примас умер семидесятитрехлетним, не оставив детей. После смерти Майзеля по указу его императорского величества все имущество - кроме того, что успела припрятать жена, - отписали в казну.
Кстати, всего в Еврейском Городе осталось шесть синагог. Есть ещё Высокая, Клаусова, Пинхасова и Испанская, возведенная к 400-летию изгнания евреев с Пиренейского полуострова.
Про Пинхасову синагогу тоже история имеется. Пинхас был почти нищ: зарабатывал тем, что выкупал за гроши обноски, латал и перешивал их. Денег было то мало, то не хватало, то вовсе не бывало, зато детей - мал-мала да меньше. Всё свободное время этот бедняк тратил на чтение священных книг и поучений мудрецов. Главное же, никогда не унывал, надеялся на помощь Бога и подавал утешение ближним. Некий богемский граф обожал беседовать с Пинхасом на возвышенные темы, и часто к празднику одаривал бедняка несколькими монетами, чтобы тот с семьёй мог справить Песах или достойно встретить Субботу. За каждый такой подарок Пинхас, не поминая графа, благодарил В-него. "Вот ведь какой народец! - думал с обидой граф, - Ну, да ладно, скоро у вас большой праздник. Так ты от меня ничего не получишь! Вот и посмотрим, чем тебе поможет твой Б-г"! В канун праздничного дня услышал Пинхас от филантропа с графским титулом что-то вроде: "Денег нет, но вы держитесь"! Пинхас,тем не менее, произнёс благодарность Б-гу и с пустыми руками вернулся домой, не зная, где раздобыть хоть несколько медяков для завтрашнего Седера. Отправив жену и детей спать на голодный желудок, сам он засел было за свою бесконечную работу, как вдруг распахнулось настежь окно и в каморку влетело что-то ужасное!
Потом-то выяснилось: у графа внезапно околела любимица-обезьянка. Слуга решил зло пошутить над "надоедой"-евреем и забросил тельце в его комнату.
А Пинхаса охватил страх: ну, как устроят погром из-за мартышки! Схватил он мертвого зверька, чтобы бросить в печь и сжечь, а у обезьяны изо рта выкатилась золотая монета... Её желудок и защёчные мешки были битком набиты золотом! Понял мудрый Пинхас, что произошло: подражая хозяину, обезьяна пробовала золото на зуб, а потом глотала монеты - от того и скончалась.
Хотел было Пинхас вернуть графское золото, да вельможа не взял. Сказал только: "Б-г твой опять помог тебе, Пинхас"!
Мудро распорядившись даром Всевы-него, оставив нищету в прошлом, Пинхас в благодарность и построил синагогу.
Легенда же о Пражском Големе знаменита на весь мир. Как только её не переиначивали и в книгах, и в фильмах...
Было же так: "Ночью, после двадцатого дня весеннего месяца адара 5340 года, раввин Йегуда-Лёв бен Бецалель, по прозванию Махарал, вместе с зятем Зеэвом и любимым учеником Сосоном вылепил из влтавской глины существо без души и ума, безгласное и пучеглазое, "бесформенную массу". Перед рассветом Зеэв вложил под язык Голема огонь, Сосон влил воду, а Лёв вдохнул в грудь Голема воздух. Когда один из помощников раввина совершил вокруг Голема семь кругов, двигаясь против часовой стрелки – глина раскалилась до красноты.
Когда еще семь раз вокруг обошел другой помощник – на пальцах Голема выросли ногти. Тут старый Лёв прошептал формулу Каббалы – и оживил истукана. И тогда раввин Лёв начертал на лбу Голема слово אמת, "эмэт", что значит "истина", и получил Голем от своего создателя имя Йосл".
Голем с тех пор верно служил раввину и жителям гетто, исполняя обязанности служки в Староновой синагоге и охраняя Еврейский квартал от всякого лиха. Замышлявшие очередной погром в качестве мести евреям за благосклонность императора, от планов своих отказались - охотников встречаться с глиняным исполином не нашлось.
Говорят, во рту у Голема была некая табличка с надписью, которую надлежало вытаскивать в пятницу, до зажигания свечей, чтобы в Шаббат глиняный силач был недвижен. И якобы однажды забыл это сделать рабби Лёв, от чего Голем взбесился и, сея разрушение, пронёсся по гетто. Да что-то верится с трудом. Рабби Лёв забыл, ага... Другая версия вызывает более- доверия: цели, ради которых Махарал создал Голема, были достигнуты. Не своей же славы ради рабби Лёв создавал глиняного человека! Все увидели: при необходимости гетто себя защитит. С тех пор и осаждали Прагу, и наёмники в город входили, выкуп брали, но бесчинств в Еврейском квартале не устраивали. Слыхали, видать, где-то в Староновой синагоге лежит глиняный великан, на лбу у которого стерт первый символ из слова "эмет". Получилось מת, "мет" - смерть. Только великан не мертв, ждёт своего часа. Придёт нужда, чья-нибудь рука добавит еврейскую букву, и тогда обидчикам небо с овчинку покажется...
Последний раз большое бедствие в Еврейский квартал пришло в виде постановления всеевропейской бабушки, императрицы Марии-Терезии о выселении евреев из Праги. Но, при всём антисемитизме царственной дамы дело было в деньгах, а точнее - в опустевшей после Семилетней войны казне. А изгнать евреев, пустив их назад за мзду - веками проверенный способ решать финансовые затруднения властьимущих. И повод нашёлся. Оккупация Богемии пруссаками была? Была. Значит, евреи сочувствовали захватчику!
