Компания Fania Records, более других работавшая с ним, на прошлой неделе объявила в социальных сетях о кончине Ларри Харлоу.
Знатоки латиноамериканской музыки состязались в выражении скорби. «Вклад Ларри огромен, – написал в Facebook семикратный номинант на премию Грэмми Бобби Санабриа. – Латиноамериканское сообщество потеряло важнейшую часть своей истории, и это очень тяжело для нас».
Но Харлоу не был латиноамериканцем. Его дед его по отцовской линии был театральным обозревателем в еврейской газете «Форвертс». Его отец, Натан Кан, был уроженцем Австрии; мать, Роза Шерман, имела русские корни. Лоуренс Айра Кан родился в 1939 году и вырос в Бруклине, сообщает Jerusalem Post.
Псевдоним Харлоу произошел от сценического имени его отца. Когда-то Натан попал в автомобильную аварию. Доктора, спасшего ему жизнь, звали Харлоу (Harlowe), и в честь него Кан взял сценическое имя Бадди Харлоу (Buddy Harlowe). Но Ларри отказался от буквы «е», чтобы сделать псевдоним более английским – Harlow.
Семья была музыкальной. Мать пела на оперной сцене. Бадди Харлоу три десятилетия подряд играл на контрабасе и руководил группой в легендарном ночном клубе Latin Quarter («Латинский квартал) на Манхэттене, в котором пели Синатра, Элла Фитцджеральд, сестры Эндрюс, а Ларри проводил время за кулисами с дочерью основателя и владельца клуба, Лу Уолтерса.
Надо подчеркнуть, что успешный продюсер Лу Уолтерс родился в Лондоне у Авраама Исаака Варемвассера и Лилиан Шварц.
«Когда я был ребенком 10 или 11 лет, мы с Барбарой обычно сидели в кабинке с прожекторами рядом с осветителем и смотрели каждое шоу, которое там шло», — вспоминал Харлоу в интервью New York Times.
Дочь своего отца, Барбара станет знаменитой Барбарой Уолтерс, телеведущей, журналисткой и писательницей.
Харлоу начал заниматься на фортепиано в пять лет, преуспел в игре на различных инструментах и был принят в престижную Высшую школу музыки и искусств в Гарлеме. Там он открыл для себя музыку, которая станет его жизнью.
«Когда я выходил из метро, то слышал эту странную музыку изо всех винных погребков, — рассказывал Харлоу в интервью Forward 2006 года. — Я думал: Что за музыка? Такая интересная!»
Как утверждают, Харлоу потратил деньги, подаренные ему на бар-мицву, на магнитофон и билет в один конец на Кубу для изучения тамошних музыкальных традиций. Там он погрузился в кубинскую культуру: путешествовал по стране на автобусе, сопровождал музыкальные группы, изучал испанский язык, посещал церемонии Сантерии (синкретическая религия, верования народа йоруба, смешанные с элементами католицизма).
В Fania, популярной гаванской закусочной, он познакомился с другим жителем Нью-Йорка, сыном итальянских иммигрантов Джерри Масуччи, разделявшим его страсть к латиноамериканской музыке. «Он был из Бруклина, как и я, так что мы нашли общий язык», — вспоминал Харлоу.
Кубинская революция прервала его поездку. Он вернулся в Нью-Йорк. Мать устроила ему ангажемент в популярных среди евреев курортных отелях в районе Кэтскиллских гор на севере штата Нью-Йорк. До революции Куба была местом отдыха для обеспеченных американцев, который могли позволить себе не все. Кубинская музыка стала основным «продуктом» в отелях так называемого Borscht Belt – «Борщевого пояса» Кэтскиллса, где работали оркестры латино. Вибрафонист, перкуссионист и композитор Тито Пуэнте играл в кошерном Grossinger's Catskill. Самая известная работа популярного трио Ирвинга Филдса «Bagels & Bongos» объединила идишские песни с латинскими ритмами.
В отеле Schenk's Paramount музыканты собирались вместе на джем-сейшнах, и там Харлоу встречал суперзвезд латиноамериканской музыки.
