Одна из моих любимых тем, «еврейский след» в мировой популярной музыке первой половины ХХ века, абсолютно неисчерпаема. Нитка из клубка ведет все дальше, всплывают все новые, хотя когда-то широко известные имена. А мир тесен, и иногда выясняются их связи с ныне живущими, даже хорошо знакомыми нам людьми.
В 1920-х годах, на пике карьеры, Аарон Лебедефф, несомненно, был одним из самых популярных еврейских певцов в мире. Ему посчастливилось попасть в американскую еврейскую оперетту в смутном 1920 году, когда она вступала в эпоху наибольшей популярности, обретя большие театральные здания и плодовитых композиторов. Этот театр первоначально возник на рубеже веков благодаря усилиям Джейкоба Адлера, Джейкоба Гордона, Дэвида Кесслера и других. Лидером и главным двигателем еврейской оперетты стал Борис Томашевский, в период Первой мировой войны открывший великолепный Национальный театр в Нижнем Ист-Сайде на Второй авеню. Около 20 других идишских театров в городе соревновались с Национальным за привлечение актерских талантов, и Томашевский отреагировал на это, став чем-то вроде импресарио. Одной из «находок» Томашевского, возможно, величайшей, был Аарон Лебедефф, идишский комик, который тогда яростно выживал в Китае.
Арон родился в Гомеле в 1873 году. В детстве он часто пел с местным хазаном Борухом-Довидом, хотя семья планировала Арону судьбу портного или приказчика отцовской лавки.
Он даже сбежал в Минск с проезжавшей через Гомель труппой русского театра, но «экскурсия» закончилась неудачей. Вернувшись, он самонадеянно открыл школу танцев, а потом стал иногда играть в любительских спектаклях на идиш в Бобруйске и Минске.
Затем в Гомель приехала одна из первых профессиональных идишских театральных трупп — Лазаря Бернштейна. Там Арон пел в хоре, был швейцаром, гардеробщиком, помощником суфлера, играл в постановках, объездил с этим театром кучу местечек и городков, перешел в театр «Pipkincr Rav in Shomer's Baal Tshuva» и обратился к оперетте, где в полной мере раскрылись его вокальные таланты и умение «держать» зрителя.
После многих лет скитаний по театрам звезда его более устойчиво взошла в 1912 году в русской Польше, где его назвали Литовским комиком — Litvak Komiker или Der Litvisher Komiker. Он играл в театре Ицхока Зандберга в Лодзи и в труппе Аврома Фишзона; женился на Ребекке Шехтман, ставшей Верой Лебедевой.
Ему было далеко за 40, когда грянула революция. Он ее категорически не принял.
Существуют две версии, как он попал на Дальний Восток, а затем в Китай: по первой — будучи призванным в русскую армию и вместе с нею, по второй — будучи призванным и откупившись всем своим имуществом, бежал туда сам.
В Харбине он выступал с романсами в ресторанах для белых офицеров. Есть версии, что на долгом пути туда он спел в Москве перед Лениным и Троцким, но это не подтверждено документами. Он перебрался в Шанхай, когда его нашел Томашевский. Неясно, где и как именно это произошло.
В 1920 году уже совсем не молодой Аарон оказался в Нью-Йорке, где незамедлительно был принят в труппу Национального еврейского театра Бориса Томашевского и получил главную роль в пьесе «Лёвке Маладец». О его дебюте один из зрителей сказал: «Америка никогда не видела ничего лучше того, что мы видели в тот вечер». Несмотря на, казалось бы, не самый подходящий для начала карьеры возраст, но обладая не менее убийственными харизмой, способностью к импровизации и танцам, Лебедефф мгновенно стал звездой. Шестнадцать лет каждый сезон он играл на Второй авеню, не пропустив ни одной недели выступлений. Надо отметить оперетты «Malkele» (1937), «Bublitchki» (1938), где он пел вместе с великой Молли Пикон.