И в 1745 году еврейская Прага пережила свой маленький Исход. Но гетто пустовало только ночами; утром евреи, нашедшие приют в предместьях, возвращались в свои мастерские и лавки. Старейшины повели переговоры. Торг шёл долго, но заступничество имевших в Еврейском городе финансовые интересы дворян "смирило" гнев императрицы. Сошлись на ежегодных 200 тысячах золотых в императорскую казну.
Конец Еврейскому кварталу Праги положило посещение гетто просвещенным императором Йозефом II, вступившем на его землю при полном параде: со всею полагающейся свитой, караулом, трубачами и барабанщиками. Ой, шуму-то наделали! Человеком он был конституции самой нежной и, по словам очевидцев, даже прослезился, увидев бедственное положение своих еврейских подданных и убедившись в их бесправии самолично. Всплакнув, император высочайше повелеть соизволил, что отныне евреи уравниваются в правах с прочими жителями Австрийской империи, то есть почти уравниваются. Жить могут, где пожелают, меты на платье пусть более не носят, а захотят учиться, то принимать их в университет. Стены же снести, и ворота - убрать!
Вот только налог в две сотни тысяч золотом не отменил - то ли привык к нему, то ли позабыл за делами.
Наверное, всё это досужие байки. Доподлинно известно лишь, что в 1781 г. Йозеф II издал указ о веротерпимости.
Что ж, снесли стены, убрали ворота, евреи побогаче переехали в давно уже принадлежавшие им дома престижных районов города.
Но гетто не исчезло сразу, хоть и поменяло название. (Стало зваться в честь императора - Йозефовым). Многим его жителям деться-то больше было некуда, а тут всё привычное, опять же, пойди найди там, в иной Праге, кошерное! Тем не менее постепенно люди покидали насиженное столетиями место, пустели обветшалые дома, не светились по ночам оконца покинутых жилищ. И стали туда стекаться те, кто любил половить рыбку, но в мутной воде: всякие проходимцы, мазурики, выжиги да барахольщики. Понаоткрывали шалманов и притонов с весёлыми девицами да игрой картёжной до утра. И благородные господа из пражской знати не брезговали там искать развлечений.
После отгремевших в Европе наполеоновских войн один из пражских журналистов писал: "Странное место - бывший еврейский город! По вечерам тут легко можно услышать казалось бы несовместимые звуки: матери на идиш пронзительными голосами кличут домой заигравшихся детей, старческий надтреснутый фальцет читает еврейскую молитву, из кабака несётся площадная брань на немецком, а потом - разухабистая чешская песня. И вдруг всё это перекрывает собой густой, сочный голос кантора из Староновой синагоги, несущий древнее песнопение к темнеющим небесам".
Таким и застал Еврейский квартал Густав Майринк, самый мистический писатель Европы, живший на переломе веков в Праге. Он увековечил образ умирающего гетто в своём романе "Голем".
По композиции роман несколько напоминает древнюю еврейскую легенду о царе Шломо и демоне Ашмодае, в которой царь во сне живёт жизнью нищего странника.
Человек, от чьего лица ведётся рассказ, засыпает, и во сне проживает жизнь героя романа, реставратора древностей Атанасиуса Перната, обитающего в трущобах Еврейского города. Действие практически не выходит за незримые границы этого места. Главный злодей романа - еврей-ростовщик, тайный миллионер, притворяющийся нищим старьёвщиком. Впрочем, еврей он лишь по крови. Но и мерилом добра писатель избрал еврея. Шемайя Гиллель, чьё имя состоит из имён двух законоучителей Гиллеля и Шамайи - праведник, мистик и знаток "Книги Сияния", при этом он же "всего лишь смиренный архивариус при еврейской ратуше", чья "неприметная служба... состоит в том, чтобы надлежащим образом, четко и аккуратно, вести регистрационный реестр живых и мертвых"...
Меж двумя этими полюсами духовности, олицетворениями Шеола и Пардеса, пролегает жизненный путь Перната, приведший его через гибель в мире явленного к незримому Дому у Последнего Фонаря, жилищу мудреца Гиллеля и его дочери Мириам. Декорациями к этим сценам становятся узкие улочки Еврейского квартала, заброшенные дома, катакомбы подземных ходов и странная, запечатанная шестиугольным знаком комната, в которой обитает«дыхание костей", суть гетто, некогда оживлявшая глиняную фигуру рабби Лёва и теперь хранящая таинственную рукопись "Иббур", "Чреватость духа": "Обитель его высоко над землей, и нет в сей глухой каморе дверей, лишь одно окно, чрез кое невозможно договориться со смертными".
В конце романа Пернат, освобождённый из тюрьмы, куда был заключён по навету ростовщика, спешит в Еврейский квартал и не узнаёт его: трущобы исчезли, кругом всё перекопано и идёт обширное строительство. Прокрадываются новые улицы, возводятся красивые здания... Почти никто не помнит прежних обитателей. Гетто больше нет!
Майринк своими глазами видел все эти разительные перемены: как вынимаются булыжники мощёных улиц, сносятся старые стены, видел рождение нового, богатого квартала Праги, где рядом с нетронутыми синагогами гуляет хорошо одетая, чистая публика. Стучат о новые мостовые щегольские тросточки, цокают каблучки, приподнимаются в приветствии шляпы, звонят колокольчики у дверей дорогих магазинов, запах кофе и выпечки разносится от модных кофеен...
Физически, материально гетто больше нет, но остаётся память, и 12 уровней захоронений на тысячелетнем еврейском кладбище, остаётся могила рабби Лёва, остаётся беззаветная преданность Торе, не сломленная ложью и ненавистью, остаётся то, что по воле В-него самой жизнью вопреки пене повседневности было преобразовано в чистое золото бытия.