После того, как Соединенные Штаты ввели эмбарго на торговлю с Кубой, крупные музыкальные лейблы отказались от многих своих латиноамериканских исполнителей. Масуччи, работавший адвокатом по разводам, вскоре заполнил вакуум, осуществив давнюю мечту. В 1964 году он и выходец из Доминиканской республики, музыкант Джонни Пачеко, основали компанию Fania Records, названную в честь гаванской закусочной. Сейчас ее часто называют Motown of Latin Music, Собственно, Motown – специализировавшаяся на ритм-энд-блюзе компания звукозаписи в Детройте, сверхуспешная в 1960-е и в начале 1970-х.
Ларри Харлоу был первым артистом, подписавшим с ними контракт.
«Первое, что я заметил, это то, что он действительно умел играть латиноамериканскую музыку, – вспоминал Пачеко несколько десятилетий спустя. – Когда он начал свое невероятное соло, именно тогда он меня по-настоящему поймал. Я был ошеломлен».
Харлоу стал одним из самых плодовитых для этого нью-йоркского лейбла музыкантов, записав более 200 альбомов с различными исполнителями и 50 собственных.
Он был первым, кто создал фронтлайн из двух труб и двух тромбонов, которые сегодня используют большинство сальсовых оркестров. В его дебютном альбоме 1965 года «Heavy Smokin» его тогдашняя подруга Вики Берди играла на конгах, что было неслыханно в мире латиноамериканской музыки, где доминируют мужчины. Позже он спродюсировал женский оркестр Latin Fever.
Когда в 1970 году умер Арсенио Родригес, слепой чернокожий музыкант кубинского происхождения, Харлоу записал трибьют-альбом. «Без Арсенио нет сальсы, – сокрушался Ларри. – Этот человек, который первым добавил к этой музыке конги, фортепиано, трубы и многое другое, умер в безвестности. Никто из столпов латинской музыки ничего не делал в его честь. Как еврей, я иногда слышал ехидные комментарии о том, что я чужак. Этот альбом помог их стереть и вызвал некоторое уважение».
Родригеса прозвали El Ciego Maravilloso, «чудесный слепой»; вскоре Харлоу назовут «чудесным евреем». На концертах ведущие объявляли по-испански: «А теперь – El Judio Maravilloso!» Харлоу с гордостью принял это прозвище.
Возможно, лучшее наследие Харлоу обеспечил себе, возглавив в 1974 году сбор 100 000 подписей за признание латинской музыки достойной премии «Грэмми». Три десятилетия спустя, в 2008 году, Харлоу получит премию Trustees Lifetime Achievement Award от Академии звукозаписи, которая присуждает также и «Грэмми».
Многие испаноязычные считали его пуэрториканцем. Это была честь, которую он тоже принял с благодарностью, но часто заявлял: I’m a proud SOB («Я гордый сукин сын, son of a bitch»), а когда начинали смеяться, уточнял: «Сын Бруклина» (son of Brooklin).
«Вы можете вывезти мальчика из Бруклина, но не можете вывезти Бруклин из мальчика», — также любил говорить он.
Узнали высказывание?
В 1975 году он стал священником Сантерии. «Я всегда гордился тем, что я еврей. Нет никакого противоречия между тем, что я еврей и сантеро, – объяснял он. – Будь то каббала или Сантерия, это форма защиты».
Его концептуальный альбом La Raza Latina: A Salsa Suite 1976 года прослеживает корни сальсы от Западной Африки до Кубы и, наконец, до Нью-Йорка, подчеркивая многослойность и вечную новизну этой музыки, как и города, в котором альбом был записан.
Как сказала Аврора Флорес, работавшая с Харлоу над его мемуарами: «Новая музыка родилась на улицах Нью-Йорка, и Ларри Харлоу был одним из ее отцов. Ее придумали родившиеся в Америке дети граждан Пуэрто-Рико, кубинские и доминиканские иммигранты, афроамериканцы и правнук австрийского раввина».