К концу 1920-х годов Лебедефф стал не только самым популярным идишским опереточным актером, но также сочинял большую часть музыкального материала и руководил постановками. У него также был мощный, красивый и совершенно еврейский голос, который идеально соответствовал акустическим требованиям театра и хорошо звучал с пластинок. Однако его популярность зависела не столько от вокальных и музыкальных данных, сколько от поведения — безграничного энтузиазма, эмоциональности, стремительности движений. Он царил на сцене, бурно транслировал слушателям ностальгию по романтизированному местечку как к общему месту их происхождения, объединяя и зажигая аудиторию, заставляя ее хохотать и рыдать.
Он часто выступал за пределами Нью-Йорка — в крупных городах Восточного побережья, включая Бостон и Филадельфию, а также в Детройте — не только в театрах, но и в ресторанах, сделал в 1920-х годах огромное количество записей, в основном для студий Emerson, Brunswick и Vocalion, – и стал поистине национальной фигурой. Интервьюерам в 1925 и 1929 годах он сказал, что ему нравится гастролировать, чтобы не отдаляться от своей аудитории и познакомиться с молодым поколением. Он помогал сохранить интерес евреев-иммигрантов к культуре идиш. В октябре 1932 года «The New York Times» в театральном обзоре отметила его талант.
«Левке Маладец», первая комедия, в которой он появился, та, которая определит его стиль, рассказывала о приключениях и злоключениях иммигранта-мошенника, но бесхитростного и добросердечного, который побеждает все невзгоды. В театрах Нижнего Ист-Сайда за ним закрепилось прозвище Litvak Komiker, так как артисты черпали идеи для гэгов из полусерьезного конфликта, возникшего между эмигрантами из Белоруссии и Литвы – «литваками», и выходцами из более южного региона вокруг польско-украинской Галиции – «галицианерами».
На сайте, посвященном памяти Лебедеффа, неведомый автор пишет (и справедливо): «Лебедефф почти всегда показывал именно провинциальное еврейство, как и многие американские еврейские композиторы той эпохи, чья музыка вдохновляла публику на желание романтизировать ее провинциальное происхождение. Один из четверки «китов»-композиторов американских мюзиклов, Эйб Эллштейн, выразил мнение, что все еврейские композиторы должны писать о жизни своего народа в прошлом, будь то в библейском Израиле или в восточноевропейском местечке».
Большая часть материала, который Лебедефф использовал на сцене и в песнях даже в 1940-х годах, продолжала уносить его слушателей в их дом в Старом Свете, будь то Россия, Украина, Литва, Белоруссия, Польша или Румыния. Сами названия некоторых популярных песен Лебедева в двадцатых и тридцатых годах, созданных такими композиторами, как Герман Воль, Шолом Секунда, Александр Ольшанецкий, Иосиф Румшинский и Авраам Эллштейн, свидетельствуют о повсеместном распространении этой ностальгической темы: «Свадьба в Одессе», «Янкель в Америке», «Сёмке стал женихом», «Мотке из Слободке», «Кавказская любовь», «Русская любовь», «Деревенская свадьба», «Восточная свадьба», «Румынский литвак», «Slutzk Mein Shtetele»...
Вот дивная песня Odessa Mama:
Этими песнями он приобщал слушателей к их провинциальному прошлому и парадоксально давал им новую идентичность как американских евреев.
В целом еврейская популярная сцена в межвоенный период во главе с Лебедеффом и другими помогли еврейской иммигрантской группе, фрагментированной сначала по религиозному, национальному, культурному и социальному классам, найти свой путь к более однородной общине.
На сцене он фантастически менялся: местечковый ребе в лапсердаке, мелкий торговец в жилетке или щеголь в полосатой визитке с канотье и тростью; Молли Пикон называла его «наш денди».
В шестьдесят один год, продолжая играть в театре, на вопрос газетного репортера о секрете своей вечной молодости и элегантности, Лебедефф ответил: «надо хорошо одеваться, есть и пить то, что вы любите и оставаться постоянно влюбленным». Мы знаем, что всю жизнь он был влюблен в свою жену.
Он прожил одну из самых длинных театральных жизней среди артистов Бродвея, выступая до самой смерти. Когда 8 ноября 1960 года на 88-м году жизни он умер, идишский театр в США понес невосполнимую потерю.
А на днях я узнала, что мой коллега — родственник Аарона Лебедеффа. Это наш редактор Николай Лебедев.
